«Теперь я понимаю, куда весь наш творог уходит. В Англию…»
19 марта, 2021 12:50 пп
Мэйдэй
Игорь Бродский
Владимир Рабинович:
Молокопродукты.
A вот у меня был случай. Стою я на вокзальном перроне в Минске в ожидании поезда на Москву. Все у меня в жизни за*бись: билет в СВ вагон вложен в американский паспорт, котлетка в тысячу баксиков, которую я отложил потратить в столице с молодой красивой женщиной. На неделю прогнала, сучка, своего мужа и ждет меня. Сухумские друзья-бандиты, сбежали от войны в Москву, позвали в гости покурить анаши и рассказать про Нью-Йорк. Мне всего каких-нибудь сорок пять лет и первая лысина, как тонзура, едва заметна на затылке, а если стричься коротко, то и не заметна вообще. Нормальный прикид свободного и не бедного иностранца. Стою я и с понтом покуриваю гаванскую сигару, цена на них здесь копеечная и вдруг вижу пожилую женщину, которая тащит огромный мешок размером с человека через железнодорожные пути. Устала, стоит, дух переводит. Включился во мне советский пионэр-тимуровец, не удержался, спустился с перрона и помог ей. Вспотел, испачкался, рассердился на самого себя дотащил и кинул мешок на землю. А она говорит:
— Вы мешок не ложте, поставьте его к столбу, а то потекет. А потом присмотрелась ко мне и спрашивает:
— Ты русский, вообще?
Я с понтом отвечаю:
— Если быть точным в определении, то я американский гражданин, по национальности еврей, беларуский писатель, который пишет на русском языке.
А она мне говорит:
— У тебя какая-нибудь конфетка от сердца есть?
— Есть, — говорю, — специальные таблетки, подавляющие запах изо рта.
— Ну, дай — говорит, — парочку.
Я ей отсыпал в грязную ладонь несколько таблеток, она их закинула в рот, прожевала и говорит:
— Ты, еврейский писатель, постой возле мешка, посторожи, а я за другим сбегаю.
— Да что там у вас в мешках? — спрашиваю.
Она говорит:
— Да какая тебе разница.
— Я должен знать. Мало ли что там у вас.
— Дары беларуской природы. Молокопродукты.
Убежала по путям, как Анна Каренина. Я стою дальше. Подходят два мента. Увидели человеко-мешок. Один ткнул ему в живот дубинкой и спрашивает:
— Что везем?
Я говорю:
— Молокопродукты.
— Покажите ваши документы. Я достал паспорт, показываю.
Мент развернул и спрашивает:
— Это на каком языке написано?
Я говорю:
— По-английски.
— Из Англии, что ли?
И, не дожидаясь моего ответа:
— Теперь я понимаю, куда весь наш творог уходит. В Англию.
Ко мне, строго:
— По какому адресу в Англии проживаете?
— Я живу в Соединенных Штатах Америки.
— А почему по-русски так хорошо разговариваете?
— Потому, что я родился здесь, в Минске, и прожил сорок лет своей жизни, — отвечаю я с некоторым раздражением.
Вдруг слышу:
— Хлопцы, чего вы к нему привязались. Это он мой мешок сторожит.
Это тетка вернулась со вторым мешком.
— А, — говорит мент, — так это твои, Петровна. А что же ты говорила, что у тебя только один мешок. Обманула. Давай пятихатку за второй доплачивай.
— Хлопцы, — говорит тетка плачущим голосом, — дайте сперва продать. На обратном пути рассчитаюсь.
— На обратном пути будет тысяча, — говорит мент.
— Сволочи, говорит тетка, — живодеры. Да вы хотя бы этого иностранца постеснялись.
— Какой он иностранец, он наш, русский.
— Ошибаетесь, — говорю, — я американский гражданин, по национальности еврей, беларуский писатель, который пишет на русском языке.
Мэйдэй
Игорь Бродский
Владимир Рабинович:
Молокопродукты.
A вот у меня был случай. Стою я на вокзальном перроне в Минске в ожидании поезда на Москву. Все у меня в жизни за*бись: билет в СВ вагон вложен в американский паспорт, котлетка в тысячу баксиков, которую я отложил потратить в столице с молодой красивой женщиной. На неделю прогнала, сучка, своего мужа и ждет меня. Сухумские друзья-бандиты, сбежали от войны в Москву, позвали в гости покурить анаши и рассказать про Нью-Йорк. Мне всего каких-нибудь сорок пять лет и первая лысина, как тонзура, едва заметна на затылке, а если стричься коротко, то и не заметна вообще. Нормальный прикид свободного и не бедного иностранца. Стою я и с понтом покуриваю гаванскую сигару, цена на них здесь копеечная и вдруг вижу пожилую женщину, которая тащит огромный мешок размером с человека через железнодорожные пути. Устала, стоит, дух переводит. Включился во мне советский пионэр-тимуровец, не удержался, спустился с перрона и помог ей. Вспотел, испачкался, рассердился на самого себя дотащил и кинул мешок на землю. А она говорит:
— Вы мешок не ложте, поставьте его к столбу, а то потекет. А потом присмотрелась ко мне и спрашивает:
— Ты русский, вообще?
Я с понтом отвечаю:
— Если быть точным в определении, то я американский гражданин, по национальности еврей, беларуский писатель, который пишет на русском языке.
А она мне говорит:
— У тебя какая-нибудь конфетка от сердца есть?
— Есть, — говорю, — специальные таблетки, подавляющие запах изо рта.
— Ну, дай — говорит, — парочку.
Я ей отсыпал в грязную ладонь несколько таблеток, она их закинула в рот, прожевала и говорит:
— Ты, еврейский писатель, постой возле мешка, посторожи, а я за другим сбегаю.
— Да что там у вас в мешках? — спрашиваю.
Она говорит:
— Да какая тебе разница.
— Я должен знать. Мало ли что там у вас.
— Дары беларуской природы. Молокопродукты.
Убежала по путям, как Анна Каренина. Я стою дальше. Подходят два мента. Увидели человеко-мешок. Один ткнул ему в живот дубинкой и спрашивает:
— Что везем?
Я говорю:
— Молокопродукты.
— Покажите ваши документы. Я достал паспорт, показываю.
Мент развернул и спрашивает:
— Это на каком языке написано?
Я говорю:
— По-английски.
— Из Англии, что ли?
И, не дожидаясь моего ответа:
— Теперь я понимаю, куда весь наш творог уходит. В Англию.
Ко мне, строго:
— По какому адресу в Англии проживаете?
— Я живу в Соединенных Штатах Америки.
— А почему по-русски так хорошо разговариваете?
— Потому, что я родился здесь, в Минске, и прожил сорок лет своей жизни, — отвечаю я с некоторым раздражением.
Вдруг слышу:
— Хлопцы, чего вы к нему привязались. Это он мой мешок сторожит.
Это тетка вернулась со вторым мешком.
— А, — говорит мент, — так это твои, Петровна. А что же ты говорила, что у тебя только один мешок. Обманула. Давай пятихатку за второй доплачивай.
— Хлопцы, — говорит тетка плачущим голосом, — дайте сперва продать. На обратном пути рассчитаюсь.
— На обратном пути будет тысяча, — говорит мент.
— Сволочи, говорит тетка, — живодеры. Да вы хотя бы этого иностранца постеснялись.
— Какой он иностранец, он наш, русский.
— Ошибаетесь, — говорю, — я американский гражданин, по национальности еврей, беларуский писатель, который пишет на русском языке.