То ли это Сталин сам «застрелил в коридорчике»…
29 марта, 2016 9:16 пп
Сергей Митрофанов
Сергей Митрофанов:
Убить убийцу 12/1/34
Сергей Митрофанов о том, что мы увидели бы, если бы, как герои Стивена Кинга, попали в 1934 год
Американский писатель Стивен Кинг подарил миру прекрасный роман «11/22/63», о нем я уже писал. По роману был снят столь же выдающийся одноименный сериал, как раз заканчивается его выпуск с русским переводом. И хотя у меня по-прежнему остались претензии как к первому, так и ко второму интеллектуальному продукту. Например, мне претит сама идея исправлять историю посредством убийства человека прошлого руками школьного учителя из будущего. Я отдаю дань таланту и изобретательности автора, но хотел бы поговорит несколько о другом. О том, о чем навеяли размышления Кинга по поводу «пролезть через кроличью нору времени и на месте разобраться, что там, в прошлом, на самом деле произошло».
У Кинга болевая точка истории — убийство «иконы американского либерализма» президента Джона Кеннеди ничтожным репатриантом из СССР Ли Харви Освальдом. Что случилось бы, если бы кто-то помешал стрелять Освальду? — вот нерв его романа. А главное: что же все-таки в реальности произошло в Далласе, кто стоял за Ли Харви Освальдом и стоял ли вообще кто-то?
Впрочем, о том и до Кинга написаны сотни проблемных, конспирологических, политических книг. Но только Кинг умудрился поместить читателя непосредственно на место события и сделать лично ответственным за результат. И я вдруг подумал: а вот бы через эту «кроличью нору» отправиться не в «11/22/63», а в «12/1/34», когда точно такой же ничтожный психопат Леонид Николаев застрелил коммунистического лидера Сергея Кирова в Смольном.
Очевидно, мы напрасно так мало разрабатываем эту тему. Ведь убийство Кирова в Ленинграде имело последствия не менее судьбоносные, чем убийство Кеннеди тридцать лет спустя. Что Кеннеди мог, так это несколько по-другому разыграть вьетнамскую войну и на десять лет раньше выйти на более широкий социальный консенсус в Америке, продвинуться чуть дальше в разрядке международной напряженности. Но в целом Америка поражение в Индокитае пережила, после Кеннеди тоже имела немало побед и ярких президентов.
С живым же Кировым сталинский режим, как многие говорят, получал очень неплохие, если не сказать уникальные шансы пойти другим, более либеральным путем. Наоборот, убийство сталинского эмиссара (он руководил специальной группой, собирающей компромат на все еще влиятельного в это время Бухарина, — по свидетельству А. Авторханова) открывало шлюзы небывалого по жестокости террора, поглотившего почти всю коммунистическую верхушку, не говоря уже о рядовых и безвестных функционерах. Уместно спросить: неужели слепая судьба позволила какому-то жалкому социопату Леониду Николаеву
сотворить такую капитальную пакость, чтобы столкнуть целую Россию-СССР с рельсов, по которым она двигалась к стабильной государственности?
Это великая трагедия тридцатых и по прошествии более чем восьмидесяти лет не становиться ясной. Конкурируют версии — от сугубо бытовой (ревнивый муж случайно убил высокопоставленного любовника своей жены) до теории заговора. То ли это Сталин сам «застрелил в коридорчике» второго по значимости человека в партии, как пелось в тогдашней частушке. То ли он так расстроился от смерти близкого друга, с которым, как говорят, временами ходил в баню, что перебил потом львиную долю соратников, сочтя за врагов.
Находятся и такие, кто с опорой на стенограммы политических процессов, расценивая их, за доказательный документ огромной силы (как, собственно, поступил и печально прославившийся этим Лион Фейхтвангер), делают вывод о существовании некоего разветвленного троцкистско-зиновьевского-бухаринского заговора под руководствомТухачевского. Разве не понятно, — ничтоже сумняшеся утверждают они, — что это враги, а не Сталин, вложили наган в руки Николаева и завели того за спину первого секретаря Ленинградского обкома? Ну, а Сталину ничего не оставалось, как их всех покарать.
Чтобы разобраться в этих хитросплетениях, нужны поистине кинговская «кроличья нора» и командировка года на три непосредственно в окружение мелкого партийного клерка Николаева. Только так, сдружившись с депрессивным бывшим разъездным сотрудником комиссии Института истории (зачем Институту истории разъездной сотрудник?), наш путешественник во времени мог бы лично оценить обстановку тридцатых. Не исключено даже, что мы заранее смогли бы организовать наблюдательный пункт в том роковом коридорчике, чтобы лично проследить, почему Сергея Мироновича потерял из виду его личный охранник Борисов, позже и сам погибший при таинственных обстоятельствах (Н.Хрущев, доклад на XX Съезде). Это было бы очень увлекательно и драматично.
