«Средняя продолжительность жизни пехотинца — две недели…»
9 мая, 2021 3:56 пп
Мэйдэй
Аркадий Бабченко:
К слову, памятник советскому воину освободителю — тоже вранье. Любой памятник. Любому воину. Хоть в Трептов-парке, хоть в Харькове, хоть Алеша. Они все сделаны по одному макету — взрослый широкоплечий мужчина, осознанный, надежный, настоящий защитник, солдат, отец, глава. Но армия освободительница была в значительной мере восемнадцатилетней. Да, да, Берлин брали мальчишки.
Ту армию, которая была до войны, великий усатый полководец потерял полностью в сорок первом, в окружениях и массовой, почти поголовной сдаче в плен. Что не добил тогда — добил в сорок втором. В Харьковских котлах и Мясном бору. Сибиряков — вот как раз тех самых взрослых усатых настоящих мужиков с плакатов — кинутых на затыкание дыр, положил подо Ржевом, Москвой и в Синявинских болотах. Те, кому повезло, дотянули до Сталинграда. К этому же времени по два-три круга сделали и раненные, возвращавшиеся из госпиталей.
А дальше — всё.
Вспомните, например, почему во всяких там байках, шутках и рассказах типа «Товарищ Сталин, отпустите его домой, он нам не язык, а вам не солдат» узбеки фигурировали только в начале войны? А образ армии победительницы, армии, взявшей Берлин — уже исключительно русский?
Да потому что к тому моменту закончились все. И узбеки, и таджики, и сибиряки, и белорусские партизаны, и снайпера-чукчи. Все.
Средняя продолжительность жизни пехотинца — две недели. Командира роты — два месяца. Продолжительность жизни американского бомбардировщика — 13 вылетов. Советского, полагаю, меньше. Только начиная от командира батальона появлялся хоть какой-то шанс выжить.
Николай Никулин, который действительно прошел войну от начала до конца, сам же о себе и пишет, что он — редчайшее исключение. Что он был знаменитостью всей дивизии. Её талисманом. И что таких их, выживших с самого начала, было чуть ли не двое. Второй погиб незадолго до победы.
А он сам смог пережить войну только благодаря госпиталям, в которых провел одиннадцать месяцев. Четверть войны. Из-за чего нескольких мясорубок сумел избежать.
С госпиталем могло повести — ну, два раза. Ну, три. А потом?
СССР, помимо ленд-лиза, спасло то, что война затянулась, и к моменту её перелома начало подрастать новое поколение, которое можно было мобилизовывать и которое еще не вычистили на курских дугах.
Об этом пишут все, кто пережил. Об этом писал Астафьев. «Прокляты и убиты» — это про мальчишек. По памяти процитирую Семена Ария: «Я тогда был мальчишка. Вся армия была такая. Вся армия была — 18-19 лет».
Так что Берлин оспатый упырь брал уже во многой степени и детьми.
К тому моменту уже почти не было широкоплечих мужиков. Были малолетки. В основном — щуплые, недоросшие от недоедания в тылу.
И именно ими он делал себе подарок на первое мая. Именно их он положил то ли восемьдесят, то ли сто тысяч. Кто в этой стране своих детей когда считал-то.
И когда вы читаете «вернуться домой, обнять жену, поцеловать детей» — это вранье уже практически полностью. Очередная попытка сокрытия преступления. Большинство тех, кто мог обнять детей, к тому моменту уже сгнили под Волховом. А эти девственниками еще были, какие там семьи. Ну, в Германии уже не были, конечно, я думаю, что в этой волне изнасилований свою значительную роль сыграла как раз и эта безнаказанная возможность попробовать, но по крайней мере ни о семье, ни о детях речи точно не шло.
К слову — вы это хотите повторить, скрепоносные? Положить еще миллион своих детей, которые не оставят вам внуков? В принципе… Ну, не буду. Дело ваше, конечно. Я никак не пойму только, почему вы меня-то русофобом называете. Я ж, в общем-то, только за. Ну, не буду, не буду.
А те, кто на фотографиях кажутся взрослыми — им же тоже лет по двадцать пять, на самом деле. Кантария с их Знаменем Победы — двадцать два года.
Они просто в двадцать стали стариками. Точнее — людьми без возраста.
Эта страна не может без фейка ни в чем. Вообще ни в чем. Даже в том, что сама делает главным. Даже в мелочах к её главному.
Вся её история «Великой отечественной» — одна сплошная попытка сокрытия одного гигантского преступления.
Вот, чему она действительно научилась в той войне — так это воевать детьми.
И воевала ими до самого распада. Через один только Афган прогнала шестьсот тысяч мальчишек.
Она и меня ребенком, не нюхавшим жизни, подыхать отправила.
Она и в восьмом, и в четырнадцатом отправляла.
Думаете, в сорок пятом, при усатом, было как-то по-другому?
Фото: Юрий Чернышев, «Давай закурим», 1945.
…
Подписывайтесь на меня на Патреон:
К сожалению, каждый раз я вынужден напоминать — за текст с двумя-тремя тысячами лайков и полутысячей репостов приходит всего несколько переводов. Возможно, каждый думает, что и без него уже неплохо перевели. Но нет.
Если кто считает, что свою писательскую жизнь я живу не зря, что мои тексты заставили задуматься, пересмотреть какие-то решения, принять их, взглянуть на мир по-новому, засмеяться, заплакать, сопереживать, улучшить свои навыки по критическому восприятию информации или иным способом были полезны, то все как всегда.
Спасибо.
