«Советское начальство любило хороший конец. Оно боялось плохого конца, и правильно делало…»
14 января, 2023 10:37 пп
Мэйдэй
Михаил Авдуевцкий поделился
Петрушевская Людмила Стефановна Писатель:
Умерла Инночка Чурикова, моя любимая актриса. На нее я писала пьесу «Три девушки в голубом» по заказу Марка Захарова. Времени было у меня трое суток, кончался срок пребывания в театральном доме отдыха, куда Захаров купил мне путевку, чтобы я без забот о семье, на свободе, написала бы ему новую пьесу.
Но я, конечно, взяла с собой детей, Федю с Кирюшей, у старшего были в феврале каникулы, а младшего не покинешь. И все каникулы я с ними проводила.. И только когда от путевки оставалось три дня, мой муж Боря взял на работе отпуск и забрал детей в Москву. И я эту пьесу для Инны за три дня написала. Тарабанила днем и ночью на машинке, даже соседи за стенкой, шахтеры из Северодвинска, стали ночью кидаться сапогами мне в стену.
Но я такое понаписала, что спектакль запретили. И три года управление культуры его не выпускало. Как терзались актрисы «Трех девушек», Инна Чурикова и Пельтцер с Фадеевой! Им почти что нечего было играть в тот период, а они так любили свои роли в «Девушках»…
Я пошла к Ролану Быкову советоваться, и он сказал, к кому идти в горкоме партии КПСС. Я решилась идти, но Марк Захаров был великим режиссером, и он меня не пустил, а послал Чурикову. И она выиграла нам эту битву. Потому что неожиданно случилось совпадение: этот горкомовский начальник со школьных лет собирал фото Чуриковой ! Как он обомлел, наверно, увидев великую Чурикову у себя в кабинете!
Спектакль разрешили, я уже в фб писала, что на первый утренний прогон «Девушек” в феврале 1985 года в театр ворвалась толпа, сломала дружиннику руку — и помчалась мимо гардероба, дикари, во всем зимнем, наверх на балкон. И Марк не стал никого гнать. И правильно сделал: такую долгую овацию устроили нам эти зрители! Я
плакала, приведенная за кулисы, не могла идти на поклоны, и Марк, великий режиссер, знал что делал: поцеловал мне руку, сжатую в мокрый кулак, и я подчинилась, пошла с ним на сцену, к Инне Чуриковой и к Пельтцер с Фадеевой. Как Инна настрадалась за эти годы, с ее сыночком случилось несчастье, он обварился кипятком, а Инна была в Питере — и, как ее героиня из «Трех девушек», она помчалась в аэропорт выпрашивать билет в Москву! После этого как ей нужно было сыграть эту сцену (в спектакле она бросалась на колени перед начальником аэропорта!).
А как Пельтцер все эти годы ходила по гримуборным и бормотала «кеды вьетнамские ему купила, на учебники дала, а пенсия полста рублей!». А Инна сидела в больнице со своим обваренным сыночком, ее, вопреки правилам, пустили в ожоговую палату. И она помогала сестрам и нянечкам, ухаживала за обожженными детьми -там их лежало 18 человек! И после этого -как она играла в спектакле! Там ведь она — по сюжету-рвалась из Коктебеля в Москву, к запертому в квартире шестилетнему сыночку… И этот ужас за ребенка понимал весь зал -и бабы плакали. И я-то оттого рыдала, не могла идти на поклоны, сидела ведь в зале, все это пережила вместе с Инной как свое… Но меня повели из зала на поклоны, к Марку, но он-то был великий режиссер!
Но и Инна знала толк в женской природе: я ведь не ходила в театр на поклоны, потому что боялась плакать, а на премьерах присутствие автора на сцене — еще один праздник для зрителей! А я сказала Захарову, что мне не в чем ходить на поклоны. Вот дайте мне из вашей костюмерной платье в пол и шляпу! Тогда приду.
И вот звонок: моя Инночка Чурикова, гол:ос как бархат:
— Люсенька, к вам завтра придет человек , пустите его!
Назавтра пришел парень, вручил мне большую коробку, а в ней что было?
Шелковый костюм от Славы Зайцева!
Актеры с режиссером сбросились, назвали наугад мои размеры, костюмеры c’eздили к Зайцеву, выбрали и купили…
Это был великий спектакль Захарова и Инны Чуриковой.
И почему его не разрешали: там была правда. В фильме с Чуриковой «Начало» все было смешно (про девчонок на танцплощадке) и невероятно сказочно: еще одна Золушка. Советское начальство любило хороший конец. Оно боялось плохого конца, и правильно делало. И этот плохой конец их всех настиг. А наш спектакль шел долго и пережил советскую власть. Искусство вечно.
