СУКА
12 июня, 2016 6:09 дп
PHIL SUZEMKA
PHIL SUZEMKA:
— Потому, что — кобель! — объяснила Ирка. — Терпеть не могу. Поживу одна, наконец. Ни вставать рано не надо, ни за пивом ему бегать. Вообще, отдохну. Поправлюсь, кстати. Что я, как анорексичка какая, хожу — на джинсы наступаю, вчера юбка в магазине свалилась… Нормально? С тебя юбка в магазине падала?
— С меня — нет, — сказал я, — бутылки — да, юбка нет.
— А с меня упала, — обиделась Ирка. — Тут подруга квартиру оставила. Вот и отдохну от этого кобеля…
Ирка исчезла на полтора месяца, а когда появилась, то обнаружилось, что она похудела ещё на два размера.
— Ты на что похожа стала? — спросил я. — Ты ж как мумия, алё! На тебе ж, поди, из одежды теперь только бинты нормально держатся. И то, если каждый день на перевязку…
— Сука! — выдохнула Ирка, на всякий случай держа штаны обеими руками. — Какая сука, ты б знал бы!
— Ты ж его, вроде, кобелём раньше называла, — осторожно напомнил я.
— Не, ну как сказать, — кобель… — задумчиво произнесла Ирка, — Ну, кобель… Хотя, подумать, — нормальный, в принципе, мужик. И пил не сильно. До литра. Я даже высыпалась иногда…
— Так а сука что тогда?
— А! — попыталась отмахнуться Ирка, что едва не привело к потере штанов, — сука эта из меня просто всю душу вынула.
…Я Ирку давно знаю. И знаю, что все её беды — от её же ответственности. Если Ирку зовут работать, она мчится как угорелая, не вылезает из-за компьютера сутками, в итоге заменяет целый отдел и очень удивляется, когда через неделю ей в качестве оплаты выдают бутерброд с докторской колбасой.
С мужиками у неё точно так же. Понятия не имею, где она их добывает. На улице и в транспорте с такими не познакомишься. Я, например, последовательно помню хромоногого танцора, потом — шофёра, лишенного прав, и ещё нефтяника, который падал в обморок от запаха керосина.
Мне кажется, есть тайный склад, куда их таких собирают и держат какое-то время специально для Ирки. Она приходит, выбирает из кучи первое попавшееся, а потом катает шофера на такси и, по специально составленной карте, за километр обходит с нефтяником керосиновые лавки.
Когда Ирка сообщила, что теперь она любит смотреть по телевизору бокс, я заподозрил неладное. Потом оказалось, у неё завёлся мастер спорта по боям без правил, которого без этих самых правил постоянно лупили какие-то бродячие шестиклассники.
Попав в Иркины руки, весь этот неликвид, никогда не знавший настоящей женской ласки, вдруг приободрялся и, уверенный Иркой в своей мужской исключительности, тут же начинал молодцевато глядеть на сторону, топорща кто — бледную кривую ногу, кто — сопливый и кривой нос.
Ирка от такого хамства растерянно шмыгала, уходила в себя, а через месяц-другой опять пробиралась на склад и выуживала себе из знакомой кучи очередного аквалангиста с застарелой водобоязнью.
Так мало ей этих кобелей, теперь ещё, оказывается, и суки к Ирке повадились! А всё случилось опять-таки от её ответственности. Подружка, уезжая к морю, оставила Ирке не просто квартиру, а квартиру с фокстерьером.
— Гуляй два раза в день да корми из вон того мешка, — сказала подруга. — Там сухой корм. Ничего сложного. Будет течка — береги Маруську от кобелей.
На последнее замечание Ирка мрачно кивнула со знанием дела. Подруга уехала, а Ирка с Маруськой остались.
Дня четыре Ирка гуляла с ней по утрам и вечерам, а на пятый увидела из троллейбуса, как кто-то шёл с собакой по газону. «Человек днём гуляет, — подумала Ирка, — а я всего два раза в сутки. Что ж я за сволочь собаку так мучать!»
Ирка стала убегать с работы, чтобы гулять с Маруськой еще и днём. Потом она задумалась о сухом корме. «Что ж я за сволочь такая, хорошую собаку всухомятку кормить!»
