«Старуху топором за несколько монет…»
21 июля, 2021 1:35 пп
Лена Пчёлкина
Лена Пчелкина, пчела и ко:
Когда-то у меня был другой муж, другая жизнь и отличная лобовая авария в анамнезе. В меня въехали жители другой республики, на угнанной машине, без прав, прямо в лоб, и теперь это многое объясняет. Это случилось 25 сентября 2001 года.
Как-то я вылечилась – прямо назло Люберецкой больнице номер 2 (у меня никогда не было самого лучшего) и мы с моим тогдашним мужем полетели в Америку – ту самую, которая теперь писает в моем лифте.
Я была с подушкой под сломанную подвязанную руку, хромая и с 26-ю швами на лбу. Муж решил меня порадовать поездкой в Лас-Вегас. И вот мы оказались в аэропорту, в котором после 11 сентября были предприняты ошеломительные меры безопасности. Огромная афроамериканская женщина посмотрела на меня и молвила:
— Мы вас не будем обыскивать: вы – жертва. — В руках у нее был мой российский паспорт, я пыталась объяснить, что я не жертва 11 сентября, но тут живой коридор захлопал и я пошла, словно пава, попукивая и отбивая чечетку, как сказано у классиков.
Я конечно воспользовалась, и пронесла запрещенное — виски во фляжке, так как боюсь летать смертельно.
Полет начался оптимистически. Командир корабля объявил: «Спасибо вам за мужество, которое позволило вам сесть на борт нашего корабля, в настоящее время ничего страшного не обнаружено, но если вы что-то обнаружите, кидайте в них всем, что под рукой, мы взлетаем, Да поможет нам Бог».
Я боюсь летать. Рядом со мной сидел афроамериканец, который ввинтился от страха в свой худи. И обратился ко мне.
— Могу ли я отхлебнуть из вашей фляжки, как начнут продавать отдам, я боюсь летать.
Что же я откажу товарищу по несчастью? Мы крепко выпили. Он меня не подвел. Нам носили весь полет. Муж со мной не разговаривал, так как давно сложил в голове себе образ какой-то настоящей леди (видимо Мисс Марпл), и я, выпивая из одной фляжки с сомнительным элементом, не подходила ни разу под этот типаж. В какой-то момент бортпроводница отказалась нам принести еще виски. Говорит, типа вам хватит. Мой новый друг посмотрел на меня и говорит:
— Детка, предоставь это мне.
Я ему – может сказать им, что я еврейка, жертва и инвалид? Он отвечает:
— Поверь, достаточно того, что я черный.
Собственно он это и озвучил, и все, кто были на борту не совсем белые (а я подружилась со всеми- и вообще было решено считать меня временно черной) прямо слегка привстали на конце фразы. Нам дальше носили на убой.
Прилетели в Лас-Вегас. Муж со мной не разговаривает. Мой новый друг подошел ко мне прощаться:
— Ты увидишь фасад — красиво, дорогие отели, коктейли, шоу, — говорит он мне. – Я тут рулю. Девочки, мальчики, домашние животные, все, что захочешь, ты нормальная, сестра …. Я этот виски не забуду никогда. Будут проблемы, или будешь искать удовольствия…. Вот моя карточка.
Я была дурой. Не хватило духу. Не позвонила. Я теперь судорожно ищу его карточку и вспоминаю его имя. Надеюсь, он тоже меня вспоминает.
Отель в Лас-Вегасе поражал великолепием китча. Именно такой представлялась роскошь в беспокойных одиноких снах героине фильма «Девчата» Тосе Кислициной. Он назывался «Венецианец», по нему текли каналы, плыли гондолы прямо с поющими гондольерами в полосатых гетрах. Шоппинг молы, рестораны, кафе, бары и конечно игровые столы всех мастей. Войдя в лобби, я почему-то вспомнила гостиницу Интурист в городе Челябинск. Муж со мной по-прежнему не разговаривал. В его системе ценностей я не состоялась как настоящая леди, и мой разухабистый запой с сомнительным элементом нельзя было даже прикрыть миссионерской деятельностью. Видимо потому что я была без пробкового шлема.
Надо было конечно по-женски как-то сгладить ситуацию, но во мне булькало столько виски, что хотелось еще. Поэтому я спустилась в игровой зал. Тогда единственное место, где в Америке можно было курить, так сказать не отходя от стакана был именно Лас-Вегас. Но антитабачная компания уже набирала обороты и крупье, зомбированной идеей, что он заболеет раком раньше, чем я закурю, сделал лицо, какое обычно делает моя мама, когда я произношу слово «х@й», и затянул неталантливо про вред, который я наношу всему живому. И тут кадр заморозился. Наступила тревожная тишина, был слышен только марш шагов… и вопрос «Кто тут против курения?»
