«Тем временем моя рука всё глубже вонзала нож…»
24 октября, 2022 11:27 дп
Ольга Роева
Ольга Благодарская:
#мама, я люблю тебя
Глава 9. (глава 8 здесь)
Итак, дело было 10 лет назад. Я приехала к маме на каникулы и после лаконичного чаепития легла спать.
Мама же отправилась на второй этаж — она всегда спит на втором — боится потопа. Таким образом, все холодильники в доме как бы перешли в моё полное преступное распоряжение.
С утра меня разбудил вой сирены.
Сперва я подумала, что нас действительно затопило. Или из дома убежал кот Клаус — последний любимчик мамы, её четвероногая, жиреющая десница.
Не заботясь о костюме, я молнией выбежала из спальни и буквально сразу же оказалась в эпицентре событий. Мама стояла посреди столовой, её щёки пылали. Но это был не утренний румянец цветущей женщины, а какое-то пульсирующее флуоресцентное пятно во всё лицо. Как у взбесившегося кальмара. Было очевидно, что мама тоже не заботилась о костюме этим утром. Она предстала передо мной в спальных кружевных шортах и наспех накинутом пиджаке моего покойного дедушки. Ах да, надо обязательно пояснить, к моменту, когда мама села на царство, все обитающие в доме родственники вымерли. Вроде как от естественных причин, но кто знает… Думаю, в это же время в станице произошел значительный отток сельского населения в города.
Когда моё сознание окончательно стряхнуло остатки сна, я попыталась уловить суть и смысл открывшейся предо мной живой картины. Итак, мама по-прежнему занимала центральное место в сцене, причитая и размахивая руками. У её ног ошивался кот Клаус. Всё внимание присутствующих было обращено к столу. Точнее, к лежащему на столе брикету мороженого. Хотя, технически это был уже не брикет, а скорее огрызок от него. Не «коровка из кореновки», а её хвост. Поддавшись общей панике, я тоже стала смотреть на этот брикет с нескрываемым ужасом. Я всё еще не понимала, что случилось.
— А вот и мы! — поприветствовала меня мама и улыбнулась. Но это была горькая, недоброжелательная улыбка. Что-то во мне встрепенулось.
— Доброе утро! Лазурь и пурпур солнечных небес… — осторожно заметила я. Так как лазурь действительно читалась в небе.
В ответ — кавалькада смеха, резко оборванная ледяным, стеклянным взглядом. Было очевидно, что брать в расчёт прелести нового дня с его лазурью и пурпуром мама никак не желала.
— Думала, я ничего не замечу, да? Ахахаха, — и она опять засмеялась. Но это опять был нездоровый смех. Смех, которым обычно пользуются злодеи в индийских фильмах, перед тем как метнуть кинжал вам в глаз.
Стоит признать, что я не привыкла начинать утро с допросов. Пускай мы живём в России, да, но всё-таки есть какие-то грани разумного. В собственном доме, куда я как усталый пилигрим ехала за тишиной и покоем, как-то не ждешь полицейского произвола.
— Не делай вид, что ничего не понимаешь, маленькая леди (никогда раньше меня так не называли). Просто удивительно! Годы идут, а у тебя всё те же детские замашки. Куда делось мороженое? Хотим мы все знать.
Кто — все? Хотелось в свою очередь знать мне. Неужели этот жирный кот Клаус так возвысился, что его уже воспринимают как полноправного члена семьи? Однако благоразумие подсказало мне, что подобного рода вопросы не прояснят ситуацию, а лишь усугубят моё собственное положение. Любимого кота матери лучше не трогать. Кстати, сам кот тем временем спокойно лежал у неё в ногах, посасывая свои пальчики. Точно довольный аристократ, на глазах которого казнят проворовавшуюся чернь. Терпеть не могу этого кота. Самое противное и лицемерное создание из тех, что проникали в наш дом. Если к прокурорским замашкам мамы я более — менее привыкла, то предстать перед судом таких ничтожеств, как Клаус — уж совсем ниже моего достоинства. Я старалась игнорировать его нахальный взгляд.