То есть убедиться, не заходил ли ненароком член Политбюро в комнату к роковой Мильде Драуле, жене несчастного Николаева, о которой мы постарались бы заранее составить личное впечатление, красавица она или не красавица. Поскольку опровергающие версию адюльтера ссылаются на то, что Сергею Мироновичу (по слухам, часто проводящему время за кулисами ленинградского Театра оперы и балета) глядеть там было особенно не на что. Ну, толстушка, простецкое лицо… Что, впрочем, несколько опровергает потертое фото, с которого на нас смотрит вполне нормальная миловидная женщина. В связи с этим агенту во времени заодно следовало бы и прояснить ситуацию, связанную с происхождение трехкомнатной квартиры четы Николаевых, которую наверняка они получили не по брони безработного Леонида, — откуда у безработного бронь? — а по каналам сотрудницы аппарате уполномоченного Наркомата лёгкой промышленности по Ленинградской области.
Кстати сказать, ареопаг, состоящий из профессиональных конспираторов и террористов, в эти жестокие времена не чурающийся и странно понимаемого ими чувства черного юмора, позже увековечил имя Кирова, присвоив его вышеупомянутому театру оперы и балета. А в фильме «Великий гражданин», 1939 года, цензура почему-то оставила кадры с выражением ужаса на лице некоей молодой женщины из Смольного, похожей на Драуле, которая первой обнаружила труп трагически погибшего члена Политбюро. В фильме его зовут столь же коротко — Шахов.
Но главное, что нам предстояло бы узнать, отправься мы через кроличью нору в 1934 год и останови Николаева, остановили бы мы Великий террор?
«За» — короткая сталинская оттепель 1934 года с проектом новой конституции, с разговорами об альтернативных выборах (Ю. Жуков, «Настольная книга сталиниста»), создание комиссии для расследования жалоб на перегибы, допущенные чекистами. По всему получалось, наступал долгожданный период умеренности (О. Хлевнюк, «Жизнь одного вождя»). «Против» — то, что чистки при этом не отнюдь прекратились, да и истинные обстоятельства назначения Кирова в Ленинград после бурного XIV Съезда, на котором ленинградская оппозиция попробовала дать бой Сталину, свидетельствовали об обратном. Как чеховское ружье, все это должно было выстрелить в финале.
Так что совсем не исключено, что наш сюжет повернулся бы следующим образом: убери мы Николаева, испорти его наган и оставь в живых «слабого организатора» Сергея Мироновича Кирова, отбей у него Драуле, мы бы даже не притормозили трагический каток. Лишь, как и герой Кинга, чуть-чуть сами помучились бы в прошлом, обогатившись трагических опытом потерь и невозможности что-либо исправить.
Однако вернувшись (если бы нам удалось вернуться), мы написали бы неплохой сценарий сериала.
Сергей Митрофанов
Сергей Митрофанов:
Убить убийцу 12/1/34
Сергей Митрофанов о том, что мы увидели бы, если бы, как герои Стивена Кинга, попали в 1934 год
Американский писатель Стивен Кинг подарил миру прекрасный роман «11/22/63», о нем я уже писал. По роману был снят столь же выдающийся одноименный сериал, как раз заканчивается его выпуск с русским переводом. И хотя у меня по-прежнему остались претензии как к первому, так и ко второму интеллектуальному продукту. Например, мне претит сама идея исправлять историю посредством убийства человека прошлого руками школьного учителя из будущего. Я отдаю дань таланту и изобретательности автора, но хотел бы поговорит несколько о другом. О том, о чем навеяли размышления Кинга по поводу «пролезть через кроличью нору времени и на месте разобраться, что там, в прошлом, на самом деле произошло».
У Кинга болевая точка истории — убийство «иконы американского либерализма» президента Джона Кеннеди ничтожным репатриантом из СССР Ли Харви Освальдом. Что случилось бы, если бы кто-то помешал стрелять Освальду? — вот нерв его романа. А главное: что же все-таки в реальности произошло в Далласе, кто стоял за Ли Харви Освальдом и стоял ли вообще кто-то?
Впрочем, о том и до Кинга написаны сотни проблемных, конспирологических, политических книг. Но только Кинг умудрился поместить читателя непосредственно на место события и сделать лично ответственным за результат. И я вдруг подумал: а вот бы через эту «кроличью нору» отправиться не в «11/22/63», а в «12/1/34», когда точно такой же ничтожный психопат Леонид Николаев застрелил коммунистического лидера Сергея Кирова в Смольном.
Очевидно, мы напрасно так мало разрабатываем эту тему. Ведь убийство Кирова в Ленинграде имело последствия не менее судьбоносные, чем убийство Кеннеди тридцать лет спустя. Что Кеннеди мог, так это несколько по-другому разыграть вьетнамскую войну и на десять лет раньше выйти на более широкий социальный консенсус в Америке, продвинуться чуть дальше в разрядке международной напряженности. Но в целом Америка поражение в Индокитае пережила, после Кеннеди тоже имела немало побед и ярких президентов.
