Столица войны…
21 ноября, 2015 8:20 дп
Олег Утицин
Олег Утицин:
Вообще-то, я москвич в нанадцатом поколении. Кореннее некуда. И ещё вообще-то прапрапрадед мой был гусаром и спиздил цыганку из табора, на которой женился.
А прабабушка — там, тем более вместе с Крупской Надеждой распространяла среди пролетарьята газету «Искра», за что к восьмидесяти годам своим получила от СССР двухкомнатную квартиру в хрущёвке на себя, моего папу, мою маму и меня впридачу.
Я её спрашивал про Крупскую, чтобы в октябрята вступить, а она молчала, жевала губами, зубов-то не было, сцепляла пальцы рук и большими пальцами перебирала, месила воздух.
Я всё равно спрашивал, а то как же мне было жить-то на этом свете — неоктябрёнком?
Она однажды не выдержала и рассказала мне, как хитроумный мужик, который жил на архирейских прудах у одного купца стан колём выпердел.
Наверное, что-то есть очень поучительное в этой истории, впрочем, судите сами. По улице, которая в моём детстве называлась Халтуринской, а в царское время не знаю, как называлась, шёл купец, а перед ним мужик. И мужик шёл и пердел, что возмутило малого предпринимателя (см. «Мещанин во дворянстве»), купец сделал мужику замечание. Завязался увлекательный разговор, перешедший в спор. Купец пообещал мужику стан колёс, если тот пройдёт всю улицу и будет пердеть под каждый свой шаг.
И МУЖИК СДЕЛАЛ ЭТО!
Если бы в те времена были бы политологи, они, конечно, же нашли бы привязки к проискам Обамы и Путина, но, слава Богу, ни тех, ни других тогда не было. А Крупская была. И горох был. Питание горохом низшего сословия в лице мужика и привело, в конечном итоге, к победе пролетарьята над буржуазией и обратно.
Так объяснял марксизм, он же — ленининзм.
А я думаю о том, что колёса и тогда в России дефицитом были. Стан — это набор из четырёх колёс для телеги, если кто не в курсе.
Ну вот, теперь, когда я доказал, что я москвич и тем более знаю, где архирейские пруды (кстати, я там родился неподалёку), плавно перетекаю к изложению своей мысли, что мне для того, дабы почувствовать себя москвичом нынешним, не только таджикский язык надо знать, но вообще как-то огламуриться и мимикрировать.
Мимикрировать я начал с просмотра невиданных мною доселе кинокартин. Например, кинофильма «Спектр».
Я нашёл его в инете, загрузил в ноутбук, выключтл свет в комнате лёг в койку и, увлёкшись сюжетом, уснул где-то на десятой минуте.
Минуте на пятнадцатой мне стало стыдно за себя, как за москвича, я проснулся и вперился взором в эротическую сцену, в которой подозреваемый в гомосексуализме актёр, отказавшийся играть некоего Путина (вот ведь пидар, а!Скажите!— авт.) пытался запхнуть свой нос в рот королеве Марго…
Нет, на такую мимикрию я не способен.
Тогда я отобрал у первого попавшегося таджикского дворника из ИГИЛ (запрещённого в России) велосипед (пока не запрещённый в России) и бросился объезжать столичные военкоматы в поисках очередей из добровольцев.
Всю Москву исколесил не нашёл. Только в последнем военкомате, облицованном белой сортирной плиткой, ко мне вышел какой-то капитан и объяснил, что все добровольцы уже записались добровольцами и уехали исполнять свой интернациональный долг в город Сирия. Один я остался интернационального долга совершенно не преисполненный, за это меня третий раз призывают в ряды вооружённых сил моей мирной страны и отправляют нах обратно в мой полк (который давным-давно расформирован, как я знаю), в степь, блядь, за сопки, блядь, потому что нехуй тут, блядь, когда вся страна в едином порыве. Опять же, блядь!
И таким образом я оказался в своей дембельской парадке среди дедов, которые передо мной, как щеглы молодые, да ещё и на груди с дурацкими аксельбантами, которых я в жизни не носил и терпеть не могу вообще.
