«Стань собой». Знаешь, что это такое?
1 декабря, 2022 4:58 пп
Мэйдэй
Isaak Bromberg:
Глава 3. Прогулка
(глава 2 здесь)
— А ну-ка, сынок, пойдем пройдемся, — сказал Торо, как только за спиной третьего члена отряда захлопнулась дверь гостиничного номера.
Серхио, всю дорогу не поднимавший глаз, молча кивнул.
Они шли в тишине. На столичной улице в этот поздний час было мало прохожих, но через каждую сотню шагов исправно горели фонари.
Через две минуты Серхио остановился и сказал:
— Падре.
Не собираюсь я тебя стыдить, подумал Торо, ты сам уже себя застыдил, и чтобы это понять, не нужно быть эмпатом.
Он положил парню руку на плечо и сказал как можно мягче:
— Знаешь, давай будем говорить на ходу, у меня так лучше получается.
Серхио, не ответив, двинулся следом. Лица было не видно, но, судя по звуку, он давился слезами.
Я был таким же, сказал себе Торо. Меня можно было пилить, можно было кричать, позорить, я бы не дрогнул. Но от доброго слова мог разреветься. Или от ласкового обращения. Слабость. Самая большая брешь в моей броне.
— Ты думаешь, что все это из-за тебя. Все, что было сегодня вечером.
Мальчишка остановился.
— Откуда вы знаете?
— Мне тоже было семнадцать.
Ответа не последовало.
— Ты виноват не больше, чем все мы, — заговорил Торо. — Пойдем, пойдем. Помнишь, что сказал Диего, вернувшись за стол? Это был знаменитый маг по прозвищу Казак. Он за что-то обиделся на хозяина заведения и бросил заклинание собственного изготовления, называется «Стань собой». Знаешь, что это такое? Все, что люди сдерживают в себе годами, в один миг вырывается наружу. И хорошо, если это окажется тяга к сквернословию и легким интрижкам или стремление почесать кулаки. Представляю, что там сейчас творится.
Ты помнишь, как мы возвращались в гостиницу? По дороге Эспада дважды порывался вызвать на поединок случайных прохожих, Ромеро наговорил Кантору такого, что раньше побоялся бы даже подумать, а Кантор бросился на него и так избил, что не оттащи мы его — вместо охраняемого объекта имели бы на руках свежий труп. Ромеро, конечно, сволочь и дурак, но не убивать же человека за это.
— Кантор еще хуже, — сказал Серхио, как плюнул. Торо поразила прозвучавшая в его голосе ненависть.
— Малыш. Кантор прошел через такое, что и подумать страшно. Теперь о нем ходят нехорошие слухи, но никто никогда не рисковал повторить их ему в глаза. Обычно он сдержаннее. Иначе ему пришлось бы кидаться на Ромеро каждые пять минут. Да и пытаться забить насмерть клиента — чересчур даже для него.
Серхио молчал, всем своим видом выражая недоверие.
— Это все заклинание, — вздохнул Торо. — Ты понял то, что он тебе сказал? Хорошо, что я успел его прервать, он собирался вызвать тебя в круг. Знаешь, что это такое?
— Нет, — признался парень после секундного колебания.
— Бандитский обычай, хотя в столице его переняла и золотая молодежь. Если мужчина (то есть любой юнец, научившийся держать нож) сочтет, что его прилюдно оскорбили, он вправе требовать от обидчика поединка. Никто не имеет права мешать, от свидетелей требуется образовать круг, в который выходят бойцы. Если ты сказал кому-то в глаза то, что ему не понравилось, то обязан либо принять вызов и рискнуть жизнью, либо немедленно попросить прощения. У самого Кантора есть здоровенный шрам под ребрами, уже в пятнадцать он был достаточно языкастым, и его тогда еле спасли.
Парень молчал, изучая носки своих башмаков.
— Послушай, — сказал Торо. — Я знаю, ты сделал это не нарочно. Ты сам не понимаешь, как так вышло. До меня ты вечно изводил вопросами своего наставника, но он отучил тебя делать это на людях. Я знаю, что ты эмпат. Но ты никогда не начинал рассказывать другим, что они чувствуют. Если, конечно, тебя не спросят. Я прав?
Серхио заговорил. Он почти шептал, но в его голосе слышались интонации подступающей истерики.
— Я ничего не могу поделать. Знаю, обо всем этом не принято спрашивать. Мэтр мне сто раз говорил, в это нельзя лезть, это опасно. Люди очень этого не любят. Да все я понимаю, я бы и сам захотел убить, если бы обо мне такое спросили. Но я правда не могу понять, почему все так устроено, все неправильно, все глупо, и почему никто не скажет вслух, должны же все понять, это так просто…
— Сегодня ты сказал, — кивнул Торо. — Надеюсь, Кантор уже остыл и не полезет опять требовать сатисфакции.
Парень молчал, тяжело дыша, будто вымотанный долгим бегом.
— Давай так, — заключил Торо, — мы поговорим, как только будет возможность. Я выслушаю твои вопросы. На родине я только этим и занимался. Может, хоть на один найдется ответ. А теперь пошли обратно, завтра рано вставать. До базы путь будет нелегкий.