— Так вот же мороженое. — спокойно указала я на стол с мороженым, и стала подходить ближе, чтобы удостовериться, что увиденное мной — не иллюзия. Не сладкая грёза полусонных глаз.
— Без тебя вижу, что мороженое! Но почему оно обрезанное? Куда делась половина? — и мама, резко согнув руку в локте, сделала мне предупреждающий знак «стоп». Недвусмысленный жест, чтобы я оставалась там, где стояла. До меня начало доходить, что всё это не шутка. Не порождение моих ночных кошмаров. То, что для меня было просто обеденным столом, для мамы являлось местом преступления. На пару с котом они оцепили мороженое и запретили мне к нему приближаться. Хуже того, моя медлительность, кажется, начинала их раздражать.
Боюсь, я оказалась в положении, в котором мне не в силах была помочь даже справка из «ОВД инфо». Одно упоминание этой справки заставило маму хохотать до упаду. В целом моя попытка защитить себя полностью провалилась и вызвала еще больше глумливых насмешек, чем мои первые, прославляющие утро реплики. Таким образом, надежда на хотя бы отдаленное подобие правосудия в этом доме теней была для меня полностью потеряна.
Я как заводная игрушка стояла и покачивалась с пятки на носок, и соответственно с носка на пятку. Кстати, это упражнение отлично снимает утренние отёки.
Но сейчас не о красоте.
Я покачивалась, и с каждым таким покачиванием как будто всё больше тупела, задавая себе один и тот же вопрос «почему всё это произошло со мной? Что мне делать, Господи? Бежать в Месопотамию, в дом Вафуила, брата Ревекки? Куда деться праведной дочери перед гневом матери?»
Я была в тупике. Как бы я ни старалась, объяснить пропажу мороженого у меня не получалось. Безусловно, я никогда не страдала лунатизмом и не совершала по ночам агрессивных вылазок к материнским холодильникам. Миндальное мороженое с шоколадной крошкой никогда не было руководящей целью моей жизни. Да, «Коровка из Кореновки» — украшение нашей серой жизни, и оно, безусловно, ни раз спасало меня в самые тёмные минуты. Но это — не то, ради чего люди моего калибра идут на преступление.
В общем, при одной мысли о мороженом меня начинало мутить. Видимо, я слишком интенсивно раскачивалась… Тем временем мама уселась за стол, и зловеще сложила кончики пальцев. Клаус начал нарезать вокруг меня круги, как акула перед обедом. Кот явно жаждал насилия и уже не мог усидеть на месте.
— Хорошо. Раз ты утверждаешь, что ты не прикасалась к мороженому — подойди, и обрежь его. Хочу посмотреть, как ты режешь. Мы сравним срез и посмотрим…
Я — глубоко верующий человек, поэтому мне ничего не стоит поклясться тут, что всё так и было. Мама спокойно встала, прошагала к кухонному шкафу и выдвинула одно из отделений. Именно с таким выражением лица палачи в фильмах открывают свой чемоданчик, выбирая любимый инструмент. «Так, так, так» — довольно засопела мама.
Я закрыла глаза и сглотнула.
Я открыла глаза. Однако марево безумия никуда не делось.
— И что же мы стоим? — пыталась подбодрить меня мама, наконец пригласив к обеденному столу.
Взвесив все «за» и «против», а также вспомнив, что мой паспорт и билет до Москвы лежат далеко в другой комнате, я пришла к единственному разумному выводу: прямо сейчас лучше пойти на уступки и согласиться на следственный эксперимент. Если повезёт, я отделаюсь всего лишь взысканием.
— Вот и умница. Просто повтори всё то, что ты сделала ночью. Клаус, отойди от неё.
