«Сука! — вырвалось у меня. — Махорку даже полицаи не сыпали!»
28 марта, 2016 8:54 дп
PHIL SUZEMKA
PHIL SUZEMKA:
ПОКА БЫЛ СНЕГ…
Лебедь оставил на дороге мотоцикл, вошёл, обнюхался и сразу спросил:
— Гоните?
— Не глумней других, — ответил я, пододвигая ему табуретку.
Он сел, положил шапку возле миски с мочёными яблоками и, сопя, вытащил из ободранной папки листок. Сверху крупно было напечатано — «Протокол». Рядом он пристроил карандаш. Потом провёл ладонью по смятым шапкой волосам и подняв на меня глаза, сказал:
— Все гонют. Она ж уже по четыре двенадцать и, главное, краю ж не видно. Где тут не гнать… Нальёшь своей? А то морозюка такой, шо… И снех, главное…
Я кивнул и налил. Лебедь выпил и хрустнул яблоком:
— Матка мочила?
— Бабуля, — ответил я.
— Хорошо, — проникновенно сказал Лебедь не то про самогонку, не то про яблоко.
Он решительно придвинул к себе листок со словом «Протокол» и сказал:
— Рейд будет. Полозок, как начальником поставили, совсем мозги потерявши. Был мент шо мент, теперь сволота последняя. Слухай сюда!
Лебедь перевернул листок и, тремя-четырьмя шарканьями карандаша изобразив Хутор, теперь тыкал в схему:
— К деду не носи. В сарай тоже. И у погреб не надо. На Хуторе места нема. Бачишь, план? Полозок — ён такой. Всё продумал. У его, знаешь, тёща теперь гонит.
Он посопел и, сунувшись ближе, пояснил:
— Махорку добавляет. Чуешь? Ну, нихто ж её не купляет! Глумных нема ж! Вот Полозок и взбесился. Рейд придумал. Но токо ты никому!
— Сука! — вырвалось у меня. — Махорку даже полицаи не сыпали!
— То полицаи… — меланхолично заметил Лебедь, показав себя человеком широких политических взглядов.
— А то тёща! — многозначительно добавил он же, проявившись существом, познавшим самые горькие стороны жизни. — Так шо ты лучче всё в снех, пока глыбоко. И следов нема и в хате пусто. В снех. И бак и змеевик. Токо сперва чесноку от кобелей кинь, а потом следы замети.
— На нашу хату ты? — спросил я.
— Ну, вроде, я, — пожал плечами Лебедь.
— Тогда меж дровником и подвалом зарою, ничё?
Лебедь глянул в окно и надел шапку:
— Ну, нормально, я понял. За чеснок не забудь. Прям в снех. Ни один кобель не найдёт.
Я налил второй стакан.
— Неудобно… — полувопросительно сказал он. — На службе ж…
— Мороз — не дай бог, — ответил я. — Держи яблоко. Закуси.
— Интересно, — держа стакан и глядя в окошко, негромко сказал Лебедь. — Со школы не помню, шоб во такой во снех был… Ну, будь здоров! Да обойдётся, я думаю. Шо мы — первый раз? Давай, а то мне ж ещё до ночи ездить предупреждать! А снех — сам бачишь…
PHIL SUZEMKA
PHIL SUZEMKA:
ПОКА БЫЛ СНЕГ…
Лебедь оставил на дороге мотоцикл, вошёл, обнюхался и сразу спросил:
— Гоните?
— Не глумней других, — ответил я, пододвигая ему табуретку.
Он сел, положил шапку возле миски с мочёными яблоками и, сопя, вытащил из ободранной папки листок. Сверху крупно было напечатано — «Протокол». Рядом он пристроил карандаш. Потом провёл ладонью по смятым шапкой волосам и подняв на меня глаза, сказал:
— Все гонют. Она ж уже по четыре двенадцать и, главное, краю ж не видно. Где тут не гнать… Нальёшь своей? А то морозюка такой, шо… И снех, главное…
Я кивнул и налил. Лебедь выпил и хрустнул яблоком:
— Матка мочила?
— Бабуля, — ответил я.
— Хорошо, — проникновенно сказал Лебедь не то про самогонку, не то про яблоко.
Он решительно придвинул к себе листок со словом «Протокол» и сказал:
— Рейд будет. Полозок, как начальником поставили, совсем мозги потерявши. Был мент шо мент, теперь сволота последняя. Слухай сюда!
Лебедь перевернул листок и, тремя-четырьмя шарканьями карандаша изобразив Хутор, теперь тыкал в схему:
— К деду не носи. В сарай тоже. И у погреб не надо. На Хуторе места нема. Бачишь, план? Полозок — ён такой. Всё продумал. У его, знаешь, тёща теперь гонит.
Он посопел и, сунувшись ближе, пояснил:
— Махорку добавляет. Чуешь? Ну, нихто ж её не купляет! Глумных нема ж! Вот Полозок и взбесился. Рейд придумал. Но токо ты никому!
— Сука! — вырвалось у меня. — Махорку даже полицаи не сыпали!
— То полицаи… — меланхолично заметил Лебедь, показав себя человеком широких политических взглядов.
— А то тёща! — многозначительно добавил он же, проявившись существом, познавшим самые горькие стороны жизни. — Так шо ты лучче всё в снех, пока глыбоко. И следов нема и в хате пусто. В снех. И бак и змеевик. Токо сперва чесноку от кобелей кинь, а потом следы замети.
— На нашу хату ты? — спросил я.
— Ну, вроде, я, — пожал плечами Лебедь.
— Тогда меж дровником и подвалом зарою, ничё?
Лебедь глянул в окно и надел шапку:
— Ну, нормально, я понял. За чеснок не забудь. Прям в снех. Ни один кобель не найдёт.
Я налил второй стакан.
— Неудобно… — полувопросительно сказал он. — На службе ж…
— Мороз — не дай бог, — ответил я. — Держи яблоко. Закуси.
— Интересно, — держа стакан и глядя в окошко, негромко сказал Лебедь. — Со школы не помню, шоб во такой во снех был… Ну, будь здоров! Да обойдётся, я думаю. Шо мы — первый раз? Давай, а то мне ж ещё до ночи ездить предупреждать! А снех — сам бачишь…