С живым же Кировым сталинский режим, как многие говорят, получал очень неплохие, если не сказать уникальные шансы пойти другим, более либеральным путем. Наоборот, убийство сталинского эмиссара (он руководил специальной группой, собирающей компромат на все еще влиятельного в это время Бухарина, — по свидетельству А. Авторханова) открывало шлюзы небывалого по жестокости террора, поглотившего почти всю коммунистическую верхушку, не говоря уже о рядовых и безвестных функционерах. Уместно спросить: неужели слепая судьба позволила какому-то жалкому социопату Леониду Николаеву
сотворить такую капитальную пакость, чтобы столкнуть целую Россию-СССР с рельсов, по которым она двигалась к стабильной государственности?
Это великая трагедия тридцатых и по прошествии более чем восьмидесяти лет не становиться ясной. Конкурируют версии — от сугубо бытовой (ревнивый муж случайно убил высокопоставленного любовника своей жены) до теории заговора. То ли это Сталин сам «застрелил в коридорчике» второго по значимости человека в партии, как пелось в тогдашней частушке. То ли он так расстроился от смерти близкого друга, с которым, как говорят, временами ходил в баню, что перебил потом львиную долю соратников, сочтя за врагов.
Находятся и такие, кто с опорой на стенограммы политических процессов, расценивая их, за доказательный документ огромной силы (как, собственно, поступил и печально прославившийся этим Лион Фейхтвангер), делают вывод о существовании некоего разветвленного троцкистско-зиновьевского-бухаринского заговора под руководствомТухачевского. Разве не понятно, — ничтоже сумняшеся утверждают они, — что это враги, а не Сталин, вложили наган в руки Николаева и завели того за спину первого секретаря Ленинградского обкома? Ну, а Сталину ничего не оставалось, как их всех покарать.
Чтобы разобраться в этих хитросплетениях, нужны поистине кинговская «кроличья нора» и командировка года на три непосредственно в окружение мелкого партийного клерка Николаева. Только так, сдружившись с депрессивным бывшим разъездным сотрудником комиссии Института истории (зачем Институту истории разъездной сотрудник?), наш путешественник во времени мог бы лично оценить обстановку тридцатых. Не исключено даже, что мы заранее смогли бы организовать наблюдательный пункт в том роковом коридорчике, чтобы лично проследить, почему Сергея Мироновича потерял из виду его личный охранник Борисов, позже и сам погибший при таинственных обстоятельствах (Н.Хрущев, доклад на XX Съезде). Это было бы очень увлекательно и драматично.
То есть убедиться, не заходил ли ненароком член Политбюро в комнату к роковой Мильде Драуле, жене несчастного Николаева, о которой мы постарались бы заранее составить личное впечатление, красавица она или не красавица. Поскольку опровергающие версию адюльтера ссылаются на то, что Сергею Мироновичу (по слухам, часто проводящему время за кулисами ленинградского Театра оперы и балета) глядеть там было особенно не на что. Ну, толстушка, простецкое лицо… Что, впрочем, несколько опровергает потертое фото, с которого на нас смотрит вполне нормальная миловидная женщина. В связи с этим агенту во времени заодно следовало бы и прояснить ситуацию, связанную с происхождение трехкомнатной квартиры четы Николаевых, которую наверняка они получили не по брони безработного Леонида, — откуда у безработного бронь? — а по каналам сотрудницы аппарате уполномоченного Наркомата лёгкой промышленности по Ленинградской области.
Кстати сказать, ареопаг, состоящий из профессиональных конспираторов и террористов, в эти жестокие времена не чурающийся и странно понимаемого ими чувства черного юмора, позже увековечил имя Кирова, присвоив его вышеупомянутому театру оперы и балета. А в фильме «Великий гражданин», 1939 года, цензура почему-то оставила кадры с выражением ужаса на лице некоей молодой женщины из Смольного, похожей на Драуле, которая первой обнаружила труп трагически погибшего члена Политбюро. В фильме его зовут столь же коротко — Шахов.
Но главное, что нам предстояло бы узнать, отправься мы через кроличью нору в 1934 год и останови Николаева, остановили бы мы Великий террор?
«За» — короткая сталинская оттепель 1934 года с проектом новой конституции, с разговорами об альтернативных выборах (Ю. Жуков, «Настольная книга сталиниста»), создание комиссии для расследования жалоб на перегибы, допущенные чекистами. По всему получалось, наступал долгожданный период умеренности (О. Хлевнюк, «Жизнь одного вождя»). «Против» — то, что чистки при этом не отнюдь прекратились, да и истинные обстоятельства назначения Кирова в Ленинград после бурного XIV Съезда, на котором ленинградская оппозиция попробовала дать бой Сталину, свидетельствовали об обратном. Как чеховское ружье, все это должно было выстрелить в финале.
Так что совсем не исключено, что наш сюжет повернулся бы следующим образом: убери мы Николаева, испорти его наган и оставь в живых «слабого организатора» Сергея Мироновича Кирова, отбей у него Драуле, мы бы даже не притормозили трагический каток. Лишь, как и герой Кинга, чуть-чуть сами помучились бы в прошлом, обогатившись трагических опытом потерь и невозможности что-либо исправить.
Однако вернувшись (если бы нам удалось вернуться), мы написали бы неплохой сценарий сериала.