— Не ссыте, пацаны, — сказал я дедам,— дембель неизбежен…
Они посмотрели на меня с таким недоверием, что я проснулся…
За окном была метель…
Будет продолжение…
Олег Утицин
Олег Утицин:
Вообще-то, я москвич в нанадцатом поколении. Кореннее некуда. И ещё вообще-то прапрапрадед мой был гусаром и спиздил цыганку из табора, на которой женился.
А прабабушка — там, тем более вместе с Крупской Надеждой распространяла среди пролетарьята газету «Искра», за что к восьмидесяти годам своим получила от СССР двухкомнатную квартиру в хрущёвке на себя, моего папу, мою маму и меня впридачу.
Я её спрашивал про Крупскую, чтобы в октябрята вступить, а она молчала, жевала губами, зубов-то не было, сцепляла пальцы рук и большими пальцами перебирала, месила воздух.
Я всё равно спрашивал, а то как же мне было жить-то на этом свете — неоктябрёнком?
Она однажды не выдержала и рассказала мне, как хитроумный мужик, который жил на архирейских прудах у одного купца стан колём выпердел.
Наверное, что-то есть очень поучительное в этой истории, впрочем, судите сами. По улице, которая в моём детстве называлась Халтуринской, а в царское время не знаю, как называлась, шёл купец, а перед ним мужик. И мужик шёл и пердел, что возмутило малого предпринимателя (см. «Мещанин во дворянстве»), купец сделал мужику замечание. Завязался увлекательный разговор, перешедший в спор. Купец пообещал мужику стан колёс, если тот пройдёт всю улицу и будет пердеть под каждый свой шаг.
И МУЖИК СДЕЛАЛ ЭТО!
Если бы в те времена были бы политологи, они, конечно, же нашли бы привязки к проискам Обамы и Путина, но, слава Богу, ни тех, ни других тогда не было. А Крупская была. И горох был. Питание горохом низшего сословия в лице мужика и привело, в конечном итоге, к победе пролетарьята над буржуазией и обратно.
Так объяснял марксизм, он же — ленининзм.
А я думаю о том, что колёса и тогда в России дефицитом были. Стан — это набор из четырёх колёс для телеги, если кто не в курсе.
Ну вот, теперь, когда я доказал, что я москвич и тем более знаю, где архирейские пруды (кстати, я там родился неподалёку), плавно перетекаю к изложению своей мысли, что мне для того, дабы почувствовать себя москвичом нынешним, не только таджикский язык надо знать, но вообще как-то огламуриться и мимикрировать.
Мимикрировать я начал с просмотра невиданных мною доселе кинокартин. Например, кинофильма «Спектр».
Я нашёл его в инете, загрузил в ноутбук, выключтл свет в комнате лёг в койку и, увлёкшись сюжетом, уснул где-то на десятой минуте.
Минуте на пятнадцатой мне стало стыдно за себя, как за москвича, я проснулся и вперился взором в эротическую сцену, в которой подозреваемый в гомосексуализме актёр, отказавшийся играть некоего Путина (вот ведь пидар, а!Скажите!— авт.) пытался запхнуть свой нос в рот королеве Марго…
Нет, на такую мимикрию я не способен.
Тогда я отобрал у первого попавшегося таджикского дворника из ИГИЛ (запрещённого в России) велосипед (пока не запрещённый в России) и бросился объезжать столичные военкоматы в поисках очередей из добровольцев.
Всю Москву исколесил не нашёл. Только в последнем военкомате, облицованном белой сортирной плиткой, ко мне вышел какой-то капитан и объяснил, что все добровольцы уже записались добровольцами и уехали исполнять свой интернациональный долг в город Сирия. Один я остался интернационального долга совершенно не преисполненный, за это меня третий раз призывают в ряды вооружённых сил моей мирной страны и отправляют нах обратно в мой полк (который давным-давно расформирован, как я знаю), в степь, блядь, за сопки, блядь, потому что нехуй тут, блядь, когда вся страна в едином порыве. Опять же, блядь!
И таким образом я оказался в своей дембельской парадке среди дедов, которые передо мной, как щеглы молодые, да ещё и на груди с дурацкими аксельбантами, которых я в жизни не носил и терпеть не могу вообще.
— Не ссыте, пацаны, — сказал я дедам,— дембель неизбежен…
Они посмотрели на меня с таким недоверием, что я проснулся…
За окном была метель…
Будет продолжение…