Маруська была первой собакой в Иркиной жизни и она не знала, что и как собака должна есть. Ирка вспомнила, чем она обычно кормила своих кобелей и повадилась на обед варить Маруське суп, кашу и компот. Это не считая манки на завтрак и макарон по-флотски на ужин. Кисель Маруська терпеть не могла.
Сама Ирка по-прежнему жила на бутербродах, потому что денег стало совсем не хватать. Но она привыкла жить не для себя и поэтому не жаловалась. Да и Маруська выглядела довольной.
Стройная девушка, фланирующая с фокстерьером, стала неотъемлемой частью пейзажа и сильно интересовала окрестных мужиков. Теперь они не гнали гулять с собаками собственных детей, а повадились всей псарней каждый вечер подтягиваться к тому подъезду, откуда выходили Ирка с Маруськой.
Когда Ирка увидела эту толпу в первый раз, она подобрала поводок и по-хорошему предупредила: «У нас течка». А про себя подумала: «Боже! Что я плету!»
Владельцы собак, как она заметила, вообще говорят о себе как-то странно. Один бугай, например, приветливо сообщил: «Нам завтра уши обрезать будут». Какой-то лысый из соседнего двора жаловался на неаккуратный тримминг, двое хвалились «хорошими выделениями» и «чудным состоянием препуция».
Где находится препуций, Ирка не знала. Но, вообще-то, мужики были хорошими, покладистыми и правильными. Таких запахом керосина не спугнёшь, хоть вся им натрись.
И было б ничего, если б не тот тип с автобусной остановки. Встретив Ирку в третий раз, он взял на руки свою таксу и дружелюбно спросил:
— А вы где занимаетесь? На Красной Горе или на Кукареках?
— Течка у нас с Маруськой, — на всякий случай замогильно сообщила Ирка.
— Да нет, я имею в виду, — в каком клубе? На Кукареках, мне кажется, лучше. Там даже летний лагерь есть.
— Да не занимаемся мы нигде! — сказала Ирка.
— Плохо, — загрустил тип, — собачка у вас хорошая, охотничья, норная. Ей в поля надо, а вы её городом портите.
И ушёл. А Ирка положила Маруське запеканку на пармезане, села в кухне с бутербродом и задумалась: «Что ж я, правда, за сволочь такая, хорошую собаку портить!»
На следующий день она поехала записываться на Кукареки. Клубный ветеринар, осмотрев Маруську, поставил её на пол и сказал:
— Хорошая собачка. Но со склонностью к ожирению. Перекармливаете, похоже.
«Надо ей суфле из цветной капусты начать делать», — отметила про себя Ирка, а вслух бодро спросила как бывалая:
— А что у нас препуций?
Ветеринар вздрогнул и посмотрел на Ирку из-под очков:
— У меня с ним всё в порядке. А у дам его не бывает.
«Хорошо, дамами обозвал, — благодарно подумала Ирка, — всё ж таки ветеринар, мог бы и суками».
Она записалась в секцию норных и вечером на пустыре с гордостью сообщила об этом всем знакомым. На другой день Ирка услышала, как возле гаражей кто-то кому-то сказал:
— Вон видишь, девочка такая красивая пошла? Так она — норная. По экстерьеру вроде ничего, но как себя в поле покажет — пока неясно. Может у неё и нюха-то нет…
«Есть у меня нюх!» — обиделась Ирка, садясь в троллейбус. Про Маруську она почему-то даже не подумала.
…Кукареки находились на другом конце города. Ездить надо было к семи утра. Вставала Ирка теперь в пять. Поэтому суфле приходилось делать ночью.
На занятиях Ирка старательно записывала, что такое «притравка» и тщательно рисовала схемы норы. Инструктор сказал:
— Выгоняя зверя, собака, понятно, хватает его зубами. Чтоб развить силу хватки, сделайте из звериной шкуры игрушку. И заставляйте собаку хватать такого импровизированного зверя.
