СПОР О «ВЕЧНОМ» САМОДЕРЖАВИИ: От Грозного до Путина
23 июня, 2018 7:14 пп
Александр Янов
Глава 7 «Самодержавная государственность» (продолжение)
ДРАМА РУССКОЙ АРИСТОКРАТИИ
Но это уже особая, самая, быть может, необыкновенная глава всей нашей истории. Что русские самодержцы пытались добиться полной независимости от «верхнего» класса ничуть не меньше какого-нибудь Надир-шаха, не подлежит сомнению. Достаточно вспомнить только что описанную попытку императора Павла в ходе ОДНОЙ ИЗ САМЫХ БЕЗОБИДНЫХ, во всяком случае, кратковременных российских контрреформ заменить екатерининскую аристократию гатчинскими преторианцами. Тем более удивительно, что НИ ОДНА ИЗ ТАКИХ ПОПЫТОК ПОЧЕМУ-ТО НЕ УДАЛАСЬ. Мы видели, что после Грозного помещики, призванные заменить вотчинное боярство, очень быстро сами превратились в новых вотчинников, а гатчинские преторианцы так же быстро ушли со смертью своего «безумного султана» в политическое небытие.
Еще показательнее, однако, то, что произошло с русским «верхним классом» в промежутке между Петром, попытавшимся возродить служебную элиту времен Грозного, и Екатериной. Яростный штурм, которому подвергла государственную власть эта новоиспеченная служебная элита на протяжении полувека, когда, как доносил своему правительству английский посланник Финч, кирасирский полк, проезжающий по Гайд-парку, производит больше шума, нежели государственный переворот в России, представляет сюжет скорее для авантюрного романа, чем для политической истории. Вот лишь один его эпизод.
Императрица Анна Иоанновна умерла 17 октября 1740 г. и, согласно легенде, последние слова, которые услышал от неё регент при наследнике престола малолетнем Иване Антоновиче герцог Бирон, были «не бойся». Так же, как для вельмож, присутствовавших при последнем вздохе Екатерины II, означать это, естественно, должно было «не бойся народа». И так же, как в 1794 году, опасность поджидала, конечно, с другой стороны. И трех недель не прошло после октября 1740, как фельдмаршал Миних с ротой гренадер сверг Бирона и провозгласил регентшей мать наследника Анну Леопольдовну. Но не успел Миних утвердить новый режим, как был, в свою очередь, свергнут лейб-гвардейцами, подученными канцлером Остерманом. Увы, и тот оказался калифом на час. 25 ноября 1741 г. гренадеры взяли реванш, посадив на престол Елизавету Петровну (наследника убили в тюрьме). И всё это на протяжении одного года!
В этом безумии была, однако, система. Ибо в отличие от стамбульских янычар, петербургские гренадеры, или лейб-гвардейцы, как и вся стоявшая за ними петровская служебная элита, ставили себе целью вовсе не воцарение очередного «султана», но ОТМЕНУ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ СЛУЖБЫ. Другими словами, возвращения утраченного в очередной раз при Петре АРИСТОКРАТИЧЕСКОГО СТАТУСА. Они не успокоились, покуда не добились своего. И едва ДОДУМАЛИСЬ ДО ИСТИННОЙ ПРИЧИНЫ ВСЕЙ ЭТОЙ НЕОБЫКНОВЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СУМЯТИЦЫ единственная среди плеяды русских императриц политически грамотная женщина София Ангальт-Цербстская, больше известная под именем Екатерины Великой, как страсти тотчас улеглись и вчерашний произвол сменился стабильностью.
А попытка Павла возродить его после смерти матери стоила ему жизни. Словно бы услышала, наконец, Россия голос Крижанича, завещавшего ей из своей тобольской ссылки, что «всеконечная область [т.е. неограниченная власть] есть супротивна Божьему уроженному законоставию». Или формулу Монтескье, которая легла в основу знаменитого екатерининского Наказа: «ГДЕ НЕТ АРИСТОКРАТИИ, ТАМ НЕТ И МОНАРХИИ. ТАМ ДЕСПОТ».