Безусловно, я не могла не осознавать, что происходящее, как пишут в некоторых учебниках истории, «стало принимать сюрреалистические черты». Настолько сюрреалистические, что мне казалось, возьми я в руки нож и начни резать это злосчастное мороженое, как все мы выдохнем и покатимся со смеху. Ещё и соседям перескажем этот анекдот. В прошлом всё так и было. Частенько мне удавалось закончить такие представления неожиданной шуткой или смешной пантомимой. Тогда мама хвалила меня за находчивость и оставляла жить в Спарте дальше. Но время шло, а никакой шутки как назло не приходило в голову. Тем временем моя рука всё глубже вонзала нож в плоть «Коровки из Кореновки». Секунды превратились в вечность.
— Ну вот! Посмотрите! Что и требовалось доказать! Так криво как ты никто не режет. Идеальный зигзаг. Вот поэтому ты у нас не худеешь! Потому что обжираешься по ночам мороженым! С меня довольно, Можешь хоть целиком запихать себе это мороженое. Подавись им!
И тут меня прорвало. До последнего я надеялась, что мать раскается в своем безумии, увидев как неопытна моя рука обходится с кухонными ножами. Теперь же, услышав свой приговор — не совместимый с жизнью — ибо, не дай бог никому из нас умереть такой красивой смертью, я вышла из себя.
— Да чёрт возьми! Сколько можно! Даже если бы я встала ночью и стащила это чертово мороженое, что в этом такого?
— Значит, это всё-таки была ты! Ты! Я так и знала! — и они с котом чуть не закружились в танго от счастья. — Ты даже не понимаешь, что тут не так. Для тебя — это нормальные вещи.
— Да не брала я твоё мороженое!
Я нарочно не даю тут никаких ремарок, так как скандал набирал оборот и было не до пауз.
— Тогда, куда же по-твоему делось моё мороженое? Может быть, Клаус его взял?
Меня несколько порадовало, что даже в порядке упрощенного судопроизводства, мне всё- таки дали последнее слово. Слава богу, к этому времени мысли ко мне вернулись. Отрывками мне стали приходить кое-какие подсказки. Они загорались как лампочки: 1945 год, война, подвал Кёнингсбергского замка. Наконец, картина была освещена целиком.
Я подняла руку, призывая присутствующих к тишине.
— Вот что я думаю. И прошу выслушать меня внимательно. — положенный речевой люфт и смелый взгляд, обращенный прямо в толпу. Кот наконец почувствовал неловкость, и отвёл глаза в сторону.
— Вот мой вердикт. Думаю, твоё мороженое сейчас там же, где и знаменитая янтарная комната. Или чаша Грааля. В хаосе небытия. Мистика. Загадка истории. Только этим я могу объяснить происходящее.
Очевидно, до сих пор мама не подходила к ситуации с такой нестандартной стороны. Она задумалась. Судя по её замершему взгляду, она либо впервые столкнулась с нигилистическим ужасом внутри вселенной, либо думала, чем бы в меня в меня запустить. Впрочем, это не помешало мне завершить свою речь.
— Сейчас, мама, нам всем надо успокоиться и как бы больно не было, принять ту мысль, что ни мороженого, ни янтарной комнаты на этом свете мы больше не увидим. Быть может, лет через 100 кто-то и …
Но тут Клауса затошнило и мама бросилась к нему придержать головку. Достаточно мерзкая картина. Жирное чудище изрыгает куски мяса, которые уже не может переварить, а его при этом ещё и поглаживают по лоснящейся спинке.
— Это всё? Или мне приготовить руку и принести топор? — как можно более вызывающе уточнила я. И, чтобы мои слова задели присутствующих за живое, я задрала рукава пижамы, обнажив свои прозрачные запястья.
— Я не разговариваю с лжецами. Спасибо за утро! — и подхватив чучело кота на ручки, мама прошествовала на улицу в сторону сада.
Честно говоря, нам всем сейчас не помешало бы пойти в сторону сада, подышать свежим воздухом. Но мне пришлось победить в себе острую жажду озона. Озон успеется, решила я.