Ирка всю жизнь ходила не пойми в чём. Из приличных вещей у неё была только заячья безрукавка. Теперь Ирка под удивленными взглядами Маруськи за два дня сшила из безрукавки «импровизированного зверя». «Плохо, что заяц, — расстраивалась она, — были б деньги, можно было б чернобурку купить и пошить из неё. Всё-таки, мы норные…»
Между прочим, хоть инструктор и утверждал, что «изготовить простейшую тренировочную нору не составляет особого труда», именно эта часть работы и отняла у Ирки уйму времени. В книжке было написано, что нора может быть разборно-переносной. Так прямо и написали — «если вы собираетесь носить нору с собой…»
Ирка еще и сама толком не знала, собирается ли она в будущем носить Маруськину нору с собой или нет. «На фига они вообще эту переносную нору выдумали? — недоумевала Ирка. — Неужели нельзя какой-нибудь амбулаторной обойтись?»
И оборудовала за домом простейшую четырёх-ходовую, трёх-котельную нору шотландского типа с трубными шиберами. «Сама б жила!» — с удовольствием подумала Ирка, закончив рытьё.
Глядя в сторону Маруськи, она подвигала шибером туда-сюда. Маруська смотрела на это всё скептически.
С начала июля Кукарекино по субботам начало ездить на «притравочную станцию». Теперь вставать приходилось не в пять, а в четыре. Ирка укладывала сонную Маруську в рюкзак и пилила на такси в Кукарекино, чтоб не опоздать к отъезду клубного автобуса.
— Здравствуйте, девочки! — говорили им с Маруськой. Ирке было приятно.
…Лиса была тощей, облезлой, старой и очень опытной. Она помнила Брежнева, Хрущева, ворону, сыр, журавля и колобка. Ей всё было по фигу. Таких, как Маруська, она видела тысячи. Лиса работала подсадной уткой в этом лагере уже сто лет. Но то, что Маруську держала именно Ирка — это лису удивило. За всю свою долгую и безрадостную жизнь провокатора лиса такого упомнить не могла.
Собаки идиотничали от счастья и рвались с поводков, глядя на то, как меланхолично, едва не выпадая из шкуры, болтается в вытянутой руке инструктора облезлый предмет их пёсьего вожделения. «А жалко, что я Маруське не смогла чернобурку купить, — с досадой подумала Ирка, которой вдруг пришла на память музыкальная школа, — всё-таки учиться надо на хорошем инструменте…»
По субботам они ездили за город, а вечерами мышковали у норы шотландского типа за домом. Мужики в жизни Ирки стали играть странную роль. Было ощущение, что их выдают не женщинам, а собакам. Мужик без собаки казался недоделанным. Говорить с ним было не о чем.
Ирка поймала себя на том, что пару раз, разговаривая с такими персонажами, невольно пыталась заглянуть им за спину. Те, конечно млели от счастья и старались показать все свои лучшие части. Некоторые по привычке раздували препуций.
Но Ирка искала за мужиками собак и, не найдя, разочарованно уходила с Маруськой к шотландской норе.
В августе инструктор сказал:
— Ирочка, принеси из поликлиники справку по форме 046-1.
Ирка даже не спросила зачем.
— Ну вот! — сказал инструктор. — Умница! Теперь сдашь минимум и начинай оборудовать сейф.
Про сейф Ирка не поняла. А вечером к ней зашел участковый.
— Это даже хорошо, что женщина, — сказал он снимая фуражку и принимая из рук Ирки чашку с чаем. — Во-первых, не пьёте. И мужчины, глядя на вас, будут сдерживаться от мата. Да и вообще — природа, поле, лес. Я тоже заядлый. Но времени совсем нет.
Он допил чай и, надевая фуражку, сказал:
— Прямо, как оборудуете, — зовите меня, я всё оформлю без задержек. Я ж так понимаю, вам только на себя? Ну и возьмите «Чирок» фирмы «Айко». Оно и недорого получается. У меня брат продаёт…
— Нору показать? — спросила Ирка.
Они пошли за дом.
— Шотландского типа? — спросил участковый. — Два котла?
— Три! — с гордостью ответила Ирка. — И четыре хода. Вон там и там — шиберы стоят.