Кто в 90-ые проникся блатной романтикой, и даже пару раз сидел с настоящими пацанами на районе в кооперативном кафе, а теперь всплескивает руками в караоке по «Владимирский централ» и вопрошает «Как мы выжили?!» может засунуть себе в жопу нехитрые представления о настоящих романтиках. По проходу между столами шли три мужчины и девушка. Они были в ковбойских шляпах и казаках. У одного из мужчин от подбородка до пупа на волосатой груди висела целая золотая композиция где-то 20 на 40 на цепи, которая бы одна удержала трех стаффордширов. Длина их сигар доходила до Grand Canion, а дым полностью повторял дым трубы нашей Капотни.
Мужик с композицией — именно он задал вопрос, повисший в воздухе подошел прямо ко мне.
— Тебя тут не обижают? Я встретилась глазами с крупье, который понял, что смерть к нему придет отнюдь не от дыма моих сигарет с ментолом. Кстати, ни до ни после я не видела, чтобы так быстро ходили задом. А ведь я была во многих зоопарках.
Нам заменили крупье, и мы как-то быстро остались за столом одни — то есть компания вновь пришедших и я.
— За@бали с борьбой с курением, приезжай к нам в Техас на ранчо, у нас можно делать чего хочешь.
По мне с таким спутником можно было вообще делать все, что хочешь, независимо от территорий и законов. Виски текло рекой. Они брали сразу бутылками, не мелочась. То, что я из России (без медведя и ружья) и еще подраненная (помним о руке, ноге и голове) настолько их поразило, что я как бы стала главной в этой ошеломительной группе. Словом, подружились. Даже что-то выиграли и сели прямо за игорным столом обмывать удачу. Я рассказывала о России. Даже пыталась пересказать «Преступление и наказание» так сказать по профилю. Понравилось.
— Вы, русские, — говорят, — крутые. Старуху топором за несколько монет. И все читают и в школе изучают. Культурная нация.
Они рассказывали о Техасе. У всех оружие. А то придет вот такой задрот и будет рассказывать где курить вредно… Мне они понравились – нормальные простые люди без рефлексий.
И тут… вышел мой муж. Ему стало скучно и он пришел мириться. Наверное, он надеялся застать меня в компании английских старушек с буклями, у которых на столе из опасного сендвич с огурцом. А застал с кем застал… Не подошел … посмотрел издали, не мигая.
В номер я пришла поздно… Удивительно, что я вообще могла ходить. Обратилась к нему по–английски. Летели мы обратно в разных салонах самолета. Мне жгла руку визитка знакомца из предыдущего самолета.
Лена Пчёлкина
Лена Пчелкина, пчела и ко:
Когда-то у меня был другой муж, другая жизнь и отличная лобовая авария в анамнезе. В меня въехали жители другой республики, на угнанной машине, без прав, прямо в лоб, и теперь это многое объясняет. Это случилось 25 сентября 2001 года.
Как-то я вылечилась – прямо назло Люберецкой больнице номер 2 (у меня никогда не было самого лучшего) и мы с моим тогдашним мужем полетели в Америку – ту самую, которая теперь писает в моем лифте.
Я была с подушкой под сломанную подвязанную руку, хромая и с 26-ю швами на лбу. Муж решил меня порадовать поездкой в Лас-Вегас. И вот мы оказались в аэропорту, в котором после 11 сентября были предприняты ошеломительные меры безопасности. Огромная афроамериканская женщина посмотрела на меня и молвила:
— Мы вас не будем обыскивать: вы – жертва. — В руках у нее был мой российский паспорт, я пыталась объяснить, что я не жертва 11 сентября, но тут живой коридор захлопал и я пошла, словно пава, попукивая и отбивая чечетку, как сказано у классиков.
Я конечно воспользовалась, и пронесла запрещенное — виски во фляжке, так как боюсь летать смертельно.
Полет начался оптимистически. Командир корабля объявил: «Спасибо вам за мужество, которое позволило вам сесть на борт нашего корабля, в настоящее время ничего страшного не обнаружено, но если вы что-то обнаружите, кидайте в них всем, что под рукой, мы взлетаем, Да поможет нам Бог».
Я боюсь летать. Рядом со мной сидел афроамериканец, который ввинтился от страха в свой худи. И обратился ко мне.
— Могу ли я отхлебнуть из вашей фляжки, как начнут продавать отдам, я боюсь летать.
Что же я откажу товарищу по несчастью? Мы крепко выпили. Он меня не подвел. Нам носили весь полет. Муж со мной не разговаривал, так как давно сложил в голове себе образ какой-то настоящей леди (видимо Мисс Марпл), и я, выпивая из одной фляжки с сомнительным элементом, не подходила ни разу под этот типаж. В какой-то момент бортпроводница отказалась нам принести еще виски. Говорит, типа вам хватит. Мой новый друг посмотрел на меня и говорит:
— Детка, предоставь это мне.