Мэйдэй
Михаил Авдуевцкий поделился
Петрушевская Людмила Стефановна Писатель:
Умерла Инночка Чурикова, моя любимая актриса. На нее я писала пьесу «Три девушки в голубом» по заказу Марка Захарова. Времени было у меня трое суток, кончался срок пребывания в театральном доме отдыха, куда Захаров купил мне путевку, чтобы я без забот о семье, на свободе, написала бы ему новую пьесу.
Но я, конечно, взяла с собой детей, Федю с Кирюшей, у старшего были в феврале каникулы, а младшего не покинешь. И все каникулы я с ними проводила.. И только когда от путевки оставалось три дня, мой муж Боря взял на работе отпуск и забрал детей в Москву. И я эту пьесу для Инны за три дня написала. Тарабанила днем и ночью на машинке, даже соседи за стенкой, шахтеры из Северодвинска, стали ночью кидаться сапогами мне в стену.
Но я такое понаписала, что спектакль запретили. И три года управление культуры его не выпускало. Как терзались актрисы «Трех девушек», Инна Чурикова и Пельтцер с Фадеевой! Им почти что нечего было играть в тот период, а они так любили свои роли в «Девушках»…
Я пошла к Ролану Быкову советоваться, и он сказал, к кому идти в горкоме партии КПСС. Я решилась идти, но Марк Захаров был великим режиссером, и он меня не пустил, а послал Чурикову. И она выиграла нам эту битву. Потому что неожиданно случилось совпадение: этот горкомовский начальник со школьных лет собирал фото Чуриковой ! Как он обомлел, наверно, увидев великую Чурикову у себя в кабинете!
Спектакль разрешили, я уже в фб писала, что на первый утренний прогон «Девушек” в феврале 1985 года в театр ворвалась толпа, сломала дружиннику руку — и помчалась мимо гардероба, дикари, во всем зимнем, наверх на балкон. И Марк не стал никого гнать. И правильно сделал: такую долгую овацию устроили нам эти зрители! Я
плакала, приведенная за кулисы, не могла идти на поклоны, и Марк, великий режиссер, знал что делал: поцеловал мне руку, сжатую в мокрый кулак, и я подчинилась, пошла с ним на сцену, к Инне Чуриковой и к Пельтцер с Фадеевой. Как Инна настрадалась за эти годы, с ее сыночком случилось несчастье, он обварился кипятком, а Инна была в Питере — и, как ее героиня из «Трех девушек», она помчалась в аэропорт выпрашивать билет в Москву! После этого как ей нужно было сыграть эту сцену (в спектакле она бросалась на колени перед начальником аэропорта!).
А как Пельтцер все эти годы ходила по гримуборным и бормотала «кеды вьетнамские ему купила, на учебники дала, а пенсия полста рублей!». А Инна сидела в больнице со своим обваренным сыночком, ее, вопреки правилам, пустили в ожоговую палату. И она помогала сестрам и нянечкам, ухаживала за обожженными детьми -там их лежало 18 человек! И после этого -как она играла в спектакле! Там ведь она — по сюжету-рвалась из Коктебеля в Москву, к запертому в квартире шестилетнему сыночку… И этот ужас за ребенка понимал весь зал -и бабы плакали. И я-то оттого рыдала, не могла идти на поклоны, сидела ведь в зале, все это пережила вместе с Инной как свое… Но меня повели из зала на поклоны, к Марку, но он-то был великий режиссер!
Но и Инна знала толк в женской природе: я ведь не ходила в театр на поклоны, потому что боялась плакать, а на премьерах присутствие автора на сцене — еще один праздник для зрителей! А я сказала Захарову, что мне не в чем ходить на поклоны. Вот дайте мне из вашей костюмерной платье в пол и шляпу! Тогда приду.
И вот звонок: моя Инночка Чурикова, гол:ос как бархат:
— Люсенька, к вам завтра придет человек , пустите его!
Назавтра пришел парень, вручил мне большую коробку, а в ней что было?
Шелковый костюм от Славы Зайцева!
Актеры с режиссером сбросились, назвали наугад мои размеры, костюмеры c’eздили к Зайцеву, выбрали и купили…
Это был великий спектакль Захарова и Инны Чуриковой.
И почему его не разрешали: там была правда. В фильме с Чуриковой «Начало» все было смешно (про девчонок на танцплощадке) и невероятно сказочно: еще одна Золушка. Советское начальство любило хороший конец. Оно боялось плохого конца, и правильно делало. И этот плохой конец их всех настиг. А наш спектакль шел долго и пережил советскую власть. Искусство вечно.