— По уму! — оценил участковый. — Приятно, когда женщина сама себе может нору вырыть…
Ирке фраза не понравилась. Что-то её насторожило. Тем более, что Маруська, стоявшая рядом, смотрела вбок и, в отличие от Ирки с ментом, в нору не совалась.
…На заводе сказали, что завод не работает. Но алюминий есть, трубы можно телескопические (так носить удобней), котлы из скороварок, а шиберы — вообще из титана. Даже чехол будет. Ирка съездила к матери, вытащила с антресолей лыжи и неделю их продавала. Лыжи летом шли не очень, пришлось скидывать, но этим, на заводе, хватило.
— С чистого интереса делаем, — сказали эти. — Первый раз баба такое заказала.
— Мне тогда и сейф еще, — сказала Ирка. — А то «Чирок» дорого.
Дома она села и задумалась. «А чего они все как один про сейф? Денег-то у меня всё равно нет, что я там хранить буду?…»
— Ирочка Владимировна!
Инструктор говорил с ней шепотом, перегнувшись через стол. За его спиной висел плакат: «Охотник, помни! Полное изъятие яиц приравнивается к разорению гнезда!»
— Ирочка, говорю, Владимировна! Я только к вам. Вы девушка, вам надо, я понимаю. Нам тут по моей просьбе со складов три курковых «тулочки» придёт — 66-я модель. Это ж не ружьё, сказка! Их же не делают сейчас, а эти — нулёвые, в смазке, ну, вы понимаете. Здесь такая война за них, но я одну — вам, это железно! А они ж, ну, вы знаете, с ними — хоть куда. Только честно, хотите со мной на лёжку? Я и вы, а?
Ирка испугалась. Уже давно ни один мужик не предлагал ей вот прямо так сразу — «на лёжку».
— Я подумаю, — сдержанно сказала она.
— И насчёт «тулочки» тоже! — напомнил он. — А то сезон скоро, а вы без ружья. Ну как так можно, о чём вы думаете!
Вечером пришел мент и с порога заговорщицким тоном сообщил:
— Я про «тулку» знаю. Вы молодец! Давайте со мной на зорьку? Можно даже без билета.
«То на лёжку, то на зорьку! — подумала Ирка. — С ума посходили!» Она вспомнила плакат. «Гнёзда, что ли, им всем разорить методом полного изъятия?..»
Маруська смотрела на них с тоской. Мент тоже глянул на собаку.
— Это ж у вас девочка? — спросил он.
— Сука она! — неожиданно для себя самой сказала Ирка. — Какая сука, а! Всю жизнь мне наперекосяк пустила.
И заплакала.
Утром она вызвала подругу телеграммой.
— За домом нора, — холодно сообщила подруге Ирка. — Хорошая, шотландская. Сама лазила. Маруська натаскана на лису. Подранка чисто добирает. Но можно и на барсука. Вот телефон, ружьё привезут завтра, один ствол — чок, один — получок. Ствольная коробка усиленная. Гильзы можно как металлические, так и бумажные. Шикарное ружьё, сама увидишь! Сейф и переносная нора будут на той неделе. Ключи на вешалке. Всё!
— А ты куда? — ошарашенно спросила подруга.
— На кудыкину гору. Главное — не в Кукарекино. Хватит с меня этой суки, пора уже опять к кобелю какому-нибудь прибиваться.
…Недели две Ирка приходила в себя, забросила бутерброды и готовила себе почти как Маруське. Подруга обиделась. Подруга сказала, что Ирка испортила ей собаку: уезжала, был милый покладистый пёсик, с которым теперь никакого сладу: то ему в лес, то — в нору.
А Ирка оклемалась, пошла к себе на склад и нарыла там какого-то парашютиста. Причем, очень удачно — тот прямо у неё в доме живёт, только в другом подъезде. Ирка на седьмом этаже, а парашютист — на первом.
Ирка не то, что довольна — счастлива. Говорит, встречаются теперь у него внизу. Нет, он высоты не боится! Но у него в небе всегда боязнь открытого пространства начиналась. Поэтому и прыгал всего шесть раз.
Но Ирка сказала, так даже лучше: не будет лазить где не надо и смотреть на кого ни попадя. Он дома сидит, а она работает. Пока всё тихо.
