Соломон и вор в законе
11 июня, 2018 7:25 дп
Олег Утицин
Олег Утицин:
Соломон был Мцарь.
Село Мцара называется, а Соломон — глава села.
А мой приятель, вор в законе, таких ещё «прошляками» называют, на которого я оформил покупку дома, пообещал его казнить (он способен был).
Сначала мой приятель специально приехал ко мне в горы, к купленному дому — помочь участок покосить. Заросло всё. Восемь лет никто не жил. Потом мы косили-косили-косили. Еле расчистили поляну перед домом от этого, травой не назовёшь, в человеческий рост.
Чтобы хоть пойти в дом можно было нормально.
Зашли в дом, сели в комнате с покоцанными окнами, мой приятель чачи вытащил, налитой в пластиковую бутылочку от минералки, огурец. Предприимчивый он, что я отметил вслух.
— Знаешь, — сказал он, — с чего надо начинать любую работу? С перекура… Работа — она никуда не денется. Но сначала надо сесть, покурить, подумать, что сначала сделать, что потом. И не больше пятнадцати минут. Жопу рвать не надо. Поработал, отдохни, потом опять поработай. ПАТИХОНКА так. Торопиться куда? Умереть торопиться, что ли?…
За жизнь выпили «пописятграм», которая внутри зажигает, а голова брыкается и взор ясным делает.
На табуретках сидели, помню. И вместо стола — тоже табуретка обшарпанная была… Потом опять косить пошли. На пятнадцать минут, не больше. Потом опять.
После опять, опять и опять, когда поляна хотя бы уже стала чистой и дом восстал перед нашими взорами во всей красе, ещё «пописят» — и от курева совсем другой смысл. И запах. И умиротворение. И от скошенной травы запах.
Позвонил водила снизу, из долины, мол, приехал за вами, спускайтесь. Мы — косы на плечи, спины прямые, пятками вперёд ступая по каменистому склону, чтобы не кубарем.
— Соседей уважать надо, — обучал меня приятель, и заорал вдруг — Эй, армяне! Я вас всех повешу! Мы, абхазы, вам эту землю дали, чтобы от турков спасти, а вы сюда русского запустили! Что за дела…
«Эйармянами» Мцарь Соломон и был в единственном числе. Седой, вальяжный с пузом, положенным главе администрации. Побледнел, конечно, от такого возгласа, но номенклатуру сдержал:
— Ты, русский, который дом купил? — вычислил меня — В администрацию ко мне зайдёшь потом, документы оформить.
— Будет время — зайду, — сказал я ему, а приятелю буркнул — подружил, бля, с соседями, умник.
Тот залился заливистым смехом, перемежающимся с эмфиземным кашлем.
Потом было новоселье, где за столом были и Мцарь и вор в законе и полковники госбезопасности и милиции и соседи глубокоуважаемые, и приятель мой, который вёл стол, проговорился в одном из тостов про меня — вы, армяне, знайте, с этим человеком или дружить надо или сразу убейте его нах…
Подружились мы потом сильно с Соломоном. Он мне внутреннюю политику объяснял, я ему внешнюю. Как-то в дом к нему зашёл, он мне на сердце своё начал жаловаться.
— Э, — говорю, — ты только не умирай мне…
— Сам не хочу!
И умер потом.
Лицо у него в гробу было очень недовольное. Смотреть противно было так, что я ушёл быстренько с похорон.
Прошли годы и вор тоже умер. И над могилой его стрелял в небо залпами почётный караул.
— Э, — думал в тот момент, — ты даже на тот свет без конвоя не можешь…
А так мы красиво пожили, когда жили…
Олег Утицин
Олег Утицин:
Соломон был Мцарь.
Село Мцара называется, а Соломон — глава села.
А мой приятель, вор в законе, таких ещё «прошляками» называют, на которого я оформил покупку дома, пообещал его казнить (он способен был).
Сначала мой приятель специально приехал ко мне в горы, к купленному дому — помочь участок покосить. Заросло всё. Восемь лет никто не жил. Потом мы косили-косили-косили. Еле расчистили поляну перед домом от этого, травой не назовёшь, в человеческий рост.
Чтобы хоть пойти в дом можно было нормально.
Зашли в дом, сели в комнате с покоцанными окнами, мой приятель чачи вытащил, налитой в пластиковую бутылочку от минералки, огурец. Предприимчивый он, что я отметил вслух.
— Знаешь, — сказал он, — с чего надо начинать любую работу? С перекура… Работа — она никуда не денется. Но сначала надо сесть, покурить, подумать, что сначала сделать, что потом. И не больше пятнадцати минут. Жопу рвать не надо. Поработал, отдохни, потом опять поработай. ПАТИХОНКА так. Торопиться куда? Умереть торопиться, что ли?…
За жизнь выпили «пописятграм», которая внутри зажигает, а голова брыкается и взор ясным делает.
На табуретках сидели, помню. И вместо стола — тоже табуретка обшарпанная была… Потом опять косить пошли. На пятнадцать минут, не больше. Потом опять.
После опять, опять и опять, когда поляна хотя бы уже стала чистой и дом восстал перед нашими взорами во всей красе, ещё «пописят» — и от курева совсем другой смысл. И запах. И умиротворение. И от скошенной травы запах.
Позвонил водила снизу, из долины, мол, приехал за вами, спускайтесь. Мы — косы на плечи, спины прямые, пятками вперёд ступая по каменистому склону, чтобы не кубарем.
— Соседей уважать надо, — обучал меня приятель, и заорал вдруг — Эй, армяне! Я вас всех повешу! Мы, абхазы, вам эту землю дали, чтобы от турков спасти, а вы сюда русского запустили! Что за дела…
«Эйармянами» Мцарь Соломон и был в единственном числе. Седой, вальяжный с пузом, положенным главе администрации. Побледнел, конечно, от такого возгласа, но номенклатуру сдержал:
— Ты, русский, который дом купил? — вычислил меня — В администрацию ко мне зайдёшь потом, документы оформить.
— Будет время — зайду, — сказал я ему, а приятелю буркнул — подружил, бля, с соседями, умник.
Тот залился заливистым смехом, перемежающимся с эмфиземным кашлем.
Потом было новоселье, где за столом были и Мцарь и вор в законе и полковники госбезопасности и милиции и соседи глубокоуважаемые, и приятель мой, который вёл стол, проговорился в одном из тостов про меня — вы, армяне, знайте, с этим человеком или дружить надо или сразу убейте его нах…
Подружились мы потом сильно с Соломоном. Он мне внутреннюю политику объяснял, я ему внешнюю. Как-то в дом к нему зашёл, он мне на сердце своё начал жаловаться.
— Э, — говорю, — ты только не умирай мне…
— Сам не хочу!
И умер потом.
Лицо у него в гробу было очень недовольное. Смотреть противно было так, что я ушёл быстренько с похорон.
Прошли годы и вор тоже умер. И над могилой его стрелял в небо залпами почётный караул.
— Э, — думал в тот момент, — ты даже на тот свет без конвоя не можешь…
А так мы красиво пожили, когда жили…