Приват-банк карта номер: 5363 5423 0856 3718
Либо просто кинуть на телефон
МТС: +7 915 237 41 78
Мегафон: +7 926 558 57 89
Карта «Приват» для переводов в евро:
5363 5423 0856 3775
Мэйдэй
Аркадий Бабченко:
К слову, памятник советскому воину освободителю — тоже вранье. Любой памятник. Любому воину. Хоть в Трептов-парке, хоть в Харькове, хоть Алеша. Они все сделаны по одному макету — взрослый широкоплечий мужчина, осознанный, надежный, настоящий защитник, солдат, отец, глава. Но армия освободительница была в значительной мере восемнадцатилетней. Да, да, Берлин брали мальчишки.
Ту армию, которая была до войны, великий усатый полководец потерял полностью в сорок первом, в окружениях и массовой, почти поголовной сдаче в плен. Что не добил тогда — добил в сорок втором. В Харьковских котлах и Мясном бору. Сибиряков — вот как раз тех самых взрослых усатых настоящих мужиков с плакатов — кинутых на затыкание дыр, положил подо Ржевом, Москвой и в Синявинских болотах. Те, кому повезло, дотянули до Сталинграда. К этому же времени по два-три круга сделали и раненные, возвращавшиеся из госпиталей.
А дальше — всё.
Вспомните, например, почему во всяких там байках, шутках и рассказах типа «Товарищ Сталин, отпустите его домой, он нам не язык, а вам не солдат» узбеки фигурировали только в начале войны? А образ армии победительницы, армии, взявшей Берлин — уже исключительно русский?
Да потому что к тому моменту закончились все. И узбеки, и таджики, и сибиряки, и белорусские партизаны, и снайпера-чукчи. Все.
Средняя продолжительность жизни пехотинца — две недели. Командира роты — два месяца. Продолжительность жизни американского бомбардировщика — 13 вылетов. Советского, полагаю, меньше. Только начиная от командира батальона появлялся хоть какой-то шанс выжить.
Николай Никулин, который действительно прошел войну от начала до конца, сам же о себе и пишет, что он — редчайшее исключение. Что он был знаменитостью всей дивизии. Её талисманом. И что таких их, выживших с самого начала, было чуть ли не двое. Второй погиб незадолго до победы.
А он сам смог пережить войну только благодаря госпиталям, в которых провел одиннадцать месяцев. Четверть войны. Из-за чего нескольких мясорубок сумел избежать.
С госпиталем могло повести — ну, два раза. Ну, три. А потом?
СССР, помимо ленд-лиза, спасло то, что война затянулась, и к моменту её перелома начало подрастать новое поколение, которое можно было мобилизовывать и которое еще не вычистили на курских дугах.
Об этом пишут все, кто пережил. Об этом писал Астафьев. «Прокляты и убиты» — это про мальчишек. По памяти процитирую Семена Ария: «Я тогда был мальчишка. Вся армия была такая. Вся армия была — 18-19 лет».
Так что Берлин оспатый упырь брал уже во многой степени и детьми.
К тому моменту уже почти не было широкоплечих мужиков. Были малолетки. В основном — щуплые, недоросшие от недоедания в тылу.
И именно ими он делал себе подарок на первое мая. Именно их он положил то ли восемьдесят, то ли сто тысяч. Кто в этой стране своих детей когда считал-то.
И когда вы читаете «вернуться домой, обнять жену, поцеловать детей» — это вранье уже практически полностью. Очередная попытка сокрытия преступления. Большинство тех, кто мог обнять детей, к тому моменту уже сгнили под Волховом. А эти девственниками еще были, какие там семьи. Ну, в Германии уже не были, конечно, я думаю, что в этой волне изнасилований свою значительную роль сыграла как раз и эта безнаказанная возможность попробовать, но по крайней мере ни о семье, ни о детях речи точно не шло.
К слову — вы это хотите повторить, скрепоносные? Положить еще миллион своих детей, которые не оставят вам внуков? В принципе… Ну, не буду. Дело ваше, конечно. Я никак не пойму только, почему вы меня-то русофобом называете. Я ж, в общем-то, только за. Ну, не буду, не буду.
А те, кто на фотографиях кажутся взрослыми — им же тоже лет по двадцать пять, на самом деле. Кантария с их Знаменем Победы — двадцать два года.
Они просто в двадцать стали стариками. Точнее — людьми без возраста.
Эта страна не может без фейка ни в чем. Вообще ни в чем. Даже в том, что сама делает главным. Даже в мелочах к её главному.
Вся её история «Великой отечественной» — одна сплошная попытка сокрытия одного гигантского преступления.
Вот, чему она действительно научилась в той войне — так это воевать детьми.
И воевала ими до самого распада. Через один только Афган прогнала шестьсот тысяч мальчишек.
Она и меня ребенком, не нюхавшим жизни, подыхать отправила.
Она и в восьмом, и в четырнадцатом отправляла.
Думаете, в сорок пятом, при усатом, было как-то по-другому?
Фото: Юрий Чернышев, «Давай закурим», 1945.
…
Подписывайтесь на меня на Патреон:
К сожалению, каждый раз я вынужден напоминать — за текст с двумя-тремя тысячами лайков и полутысячей репостов приходит всего несколько переводов. Возможно, каждый думает, что и без него уже неплохо перевели. Но нет.
Если кто считает, что свою писательскую жизнь я живу не зря, что мои тексты заставили задуматься, пересмотреть какие-то решения, принять их, взглянуть на мир по-новому, засмеяться, заплакать, сопереживать, улучшить свои навыки по критическому восприятию информации или иным способом были полезны, то все как всегда.
Спасибо.
Приват-банк карта номер: 5363 5423 0856 3718
Либо просто кинуть на телефон
МТС: +7 915 237 41 78
Мегафон: +7 926 558 57 89
Карта «Приват» для переводов в евро:
5363 5423 0856 3775