PHIL SUZEMKA
PHIL SUZEMKA:
— Потому, что — кобель! — объяснила Ирка. — Терпеть не могу. Поживу одна, наконец. Ни вставать рано не надо, ни за пивом ему бегать. Вообще, отдохну. Поправлюсь, кстати. Что я, как анорексичка какая, хожу — на джинсы наступаю, вчера юбка в магазине свалилась… Нормально? С тебя юбка в магазине падала?
— С меня — нет, — сказал я, — бутылки — да, юбка нет.
— А с меня упала, — обиделась Ирка. — Тут подруга квартиру оставила. Вот и отдохну от этого кобеля…
Ирка исчезла на полтора месяца, а когда появилась, то обнаружилось, что она похудела ещё на два размера.
— Ты на что похожа стала? — спросил я. — Ты ж как мумия, алё! На тебе ж, поди, из одежды теперь только бинты нормально держатся. И то, если каждый день на перевязку…
— Сука! — выдохнула Ирка, на всякий случай держа штаны обеими руками. — Какая сука, ты б знал бы!
— Ты ж его, вроде, кобелём раньше называла, — осторожно напомнил я.
— Не, ну как сказать, — кобель… — задумчиво произнесла Ирка, — Ну, кобель… Хотя, подумать, — нормальный, в принципе, мужик. И пил не сильно. До литра. Я даже высыпалась иногда…
— Так а сука что тогда?
— А! — попыталась отмахнуться Ирка, что едва не привело к потере штанов, — сука эта из меня просто всю душу вынула.
…Я Ирку давно знаю. И знаю, что все её беды — от её же ответственности. Если Ирку зовут работать, она мчится как угорелая, не вылезает из-за компьютера сутками, в итоге заменяет целый отдел и очень удивляется, когда через неделю ей в качестве оплаты выдают бутерброд с докторской колбасой.
С мужиками у неё точно так же. Понятия не имею, где она их добывает. На улице и в транспорте с такими не познакомишься. Я, например, последовательно помню хромоногого танцора, потом — шофёра, лишенного прав, и ещё нефтяника, который падал в обморок от запаха керосина.
Мне кажется, есть тайный склад, куда их таких собирают и держат какое-то время специально для Ирки. Она приходит, выбирает из кучи первое попавшееся, а потом катает шофера на такси и, по специально составленной карте, за километр обходит с нефтяником керосиновые лавки.
Когда Ирка сообщила, что теперь она любит смотреть по телевизору бокс, я заподозрил неладное. Потом оказалось, у неё завёлся мастер спорта по боям без правил, которого без этих самых правил постоянно лупили какие-то бродячие шестиклассники.
Попав в Иркины руки, весь этот неликвид, никогда не знавший настоящей женской ласки, вдруг приободрялся и, уверенный Иркой в своей мужской исключительности, тут же начинал молодцевато глядеть на сторону, топорща кто — бледную кривую ногу, кто — сопливый и кривой нос.
Ирка от такого хамства растерянно шмыгала, уходила в себя, а через месяц-другой опять пробиралась на склад и выуживала себе из знакомой кучи очередного аквалангиста с застарелой водобоязнью.
Так мало ей этих кобелей, теперь ещё, оказывается, и суки к Ирке повадились! А всё случилось опять-таки от её ответственности. Подружка, уезжая к морю, оставила Ирке не просто квартиру, а квартиру с фокстерьером.
— Гуляй два раза в день да корми из вон того мешка, — сказала подруга. — Там сухой корм. Ничего сложного. Будет течка — береги Маруську от кобелей.
На последнее замечание Ирка мрачно кивнула со знанием дела. Подруга уехала, а Ирка с Маруськой остались.
Дня четыре Ирка гуляла с ней по утрам и вечерам, а на пятый увидела из троллейбуса, как кто-то шёл с собакой по газону. «Человек днём гуляет, — подумала Ирка, — а я всего два раза в сутки. Что ж я за сволочь собаку так мучать!»
Ирка стала убегать с работы, чтобы гулять с Маруськой еще и днём. Потом она задумалась о сухом корме. «Что ж я за сволочь такая, хорошую собаку всухомятку кормить!»