Сейчас же, пока я не совсем утратила способность критически воспринимать окружающее, надо подумать, как убраться из этого чумного барака. Прежде чем меня реабилитируют и снимут все обвинения, пройдут годы. Пока же моя участь незавидна. Теперь с меня точно не спустят зорких глаз. Силки для меня будут расставлены по всему дому, куда бы я не пошла — я всё равно попаду в западню.
Один раз потеряв своё мороженое, мама сделает всё, чтобы не допустить этого впредь. Она будет ходить за мной по пятам как охранник «пятерочки». А в таком положении я вряд ли смогу рассчитывать на желанный отдых в компании Флоренс Бейри и её книги «птицы сквозь театральный бинокль» (замечательная книга, знакомит с азами орнитологии)
В общем , я твёрдо решила: пока в доме не установят камеры видеонаблюдения — ноги моей в нём не будет. Это второе. А первое — не могу понять, на какой стакан воды рассчитывает мама в старости, если она жалеет для своего единственного дитя «коровку из Кореновки»? В конце концов, неужели я как студентка бюджетного отделения МГУ, надежда русской историографии и состоявшийся автор оппозиционных новостей, не имею права на кусочек материнской глюкозы? Ей бы подумать, что раз инвестировав в меня брикет своего мороженого, она получит со временем 10 таких брикетов. 20! 30! А то и 40! Она бы каждый день могла принимать ванну из мороженого, посыпая себя шоколадной крошкой.
В сердцах я покидала вещи и что называется, была такова. Кубанская земля больше не текла для меня мёдом и молоком. Честно говоря, она вообще никогда не текла для меня ни мёдом, ни молоком, ни мороженым.
Ну, а дальше вы знаете.
Мама как стрела в тетиве догнала меня в аэропорту. После головокружительной погони, мы обе остановились у ларька «пресса», где и произошло тягостное для всех объяснение. Следуя протоколу, мама сперва зачитала мои права и обязанности. В частности, мне напомнили о предстоящем семейном ужине, на который я должна явиться. В «Елизаветинских лугах» мама обзавелась несколькими подругами, и теперь рассчитывала представить меня этому клубу «Виндзорских насмешниц».
Насколько я понимаю, темой предстоящего пира должен был стать мой нашумевший сюжет в новостях с участием Владимира Жириновского. Моё личное знакомство с таким человеком восхитило и потрясло краснодарское высшее общество. Электорат «Елизаветинских лугов», включая маминых подруг, очень сочувствовал либерально-демократическому крылу и потому, ждал от меня любых подробностей из жизни его харизматичного лидера.
Конечно, мама не могла не понимать, что явив миру дочь, вхожую в российский истеблишмент, она могла существенно возвысить свой собственный статус в деревне. Но меня это уже не волновало. Мама сама пустила в расход свой козырь и в итоге осталась ни с чем. Надеюсь, тот позор, который она испытала на званом ужине, когда явилась без приглашенной звезды, стал памятником её гордыне и амбициям.
Пользуясь тем, что на территории аэропорта власть мамы не действует, я развернулась «кругом» и направилась к стойкам регистрации. Я шла прямой дорогой, не ускоряя темп, не суетясь, не убегая, с каждым шагом лишь утверждая своё величавое достоинство. Да, у эскалатора я немного запуталась в ногах из-за неисправного колёсика чемодана. Это немного смазало эпичность сцены. Но в целом, нужное настроение я передала. Я исчезла из жизни матери, как радуга, оставив после себя тёмное, пустое небо.
Повторяю. Я — не из тех, кем можно командовать и манипулировать. Я — человек железного характера и несгибаемой силы воли. Такие люди не идут за толпой, им не нужен лидер. Они рождены, чтобы творить свою собственную историю. Именно так про меня однажды и сказал нумеролог. А затем и таролог.