Так или иначе, драма аристократии в России на наших глазах оказалась неожиданным – и мощным – подтверждением европейского происхождения российской государственности. Не успевал еще закончиться очередной приступ «людодерства», как ПРОЦЕСС АРИСТОКРАТИЗАЦИИ ВЧЕРАШНЕЙ СЛУЖЕБНОЙ ЭЛИТЫ неизменно стартовал заново. НА МЕСТЕ ТОЛЬКО СТО УНИЧТОЖЕННОЙ АРИСТОКРАТИИ ВЫРАСТАЛА НОВАЯ. И НИЧЕГО САМОДЕРЖАВНАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ НЕ МОГЛА С ЭТИМ ПОДЕЛАТЬ.
Другой вопрос, что она исказила и мистифицировала этот процесс, как и всё, к чему прикасалась. Ибо в отличие от абсолютистских монархий, екатерининская аристократия, в очередной раз восставшая из праха обязательной службы, была РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЙ. И потому ЗАВИСИМОЙ от самодержавной власти. Она не поддержала попытку декабристов избавить страну от самодержавия и крепостничества. ОНА НЕ ВОСПОЛЬЗОВАЛАСЬ «ПРОРЫВОМ В ЕВРОПУ» ВО ВРЕМЕНА ВЕЛИКОЙ РЕФОРМЫ, ЧТОБ РАДИКАЛЬНО ОГРАНИЧИТЬ САМОДЕРЖАВИЕ. СВЯЗАВ С НИМ СВОЮ СУДЬБУ, ВМЕСТЕ С НИМ ОНА И ПОГИБЛА.
ПОСТСКРИПТУМ
Пришедшая ей на смену советская элита была, само собою, опять служебной, как и послепетровская. И так же попыталась аристократизироваться, как и при императрицах XVIII века. Пусть не вполне, пусть на первых порах лишь в смысле «стабильности кадров», т.е. ПОЖИЗНЕННОГО пребывания в элите. Ясное дело, нашелся и на нее свой Павел. Только на этот раз «всеконечная область» продолжалась не четыре года, а тридцать. Последовательно освободившись от контроля советского аналога Земских Соборов – Центрального Комитета партии, и аналога Боярской думы – Политбюро, – Сталин истребил нарождавшуюся «комиссарскую» аристократию в зародыше. С этой точки зрения, террор 1937-го и был, собственно, очередной попыткой ПОЛОЖИТЬ КОНЕЦ ПРОЦЕССУ АРИСТОКРАТИЗАЦИИ ИМПЕРСКОЙ ЭЛИТЫ. Нужно ли говорить, что закончилась она столь же бесславно, как и павловская?
Постсталинская служебная элита, как и послепетровская, тотчас и начала все тот же традиционный процесс аристократизации. Режим Брежнева с его «номенклатурой» был решающим шагом в этом направлении. Короче, И В СОВЕТСКОМ СВОЕМ ИНОБЫТИИ САМОДЕРЖАВНАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ, КАК МОГЛА, ПРОДОЛЖАЛА ИСКОННЫЕ РОССИЙСКИЕ ОБРАЗЦЫ ФОРМИРОВАНИЯ ЭЛИТЫ. Можно сказать, что политическое лицо самодержавной России определялось ПОВТОРЯЮЩИМСЯ ПРОЦЕССОМ АРИСТОКРАТИЗАЦИИ, ЕГО ТЕМПОМ, ЕГО ФОРМОЙ, ЕГО ИСТОРИЧЕСКИМИ КАТАСТРОФАМИ И РЕНЕССАНСАМИ. ПРОЦЕСС И ТУТ ПУЛЬСИРОВАЛ, ТО УЖЕСТОЧАЯСЬ, ТО «ОТКЛОНЯЯСЬ» ОТ ЕВРОПЕЙСКИХ ОБРАЗЦОВ, ТО ВОЗВРАЩАЯСЬ К НИМ. Но продолжим наше сопоставление.
ТЕРРОР
Был ли страх и «рутинный террор» доминирующим принципом самодержавной государственности? Как и во всем другом, ИНОГДА БЫЛ, ИНОГДА НЕ БЫЛИ не только масштабы, но и сама функция террора видоизменялась – синхронно с циклами ужесточения или расслабления самодержавия. Если в жестких фазах цикла становилось оно террористическим по преимуществу, то в расслабленных, уподобляясь абсолютным монархиям Европы, употребляло террор лишь по отношению к тем, чье поведение могло рассматриваться как угроза режиму.