_________
(продолжение следует)
Мэйдэй
Isaak Bromberg:
Глава 3. Прогулка
(глава 2 здесь)
— А ну-ка, сынок, пойдем пройдемся, — сказал Торо, как только за спиной третьего члена отряда захлопнулась дверь гостиничного номера.
Серхио, всю дорогу не поднимавший глаз, молча кивнул.
Они шли в тишине. На столичной улице в этот поздний час было мало прохожих, но через каждую сотню шагов исправно горели фонари.
Через две минуты Серхио остановился и сказал:
— Падре.
Не собираюсь я тебя стыдить, подумал Торо, ты сам уже себя застыдил, и чтобы это понять, не нужно быть эмпатом.
Он положил парню руку на плечо и сказал как можно мягче:
— Знаешь, давай будем говорить на ходу, у меня так лучше получается.
Серхио, не ответив, двинулся следом. Лица было не видно, но, судя по звуку, он давился слезами.
Я был таким же, сказал себе Торо. Меня можно было пилить, можно было кричать, позорить, я бы не дрогнул. Но от доброго слова мог разреветься. Или от ласкового обращения. Слабость. Самая большая брешь в моей броне.
— Ты думаешь, что все это из-за тебя. Все, что было сегодня вечером.
Мальчишка остановился.
— Откуда вы знаете?
— Мне тоже было семнадцать.
Ответа не последовало.
— Ты виноват не больше, чем все мы, — заговорил Торо. — Пойдем, пойдем. Помнишь, что сказал Диего, вернувшись за стол? Это был знаменитый маг по прозвищу Казак. Он за что-то обиделся на хозяина заведения и бросил заклинание собственного изготовления, называется «Стань собой». Знаешь, что это такое? Все, что люди сдерживают в себе годами, в один миг вырывается наружу. И хорошо, если это окажется тяга к сквернословию и легким интрижкам или стремление почесать кулаки. Представляю, что там сейчас творится.
Ты помнишь, как мы возвращались в гостиницу? По дороге Эспада дважды порывался вызвать на поединок случайных прохожих, Ромеро наговорил Кантору такого, что раньше побоялся бы даже подумать, а Кантор бросился на него и так избил, что не оттащи мы его — вместо охраняемого объекта имели бы на руках свежий труп. Ромеро, конечно, сволочь и дурак, но не убивать же человека за это.
— Кантор еще хуже, — сказал Серхио, как плюнул. Торо поразила прозвучавшая в его голосе ненависть.
— Малыш. Кантор прошел через такое, что и подумать страшно. Теперь о нем ходят нехорошие слухи, но никто никогда не рисковал повторить их ему в глаза. Обычно он сдержаннее. Иначе ему пришлось бы кидаться на Ромеро каждые пять минут. Да и пытаться забить насмерть клиента — чересчур даже для него.
Серхио молчал, всем своим видом выражая недоверие.
— Это все заклинание, — вздохнул Торо. — Ты понял то, что он тебе сказал? Хорошо, что я успел его прервать, он собирался вызвать тебя в круг. Знаешь, что это такое?
— Нет, — признался парень после секундного колебания.
— Бандитский обычай, хотя в столице его переняла и золотая молодежь. Если мужчина (то есть любой юнец, научившийся держать нож) сочтет, что его прилюдно оскорбили, он вправе требовать от обидчика поединка. Никто не имеет права мешать, от свидетелей требуется образовать круг, в который выходят бойцы. Если ты сказал кому-то в глаза то, что ему не понравилось, то обязан либо принять вызов и рискнуть жизнью, либо немедленно попросить прощения. У самого Кантора есть здоровенный шрам под ребрами, уже в пятнадцать он был достаточно языкастым, и его тогда еле спасли.
Парень молчал, изучая носки своих башмаков.
— Послушай, — сказал Торо. — Я знаю, ты сделал это не нарочно. Ты сам не понимаешь, как так вышло. До меня ты вечно изводил вопросами своего наставника, но он отучил тебя делать это на людях. Я знаю, что ты эмпат. Но ты никогда не начинал рассказывать другим, что они чувствуют. Если, конечно, тебя не спросят. Я прав?
Серхио заговорил. Он почти шептал, но в его голосе слышались интонации подступающей истерики.
— Я ничего не могу поделать. Знаю, обо всем этом не принято спрашивать. Мэтр мне сто раз говорил, в это нельзя лезть, это опасно. Люди очень этого не любят. Да все я понимаю, я бы и сам захотел убить, если бы обо мне такое спросили. Но я правда не могу понять, почему все так устроено, все неправильно, все глупо, и почему никто не скажет вслух, должны же все понять, это так просто…
— Сегодня ты сказал, — кивнул Торо. — Надеюсь, Кантор уже остыл и не полезет опять требовать сатисфакции.
Парень молчал, тяжело дыша, будто вымотанный долгим бегом.
— Давай так, — заключил Торо, — мы поговорим, как только будет возможность. Я выслушаю твои вопросы. На родине я только этим и занимался. Может, хоть на один найдется ответ. А теперь пошли обратно, завтра рано вставать. До базы путь будет нелегкий.
_________
(продолжение следует)