Вышагивая свою победу, я лишь поражалась, почему раньше не принимала этих слов всерьёз…
Ольга Роева
Ольга Благодарская:
#мама, я люблю тебя
Глава 9. (глава 8 здесь)
Итак, дело было 10 лет назад. Я приехала к маме на каникулы и после лаконичного чаепития легла спать.
Мама же отправилась на второй этаж — она всегда спит на втором — боится потопа. Таким образом, все холодильники в доме как бы перешли в моё полное преступное распоряжение.
С утра меня разбудил вой сирены.
Сперва я подумала, что нас действительно затопило. Или из дома убежал кот Клаус — последний любимчик мамы, её четвероногая, жиреющая десница.
Не заботясь о костюме, я молнией выбежала из спальни и буквально сразу же оказалась в эпицентре событий. Мама стояла посреди столовой, её щёки пылали. Но это был не утренний румянец цветущей женщины, а какое-то пульсирующее флуоресцентное пятно во всё лицо. Как у взбесившегося кальмара. Было очевидно, что мама тоже не заботилась о костюме этим утром. Она предстала передо мной в спальных кружевных шортах и наспех накинутом пиджаке моего покойного дедушки. Ах да, надо обязательно пояснить, к моменту, когда мама села на царство, все обитающие в доме родственники вымерли. Вроде как от естественных причин, но кто знает… Думаю, в это же время в станице произошел значительный отток сельского населения в города.
Когда моё сознание окончательно стряхнуло остатки сна, я попыталась уловить суть и смысл открывшейся предо мной живой картины. Итак, мама по-прежнему занимала центральное место в сцене, причитая и размахивая руками. У её ног ошивался кот Клаус. Всё внимание присутствующих было обращено к столу. Точнее, к лежащему на столе брикету мороженого. Хотя, технически это был уже не брикет, а скорее огрызок от него. Не «коровка из кореновки», а её хвост. Поддавшись общей панике, я тоже стала смотреть на этот брикет с нескрываемым ужасом. Я всё еще не понимала, что случилось.
— А вот и мы! — поприветствовала меня мама и улыбнулась. Но это была горькая, недоброжелательная улыбка. Что-то во мне встрепенулось.
— Доброе утро! Лазурь и пурпур солнечных небес… — осторожно заметила я. Так как лазурь действительно читалась в небе.
В ответ — кавалькада смеха, резко оборванная ледяным, стеклянным взглядом. Было очевидно, что брать в расчёт прелести нового дня с его лазурью и пурпуром мама никак не желала.
— Думала, я ничего не замечу, да? Ахахаха, — и она опять засмеялась. Но это опять был нездоровый смех. Смех, которым обычно пользуются злодеи в индийских фильмах, перед тем как метнуть кинжал вам в глаз.
Стоит признать, что я не привыкла начинать утро с допросов. Пускай мы живём в России, да, но всё-таки есть какие-то грани разумного. В собственном доме, куда я как усталый пилигрим ехала за тишиной и покоем, как-то не ждешь полицейского произвола.
— Не делай вид, что ничего не понимаешь, маленькая леди (никогда раньше меня так не называли). Просто удивительно! Годы идут, а у тебя всё те же детские замашки. Куда делось мороженое? Хотим мы все знать.
Кто — все? Хотелось в свою очередь знать мне. Неужели этот жирный кот Клаус так возвысился, что его уже воспринимают как полноправного члена семьи? Однако благоразумие подсказало мне, что подобного рода вопросы не прояснят ситуацию, а лишь усугубят моё собственное положение. Любимого кота матери лучше не трогать. Кстати, сам кот тем временем спокойно лежал у неё в ногах, посасывая свои пальчики. Точно довольный аристократ, на глазах которого казнят проворовавшуюся чернь. Терпеть не могу этого кота. Самое противное и лицемерное создание из тех, что проникали в наш дом. Если к прокурорским замашкам мамы я более — менее привыкла, то предстать перед судом таких ничтожеств, как Клаус — уж совсем ниже моего достоинства. Я старалась игнорировать его нахальный взгляд.