Первым из русских интеллектуалов заметил эту странную пульсацию террора Гавриил Державин в знаменитой оде «К Фелице»:
Там можно пошептать в беседах
И, казни не боясь, в обедах
За здравие царей не пить.
Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить,
Или портрет неосторожно
Ее на землю уронить,
Там свадеб шутовских не парят,
В ледовых банях их не жарят,
Не щелкают в усы вельмож;
Князья наседками не клохчут,
Любимцы въявь им не хохочут
И сажей не марают рож.
Десятилетие спустя озорное державинское описание попытался строже сформулировать Николай Карамзин: «Екатерина очистила самодержавие от примесов тиранства». И уже в ХХ веке, анализируя екатерининское «расслабление», Плеханов пришел к выводу: «Кто не становился матушке-государыне поперек дороги, кто не мешался в дела, до него не принадлежавшие, тот чувствовал себя спокойным» (Г.В. Плеханов. Собр. соч., М., 1925, т. 21, с. 36-37). Проще говоря, в расслабленных фазах самодержавия судьба человека в России зависела от его поведения. В ЖЕСТКИХ, ОДНАКО, НЕ ЗАВИСЕЛА.
И НЕТ НАМ РЕШИТЕЛЬНО НИКАКОЙ НУЖДЫ ОБРАЩАТЬСЯ К ОПРИЧНОМУ ТЕРРОРУ ГРОЗНОГО ИЛИ К ПРОИЗВОЛУ «БИРОНОВЩИНЫ», ОПИСАННОМУ ДЕРЖАВИНЫМ, ИЛИ УЖАСАМ 37-ГО, ЧТОБЫ ЭТО ПОКАЗАТЬ. Ибо «примесы тиранства», от которых Екатерина якобы очистила самодержавие, тотчас же и явились, как мы уже слышали, на сцену со смертью матушки-государыни. Да какого еще тиранства!
Продолжение следует.
Александр Янов
Глава 7 «Самодержавная государственность» (продолжение)
ДРАМА РУССКОЙ АРИСТОКРАТИИ
Но это уже особая, самая, быть может, необыкновенная глава всей нашей истории. Что русские самодержцы пытались добиться полной независимости от «верхнего» класса ничуть не меньше какого-нибудь Надир-шаха, не подлежит сомнению. Достаточно вспомнить только что описанную попытку императора Павла в ходе ОДНОЙ ИЗ САМЫХ БЕЗОБИДНЫХ, во всяком случае, кратковременных российских контрреформ заменить екатерининскую аристократию гатчинскими преторианцами. Тем более удивительно, что НИ ОДНА ИЗ ТАКИХ ПОПЫТОК ПОЧЕМУ-ТО НЕ УДАЛАСЬ. Мы видели, что после Грозного помещики, призванные заменить вотчинное боярство, очень быстро сами превратились в новых вотчинников, а гатчинские преторианцы так же быстро ушли со смертью своего «безумного султана» в политическое небытие.
Еще показательнее, однако, то, что произошло с русским «верхним классом» в промежутке между Петром, попытавшимся возродить служебную элиту времен Грозного, и Екатериной. Яростный штурм, которому подвергла государственную власть эта новоиспеченная служебная элита на протяжении полувека, когда, как доносил своему правительству английский посланник Финч, кирасирский полк, проезжающий по Гайд-парку, производит больше шума, нежели государственный переворот в России, представляет сюжет скорее для авантюрного романа, чем для политической истории. Вот лишь один его эпизод.