Я ему – может сказать им, что я еврейка, жертва и инвалид? Он отвечает:
— Поверь, достаточно того, что я черный.
Собственно он это и озвучил, и все, кто были на борту не совсем белые (а я подружилась со всеми- и вообще было решено считать меня временно черной) прямо слегка привстали на конце фразы. Нам дальше носили на убой.
Прилетели в Лас-Вегас. Муж со мной не разговаривает. Мой новый друг подошел ко мне прощаться:
— Ты увидишь фасад — красиво, дорогие отели, коктейли, шоу, — говорит он мне. – Я тут рулю. Девочки, мальчики, домашние животные, все, что захочешь, ты нормальная, сестра …. Я этот виски не забуду никогда. Будут проблемы, или будешь искать удовольствия…. Вот моя карточка.
Я была дурой. Не хватило духу. Не позвонила. Я теперь судорожно ищу его карточку и вспоминаю его имя. Надеюсь, он тоже меня вспоминает.
Отель в Лас-Вегасе поражал великолепием китча. Именно такой представлялась роскошь в беспокойных одиноких снах героине фильма «Девчата» Тосе Кислициной. Он назывался «Венецианец», по нему текли каналы, плыли гондолы прямо с поющими гондольерами в полосатых гетрах. Шоппинг молы, рестораны, кафе, бары и конечно игровые столы всех мастей. Войдя в лобби, я почему-то вспомнила гостиницу Интурист в городе Челябинск. Муж со мной по-прежнему не разговаривал. В его системе ценностей я не состоялась как настоящая леди, и мой разухабистый запой с сомнительным элементом нельзя было даже прикрыть миссионерской деятельностью. Видимо потому что я была без пробкового шлема.
Надо было конечно по-женски как-то сгладить ситуацию, но во мне булькало столько виски, что хотелось еще. Поэтому я спустилась в игровой зал. Тогда единственное место, где в Америке можно было курить, так сказать не отходя от стакана был именно Лас-Вегас. Но антитабачная компания уже набирала обороты и крупье, зомбированной идеей, что он заболеет раком раньше, чем я закурю, сделал лицо, какое обычно делает моя мама, когда я произношу слово «х@й», и затянул неталантливо про вред, который я наношу всему живому. И тут кадр заморозился. Наступила тревожная тишина, был слышен только марш шагов… и вопрос «Кто тут против курения?»
Кто в 90-ые проникся блатной романтикой, и даже пару раз сидел с настоящими пацанами на районе в кооперативном кафе, а теперь всплескивает руками в караоке по «Владимирский централ» и вопрошает «Как мы выжили?!» может засунуть себе в жопу нехитрые представления о настоящих романтиках. По проходу между столами шли три мужчины и девушка. Они были в ковбойских шляпах и казаках. У одного из мужчин от подбородка до пупа на волосатой груди висела целая золотая композиция где-то 20 на 40 на цепи, которая бы одна удержала трех стаффордширов. Длина их сигар доходила до Grand Canion, а дым полностью повторял дым трубы нашей Капотни.
Мужик с композицией — именно он задал вопрос, повисший в воздухе подошел прямо ко мне.
— Тебя тут не обижают? Я встретилась глазами с крупье, который понял, что смерть к нему придет отнюдь не от дыма моих сигарет с ментолом. Кстати, ни до ни после я не видела, чтобы так быстро ходили задом. А ведь я была во многих зоопарках.
Нам заменили крупье, и мы как-то быстро остались за столом одни — то есть компания вновь пришедших и я.
— За@бали с борьбой с курением, приезжай к нам в Техас на ранчо, у нас можно делать чего хочешь.
По мне с таким спутником можно было вообще делать все, что хочешь, независимо от территорий и законов. Виски текло рекой. Они брали сразу бутылками, не мелочась. То, что я из России (без медведя и ружья) и еще подраненная (помним о руке, ноге и голове) настолько их поразило, что я как бы стала главной в этой ошеломительной группе. Словом, подружились. Даже что-то выиграли и сели прямо за игорным столом обмывать удачу. Я рассказывала о России. Даже пыталась пересказать «Преступление и наказание» так сказать по профилю. Понравилось.
— Вы, русские, — говорят, — крутые. Старуху топором за несколько монет. И все читают и в школе изучают. Культурная нация.
Они рассказывали о Техасе. У всех оружие. А то придет вот такой задрот и будет рассказывать где курить вредно… Мне они понравились – нормальные простые люди без рефлексий.
И тут… вышел мой муж. Ему стало скучно и он пришел мириться. Наверное, он надеялся застать меня в компании английских старушек с буклями, у которых на столе из опасного сендвич с огурцом. А застал с кем застал… Не подошел … посмотрел издали, не мигая.
В номер я пришла поздно… Удивительно, что я вообще могла ходить. Обратилась к нему по–английски. Летели мы обратно в разных салонах самолета. Мне жгла руку визитка знакомца из предыдущего самолета.