— Так вот же мороженое. — спокойно указала я на стол с мороженым, и стала подходить ближе, чтобы удостовериться, что увиденное мной — не иллюзия. Не сладкая грёза полусонных глаз.
— Без тебя вижу, что мороженое! Но почему оно обрезанное? Куда делась половина? — и мама, резко согнув руку в локте, сделала мне предупреждающий знак «стоп». Недвусмысленный жест, чтобы я оставалась там, где стояла. До меня начало доходить, что всё это не шутка. Не порождение моих ночных кошмаров. То, что для меня было просто обеденным столом, для мамы являлось местом преступления. На пару с котом они оцепили мороженое и запретили мне к нему приближаться. Хуже того, моя медлительность, кажется, начинала их раздражать.
Боюсь, я оказалась в положении, в котором мне не в силах была помочь даже справка из «ОВД инфо». Одно упоминание этой справки заставило маму хохотать до упаду. В целом моя попытка защитить себя полностью провалилась и вызвала еще больше глумливых насмешек, чем мои первые, прославляющие утро реплики. Таким образом, надежда на хотя бы отдаленное подобие правосудия в этом доме теней была для меня полностью потеряна.
Я как заводная игрушка стояла и покачивалась с пятки на носок, и соответственно с носка на пятку. Кстати, это упражнение отлично снимает утренние отёки.
Но сейчас не о красоте.
Я покачивалась, и с каждым таким покачиванием как будто всё больше тупела, задавая себе один и тот же вопрос «почему всё это произошло со мной? Что мне делать, Господи? Бежать в Месопотамию, в дом Вафуила, брата Ревекки? Куда деться праведной дочери перед гневом матери?»
Я была в тупике. Как бы я ни старалась, объяснить пропажу мороженого у меня не получалось. Безусловно, я никогда не страдала лунатизмом и не совершала по ночам агрессивных вылазок к материнским холодильникам. Миндальное мороженое с шоколадной крошкой никогда не было руководящей целью моей жизни. Да, «Коровка из Кореновки» — украшение нашей серой жизни, и оно, безусловно, ни раз спасало меня в самые тёмные минуты. Но это — не то, ради чего люди моего калибра идут на преступление.
В общем, при одной мысли о мороженом меня начинало мутить. Видимо, я слишком интенсивно раскачивалась… Тем временем мама уселась за стол, и зловеще сложила кончики пальцев. Клаус начал нарезать вокруг меня круги, как акула перед обедом. Кот явно жаждал насилия и уже не мог усидеть на месте.
— Хорошо. Раз ты утверждаешь, что ты не прикасалась к мороженому — подойди, и обрежь его. Хочу посмотреть, как ты режешь. Мы сравним срез и посмотрим…
Я — глубоко верующий человек, поэтому мне ничего не стоит поклясться тут, что всё так и было. Мама спокойно встала, прошагала к кухонному шкафу и выдвинула одно из отделений. Именно с таким выражением лица палачи в фильмах открывают свой чемоданчик, выбирая любимый инструмент. «Так, так, так» — довольно засопела мама.
Я закрыла глаза и сглотнула.
Я открыла глаза. Однако марево безумия никуда не делось.
— И что же мы стоим? — пыталась подбодрить меня мама, наконец пригласив к обеденному столу.
Взвесив все «за» и «против», а также вспомнив, что мой паспорт и билет до Москвы лежат далеко в другой комнате, я пришла к единственному разумному выводу: прямо сейчас лучше пойти на уступки и согласиться на следственный эксперимент. Если повезёт, я отделаюсь всего лишь взысканием.
— Вот и умница. Просто повтори всё то, что ты сделала ночью. Клаус, отойди от неё.