Императрица Анна Иоанновна умерла 17 октября 1740 г. и, согласно легенде, последние слова, которые услышал от неё регент при наследнике престола малолетнем Иване Антоновиче герцог Бирон, были «не бойся». Так же, как для вельмож, присутствовавших при последнем вздохе Екатерины II, означать это, естественно, должно было «не бойся народа». И так же, как в 1794 году, опасность поджидала, конечно, с другой стороны. И трех недель не прошло после октября 1740, как фельдмаршал Миних с ротой гренадер сверг Бирона и провозгласил регентшей мать наследника Анну Леопольдовну. Но не успел Миних утвердить новый режим, как был, в свою очередь, свергнут лейб-гвардейцами, подученными канцлером Остерманом. Увы, и тот оказался калифом на час. 25 ноября 1741 г. гренадеры взяли реванш, посадив на престол Елизавету Петровну (наследника убили в тюрьме). И всё это на протяжении одного года!
В этом безумии была, однако, система. Ибо в отличие от стамбульских янычар, петербургские гренадеры, или лейб-гвардейцы, как и вся стоявшая за ними петровская служебная элита, ставили себе целью вовсе не воцарение очередного «султана», но ОТМЕНУ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ СЛУЖБЫ. Другими словами, возвращения утраченного в очередной раз при Петре АРИСТОКРАТИЧЕСКОГО СТАТУСА. Они не успокоились, покуда не добились своего. И едва ДОДУМАЛИСЬ ДО ИСТИННОЙ ПРИЧИНЫ ВСЕЙ ЭТОЙ НЕОБЫКНОВЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СУМЯТИЦЫ единственная среди плеяды русских императриц политически грамотная женщина София Ангальт-Цербстская, больше известная под именем Екатерины Великой, как страсти тотчас улеглись и вчерашний произвол сменился стабильностью.
А попытка Павла возродить его после смерти матери стоила ему жизни. Словно бы услышала, наконец, Россия голос Крижанича, завещавшего ей из своей тобольской ссылки, что «всеконечная область [т.е. неограниченная власть] есть супротивна Божьему уроженному законоставию». Или формулу Монтескье, которая легла в основу знаменитого екатерининского Наказа: «ГДЕ НЕТ АРИСТОКРАТИИ, ТАМ НЕТ И МОНАРХИИ. ТАМ ДЕСПОТ».
Так или иначе, драма аристократии в России на наших глазах оказалась неожиданным – и мощным – подтверждением европейского происхождения российской государственности. Не успевал еще закончиться очередной приступ «людодерства», как ПРОЦЕСС АРИСТОКРАТИЗАЦИИ ВЧЕРАШНЕЙ СЛУЖЕБНОЙ ЭЛИТЫ неизменно стартовал заново. НА МЕСТЕ ТОЛЬКО СТО УНИЧТОЖЕННОЙ АРИСТОКРАТИИ ВЫРАСТАЛА НОВАЯ. И НИЧЕГО САМОДЕРЖАВНАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ НЕ МОГЛА С ЭТИМ ПОДЕЛАТЬ.
Другой вопрос, что она исказила и мистифицировала этот процесс, как и всё, к чему прикасалась. Ибо в отличие от абсолютистских монархий, екатерининская аристократия, в очередной раз восставшая из праха обязательной службы, была РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЙ. И потому ЗАВИСИМОЙ от самодержавной власти. Она не поддержала попытку декабристов избавить страну от самодержавия и крепостничества. ОНА НЕ ВОСПОЛЬЗОВАЛАСЬ «ПРОРЫВОМ В ЕВРОПУ» ВО ВРЕМЕНА ВЕЛИКОЙ РЕФОРМЫ, ЧТОБ РАДИКАЛЬНО ОГРАНИЧИТЬ САМОДЕРЖАВИЕ. СВЯЗАВ С НИМ СВОЮ СУДЬБУ, ВМЕСТЕ С НИМ ОНА И ПОГИБЛА.
ПОСТСКРИПТУМ
Пришедшая ей на смену советская элита была, само собою, опять служебной, как и послепетровская. И так же попыталась аристократизироваться, как и при императрицах XVIII века. Пусть не вполне, пусть на первых порах лишь в смысле «стабильности кадров», т.е. ПОЖИЗНЕННОГО пребывания в элите. Ясное дело, нашелся и на нее свой Павел. Только на этот раз «всеконечная область» продолжалась не четыре года, а тридцать. Последовательно освободившись от контроля советского аналога Земских Соборов – Центрального Комитета партии, и аналога Боярской думы – Политбюро, – Сталин истребил нарождавшуюся «комиссарскую» аристократию в зародыше. С этой точки зрения, террор 1937-го и был, собственно, очередной попыткой ПОЛОЖИТЬ КОНЕЦ ПРОЦЕССУ АРИСТОКРАТИЗАЦИИ ИМПЕРСКОЙ ЭЛИТЫ. Нужно ли говорить, что закончилась она столь же бесславно, как и павловская?