Маруська была первой собакой в Иркиной жизни и она не знала, что и как собака должна есть. Ирка вспомнила, чем она обычно кормила своих кобелей и повадилась на обед варить Маруське суп, кашу и компот. Это не считая манки на завтрак и макарон по-флотски на ужин. Кисель Маруська терпеть не могла.
Сама Ирка по-прежнему жила на бутербродах, потому что денег стало совсем не хватать. Но она привыкла жить не для себя и поэтому не жаловалась. Да и Маруська выглядела довольной.
Стройная девушка, фланирующая с фокстерьером, стала неотъемлемой частью пейзажа и сильно интересовала окрестных мужиков. Теперь они не гнали гулять с собаками собственных детей, а повадились всей псарней каждый вечер подтягиваться к тому подъезду, откуда выходили Ирка с Маруськой.
Когда Ирка увидела эту толпу в первый раз, она подобрала поводок и по-хорошему предупредила: «У нас течка». А про себя подумала: «Боже! Что я плету!»
Владельцы собак, как она заметила, вообще говорят о себе как-то странно. Один бугай, например, приветливо сообщил: «Нам завтра уши обрезать будут». Какой-то лысый из соседнего двора жаловался на неаккуратный тримминг, двое хвалились «хорошими выделениями» и «чудным состоянием препуция».
Где находится препуций, Ирка не знала. Но, вообще-то, мужики были хорошими, покладистыми и правильными. Таких запахом керосина не спугнёшь, хоть вся им натрись.
И было б ничего, если б не тот тип с автобусной остановки. Встретив Ирку в третий раз, он взял на руки свою таксу и дружелюбно спросил:
— А вы где занимаетесь? На Красной Горе или на Кукареках?
— Течка у нас с Маруськой, — на всякий случай замогильно сообщила Ирка.
— Да нет, я имею в виду, — в каком клубе? На Кукареках, мне кажется, лучше. Там даже летний лагерь есть.
— Да не занимаемся мы нигде! — сказала Ирка.
— Плохо, — загрустил тип, — собачка у вас хорошая, охотничья, норная. Ей в поля надо, а вы её городом портите.
И ушёл. А Ирка положила Маруське запеканку на пармезане, села в кухне с бутербродом и задумалась: «Что ж я, правда, за сволочь такая, хорошую собаку портить!»
На следующий день она поехала записываться на Кукареки. Клубный ветеринар, осмотрев Маруську, поставил её на пол и сказал:
— Хорошая собачка. Но со склонностью к ожирению. Перекармливаете, похоже.
«Надо ей суфле из цветной капусты начать делать», — отметила про себя Ирка, а вслух бодро спросила как бывалая:
— А что у нас препуций?
Ветеринар вздрогнул и посмотрел на Ирку из-под очков:
— У меня с ним всё в порядке. А у дам его не бывает.
«Хорошо, дамами обозвал, — благодарно подумала Ирка, — всё ж таки ветеринар, мог бы и суками».
Она записалась в секцию норных и вечером на пустыре с гордостью сообщила об этом всем знакомым. На другой день Ирка услышала, как возле гаражей кто-то кому-то сказал:
— Вон видишь, девочка такая красивая пошла? Так она — норная. По экстерьеру вроде ничего, но как себя в поле покажет — пока неясно. Может у неё и нюха-то нет…
«Есть у меня нюх!» — обиделась Ирка, садясь в троллейбус. Про Маруську она почему-то даже не подумала.
…Кукареки находились на другом конце города. Ездить надо было к семи утра. Вставала Ирка теперь в пять. Поэтому суфле приходилось делать ночью.
На занятиях Ирка старательно записывала, что такое «притравка» и тщательно рисовала схемы норы. Инструктор сказал:
— Выгоняя зверя, собака, понятно, хватает его зубами. Чтоб развить силу хватки, сделайте из звериной шкуры игрушку. И заставляйте собаку хватать такого импровизированного зверя.