Безусловно, я не могла не осознавать, что происходящее, как пишут в некоторых учебниках истории, «стало принимать сюрреалистические черты». Настолько сюрреалистические, что мне казалось, возьми я в руки нож и начни резать это злосчастное мороженое, как все мы выдохнем и покатимся со смеху. Ещё и соседям перескажем этот анекдот. В прошлом всё так и было. Частенько мне удавалось закончить такие представления неожиданной шуткой или смешной пантомимой. Тогда мама хвалила меня за находчивость и оставляла жить в Спарте дальше. Но время шло, а никакой шутки как назло не приходило в голову. Тем временем моя рука всё глубже вонзала нож в плоть «Коровки из Кореновки». Секунды превратились в вечность.
— Ну вот! Посмотрите! Что и требовалось доказать! Так криво как ты никто не режет. Идеальный зигзаг. Вот поэтому ты у нас не худеешь! Потому что обжираешься по ночам мороженым! С меня довольно, Можешь хоть целиком запихать себе это мороженое. Подавись им!
И тут меня прорвало. До последнего я надеялась, что мать раскается в своем безумии, увидев как неопытна моя рука обходится с кухонными ножами. Теперь же, услышав свой приговор — не совместимый с жизнью — ибо, не дай бог никому из нас умереть такой красивой смертью, я вышла из себя.
— Да чёрт возьми! Сколько можно! Даже если бы я встала ночью и стащила это чертово мороженое, что в этом такого?
— Значит, это всё-таки была ты! Ты! Я так и знала! — и они с котом чуть не закружились в танго от счастья. — Ты даже не понимаешь, что тут не так. Для тебя — это нормальные вещи.
— Да не брала я твоё мороженое!
Я нарочно не даю тут никаких ремарок, так как скандал набирал оборот и было не до пауз.
— Тогда, куда же по-твоему делось моё мороженое? Может быть, Клаус его взял?
Меня несколько порадовало, что даже в порядке упрощенного судопроизводства, мне всё- таки дали последнее слово. Слава богу, к этому времени мысли ко мне вернулись. Отрывками мне стали приходить кое-какие подсказки. Они загорались как лампочки: 1945 год, война, подвал Кёнингсбергского замка. Наконец, картина была освещена целиком.
Я подняла руку, призывая присутствующих к тишине.
— Вот что я думаю. И прошу выслушать меня внимательно. — положенный речевой люфт и смелый взгляд, обращенный прямо в толпу. Кот наконец почувствовал неловкость, и отвёл глаза в сторону.
— Вот мой вердикт. Думаю, твоё мороженое сейчас там же, где и знаменитая янтарная комната. Или чаша Грааля. В хаосе небытия. Мистика. Загадка истории. Только этим я могу объяснить происходящее.
Очевидно, до сих пор мама не подходила к ситуации с такой нестандартной стороны. Она задумалась. Судя по её замершему взгляду, она либо впервые столкнулась с нигилистическим ужасом внутри вселенной, либо думала, чем бы в меня в меня запустить. Впрочем, это не помешало мне завершить свою речь.
— Сейчас, мама, нам всем надо успокоиться и как бы больно не было, принять ту мысль, что ни мороженого, ни янтарной комнаты на этом свете мы больше не увидим. Быть может, лет через 100 кто-то и …
Но тут Клауса затошнило и мама бросилась к нему придержать головку. Достаточно мерзкая картина. Жирное чудище изрыгает куски мяса, которые уже не может переварить, а его при этом ещё и поглаживают по лоснящейся спинке.
— Это всё? Или мне приготовить руку и принести топор? — как можно более вызывающе уточнила я. И, чтобы мои слова задели присутствующих за живое, я задрала рукава пижамы, обнажив свои прозрачные запястья.
— Я не разговариваю с лжецами. Спасибо за утро! — и подхватив чучело кота на ручки, мама прошествовала на улицу в сторону сада.
Честно говоря, нам всем сейчас не помешало бы пойти в сторону сада, подышать свежим воздухом. Но мне пришлось победить в себе острую жажду озона. Озон успеется, решила я.