Постсталинская служебная элита, как и послепетровская, тотчас и начала все тот же традиционный процесс аристократизации. Режим Брежнева с его «номенклатурой» был решающим шагом в этом направлении. Короче, И В СОВЕТСКОМ СВОЕМ ИНОБЫТИИ САМОДЕРЖАВНАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ, КАК МОГЛА, ПРОДОЛЖАЛА ИСКОННЫЕ РОССИЙСКИЕ ОБРАЗЦЫ ФОРМИРОВАНИЯ ЭЛИТЫ. Можно сказать, что политическое лицо самодержавной России определялось ПОВТОРЯЮЩИМСЯ ПРОЦЕССОМ АРИСТОКРАТИЗАЦИИ, ЕГО ТЕМПОМ, ЕГО ФОРМОЙ, ЕГО ИСТОРИЧЕСКИМИ КАТАСТРОФАМИ И РЕНЕССАНСАМИ. ПРОЦЕСС И ТУТ ПУЛЬСИРОВАЛ, ТО УЖЕСТОЧАЯСЬ, ТО «ОТКЛОНЯЯСЬ» ОТ ЕВРОПЕЙСКИХ ОБРАЗЦОВ, ТО ВОЗВРАЩАЯСЬ К НИМ. Но продолжим наше сопоставление.
ТЕРРОР
Был ли страх и «рутинный террор» доминирующим принципом самодержавной государственности? Как и во всем другом, ИНОГДА БЫЛ, ИНОГДА НЕ БЫЛИ не только масштабы, но и сама функция террора видоизменялась – синхронно с циклами ужесточения или расслабления самодержавия. Если в жестких фазах цикла становилось оно террористическим по преимуществу, то в расслабленных, уподобляясь абсолютным монархиям Европы, употребляло террор лишь по отношению к тем, чье поведение могло рассматриваться как угроза режиму.
Первым из русских интеллектуалов заметил эту странную пульсацию террора Гавриил Державин в знаменитой оде «К Фелице»:
Там можно пошептать в беседах
И, казни не боясь, в обедах
За здравие царей не пить.
Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить,
Или портрет неосторожно
Ее на землю уронить,
Там свадеб шутовских не парят,
В ледовых банях их не жарят,
Не щелкают в усы вельмож;
Князья наседками не клохчут,
Любимцы въявь им не хохочут
И сажей не марают рож.
Десятилетие спустя озорное державинское описание попытался строже сформулировать Николай Карамзин: «Екатерина очистила самодержавие от примесов тиранства». И уже в ХХ веке, анализируя екатерининское «расслабление», Плеханов пришел к выводу: «Кто не становился матушке-государыне поперек дороги, кто не мешался в дела, до него не принадлежавшие, тот чувствовал себя спокойным» (Г.В. Плеханов. Собр. соч., М., 1925, т. 21, с. 36-37). Проще говоря, в расслабленных фазах самодержавия судьба человека в России зависела от его поведения. В ЖЕСТКИХ, ОДНАКО, НЕ ЗАВИСЕЛА.
И НЕТ НАМ РЕШИТЕЛЬНО НИКАКОЙ НУЖДЫ ОБРАЩАТЬСЯ К ОПРИЧНОМУ ТЕРРОРУ ГРОЗНОГО ИЛИ К ПРОИЗВОЛУ «БИРОНОВЩИНЫ», ОПИСАННОМУ ДЕРЖАВИНЫМ, ИЛИ УЖАСАМ 37-ГО, ЧТОБЫ ЭТО ПОКАЗАТЬ. Ибо «примесы тиранства», от которых Екатерина якобы очистила самодержавие, тотчас же и явились, как мы уже слышали, на сцену со смертью матушки-государыни. Да какого еще тиранства!
Продолжение следует.