Ирка всю жизнь ходила не пойми в чём. Из приличных вещей у неё была только заячья безрукавка. Теперь Ирка под удивленными взглядами Маруськи за два дня сшила из безрукавки «импровизированного зверя». «Плохо, что заяц, — расстраивалась она, — были б деньги, можно было б чернобурку купить и пошить из неё. Всё-таки, мы норные…»
Между прочим, хоть инструктор и утверждал, что «изготовить простейшую тренировочную нору не составляет особого труда», именно эта часть работы и отняла у Ирки уйму времени. В книжке было написано, что нора может быть разборно-переносной. Так прямо и написали — «если вы собираетесь носить нору с собой…»
Ирка еще и сама толком не знала, собирается ли она в будущем носить Маруськину нору с собой или нет. «На фига они вообще эту переносную нору выдумали? — недоумевала Ирка. — Неужели нельзя какой-нибудь амбулаторной обойтись?»
И оборудовала за домом простейшую четырёх-ходовую, трёх-котельную нору шотландского типа с трубными шиберами. «Сама б жила!» — с удовольствием подумала Ирка, закончив рытьё.
Глядя в сторону Маруськи, она подвигала шибером туда-сюда. Маруська смотрела на это всё скептически.
С начала июля Кукарекино по субботам начало ездить на «притравочную станцию». Теперь вставать приходилось не в пять, а в четыре. Ирка укладывала сонную Маруську в рюкзак и пилила на такси в Кукарекино, чтоб не опоздать к отъезду клубного автобуса.
— Здравствуйте, девочки! — говорили им с Маруськой. Ирке было приятно.
…Лиса была тощей, облезлой, старой и очень опытной. Она помнила Брежнева, Хрущева, ворону, сыр, журавля и колобка. Ей всё было по фигу. Таких, как Маруська, она видела тысячи. Лиса работала подсадной уткой в этом лагере уже сто лет. Но то, что Маруську держала именно Ирка — это лису удивило. За всю свою долгую и безрадостную жизнь провокатора лиса такого упомнить не могла.
Собаки идиотничали от счастья и рвались с поводков, глядя на то, как меланхолично, едва не выпадая из шкуры, болтается в вытянутой руке инструктора облезлый предмет их пёсьего вожделения. «А жалко, что я Маруське не смогла чернобурку купить, — с досадой подумала Ирка, которой вдруг пришла на память музыкальная школа, — всё-таки учиться надо на хорошем инструменте…»
По субботам они ездили за город, а вечерами мышковали у норы шотландского типа за домом. Мужики в жизни Ирки стали играть странную роль. Было ощущение, что их выдают не женщинам, а собакам. Мужик без собаки казался недоделанным. Говорить с ним было не о чем.
Ирка поймала себя на том, что пару раз, разговаривая с такими персонажами, невольно пыталась заглянуть им за спину. Те, конечно млели от счастья и старались показать все свои лучшие части. Некоторые по привычке раздували препуций.
Но Ирка искала за мужиками собак и, не найдя, разочарованно уходила с Маруськой к шотландской норе.
В августе инструктор сказал:
— Ирочка, принеси из поликлиники справку по форме 046-1.
Ирка даже не спросила зачем.
— Ну вот! — сказал инструктор. — Умница! Теперь сдашь минимум и начинай оборудовать сейф.
Про сейф Ирка не поняла. А вечером к ней зашел участковый.
— Это даже хорошо, что женщина, — сказал он снимая фуражку и принимая из рук Ирки чашку с чаем. — Во-первых, не пьёте. И мужчины, глядя на вас, будут сдерживаться от мата. Да и вообще — природа, поле, лес. Я тоже заядлый. Но времени совсем нет.
Он допил чай и, надевая фуражку, сказал:
— Прямо, как оборудуете, — зовите меня, я всё оформлю без задержек. Я ж так понимаю, вам только на себя? Ну и возьмите «Чирок» фирмы «Айко». Оно и недорого получается. У меня брат продаёт…
— Нору показать? — спросила Ирка.
Они пошли за дом.
— Шотландского типа? — спросил участковый. — Два котла?
— Три! — с гордостью ответила Ирка. — И четыре хода. Вон там и там — шиберы стоят.