Сейчас же, пока я не совсем утратила способность критически воспринимать окружающее, надо подумать, как убраться из этого чумного барака. Прежде чем меня реабилитируют и снимут все обвинения, пройдут годы. Пока же моя участь незавидна. Теперь с меня точно не спустят зорких глаз. Силки для меня будут расставлены по всему дому, куда бы я не пошла — я всё равно попаду в западню.
Один раз потеряв своё мороженое, мама сделает всё, чтобы не допустить этого впредь. Она будет ходить за мной по пятам как охранник «пятерочки». А в таком положении я вряд ли смогу рассчитывать на желанный отдых в компании Флоренс Бейри и её книги «птицы сквозь театральный бинокль» (замечательная книга, знакомит с азами орнитологии)
В общем , я твёрдо решила: пока в доме не установят камеры видеонаблюдения — ноги моей в нём не будет. Это второе. А первое — не могу понять, на какой стакан воды рассчитывает мама в старости, если она жалеет для своего единственного дитя «коровку из Кореновки»? В конце концов, неужели я как студентка бюджетного отделения МГУ, надежда русской историографии и состоявшийся автор оппозиционных новостей, не имею права на кусочек материнской глюкозы? Ей бы подумать, что раз инвестировав в меня брикет своего мороженого, она получит со временем 10 таких брикетов. 20! 30! А то и 40! Она бы каждый день могла принимать ванну из мороженого, посыпая себя шоколадной крошкой.
В сердцах я покидала вещи и что называется, была такова. Кубанская земля больше не текла для меня мёдом и молоком. Честно говоря, она вообще никогда не текла для меня ни мёдом, ни молоком, ни мороженым.
Ну, а дальше вы знаете.
Мама как стрела в тетиве догнала меня в аэропорту. После головокружительной погони, мы обе остановились у ларька «пресса», где и произошло тягостное для всех объяснение. Следуя протоколу, мама сперва зачитала мои права и обязанности. В частности, мне напомнили о предстоящем семейном ужине, на который я должна явиться. В «Елизаветинских лугах» мама обзавелась несколькими подругами, и теперь рассчитывала представить меня этому клубу «Виндзорских насмешниц».
Насколько я понимаю, темой предстоящего пира должен был стать мой нашумевший сюжет в новостях с участием Владимира Жириновского. Моё личное знакомство с таким человеком восхитило и потрясло краснодарское высшее общество. Электорат «Елизаветинских лугов», включая маминых подруг, очень сочувствовал либерально-демократическому крылу и потому, ждал от меня любых подробностей из жизни его харизматичного лидера.
Конечно, мама не могла не понимать, что явив миру дочь, вхожую в российский истеблишмент, она могла существенно возвысить свой собственный статус в деревне. Но меня это уже не волновало. Мама сама пустила в расход свой козырь и в итоге осталась ни с чем. Надеюсь, тот позор, который она испытала на званом ужине, когда явилась без приглашенной звезды, стал памятником её гордыне и амбициям.
Пользуясь тем, что на территории аэропорта власть мамы не действует, я развернулась «кругом» и направилась к стойкам регистрации. Я шла прямой дорогой, не ускоряя темп, не суетясь, не убегая, с каждым шагом лишь утверждая своё величавое достоинство. Да, у эскалатора я немного запуталась в ногах из-за неисправного колёсика чемодана. Это немного смазало эпичность сцены. Но в целом, нужное настроение я передала. Я исчезла из жизни матери, как радуга, оставив после себя тёмное, пустое небо.
Повторяю. Я — не из тех, кем можно командовать и манипулировать. Я — человек железного характера и несгибаемой силы воли. Такие люди не идут за толпой, им не нужен лидер. Они рождены, чтобы творить свою собственную историю. Именно так про меня однажды и сказал нумеролог. А затем и таролог.
Вышагивая свою победу, я лишь поражалась, почему раньше не принимала этих слов всерьёз…