— По уму! — оценил участковый. — Приятно, когда женщина сама себе может нору вырыть…
Ирке фраза не понравилась. Что-то её насторожило. Тем более, что Маруська, стоявшая рядом, смотрела вбок и, в отличие от Ирки с ментом, в нору не совалась.
…На заводе сказали, что завод не работает. Но алюминий есть, трубы можно телескопические (так носить удобней), котлы из скороварок, а шиберы — вообще из титана. Даже чехол будет. Ирка съездила к матери, вытащила с антресолей лыжи и неделю их продавала. Лыжи летом шли не очень, пришлось скидывать, но этим, на заводе, хватило.
— С чистого интереса делаем, — сказали эти. — Первый раз баба такое заказала.
— Мне тогда и сейф еще, — сказала Ирка. — А то «Чирок» дорого.
Дома она села и задумалась. «А чего они все как один про сейф? Денег-то у меня всё равно нет, что я там хранить буду?…»
— Ирочка Владимировна!
Инструктор говорил с ней шепотом, перегнувшись через стол. За его спиной висел плакат: «Охотник, помни! Полное изъятие яиц приравнивается к разорению гнезда!»
— Ирочка, говорю, Владимировна! Я только к вам. Вы девушка, вам надо, я понимаю. Нам тут по моей просьбе со складов три курковых «тулочки» придёт — 66-я модель. Это ж не ружьё, сказка! Их же не делают сейчас, а эти — нулёвые, в смазке, ну, вы понимаете. Здесь такая война за них, но я одну — вам, это железно! А они ж, ну, вы знаете, с ними — хоть куда. Только честно, хотите со мной на лёжку? Я и вы, а?
Ирка испугалась. Уже давно ни один мужик не предлагал ей вот прямо так сразу — «на лёжку».
— Я подумаю, — сдержанно сказала она.
— И насчёт «тулочки» тоже! — напомнил он. — А то сезон скоро, а вы без ружья. Ну как так можно, о чём вы думаете!
Вечером пришел мент и с порога заговорщицким тоном сообщил:
— Я про «тулку» знаю. Вы молодец! Давайте со мной на зорьку? Можно даже без билета.
«То на лёжку, то на зорьку! — подумала Ирка. — С ума посходили!» Она вспомнила плакат. «Гнёзда, что ли, им всем разорить методом полного изъятия?..»
Маруська смотрела на них с тоской. Мент тоже глянул на собаку.
— Это ж у вас девочка? — спросил он.
— Сука она! — неожиданно для себя самой сказала Ирка. — Какая сука, а! Всю жизнь мне наперекосяк пустила.
И заплакала.
Утром она вызвала подругу телеграммой.
— За домом нора, — холодно сообщила подруге Ирка. — Хорошая, шотландская. Сама лазила. Маруська натаскана на лису. Подранка чисто добирает. Но можно и на барсука. Вот телефон, ружьё привезут завтра, один ствол — чок, один — получок. Ствольная коробка усиленная. Гильзы можно как металлические, так и бумажные. Шикарное ружьё, сама увидишь! Сейф и переносная нора будут на той неделе. Ключи на вешалке. Всё!
— А ты куда? — ошарашенно спросила подруга.
— На кудыкину гору. Главное — не в Кукарекино. Хватит с меня этой суки, пора уже опять к кобелю какому-нибудь прибиваться.
…Недели две Ирка приходила в себя, забросила бутерброды и готовила себе почти как Маруське. Подруга обиделась. Подруга сказала, что Ирка испортила ей собаку: уезжала, был милый покладистый пёсик, с которым теперь никакого сладу: то ему в лес, то — в нору.
А Ирка оклемалась, пошла к себе на склад и нарыла там какого-то парашютиста. Причем, очень удачно — тот прямо у неё в доме живёт, только в другом подъезде. Ирка на седьмом этаже, а парашютист — на первом.
Ирка не то, что довольна — счастлива. Говорит, встречаются теперь у него внизу. Нет, он высоты не боится! Но у него в небе всегда боязнь открытого пространства начиналась. Поэтому и прыгал всего шесть раз.
Но Ирка сказала, так даже лучше: не будет лазить где не надо и смотреть на кого ни попадя. Он дома сидит, а она работает. Пока всё тихо.