«Соединяет берега седой паромщик…»
3 декабря, 2024 6:31 пп
Ирина Неделяй
Ирина Неделяй:
Про русскую певицу Аллу Пугачеву
В 1985 в Сибири (уточнение- в Западной Сибири), я лежала в городской клинической больнице, в «осадной палате», как называют палаты в Сибири с очень больными людьми или бомжами, с моей астмой и моими почками, которые вдруг не захотели работать.
Дело было в ноябре.
Было зверски холодно.
Мы жили тогда в Советском Союзе, как в песне Вертинского: «Мы жили тогда на планете другой…»
Жили мы в очень бедном состоянии. Я бы даже не побоялась этого слова — в нищем.
Я жила с первым мужем в общежитии.
Я уже об этом писала не раз… В комнате нашей, в углу, «росла» страшная снежная » борода» снизу, от самого потолка и вниз…
В больнице нас почему-то поднимали всех в 6 утра на зарядку.
В палате больничной лежало 6 человек.
В палате было очень-очень холодно.
Одеяла были тонкие, и мы всё время мерзли.
Чтоб не умереть от холода, мы где-то раздобыли электрический маленький кипятильник, и, все время кипятили чай.
В палате было радио и в нем наряду с огромными «надоями на селе» и » огромными выплавками чугуна в городе» , почему-то » по заявкам радиослушателей», крутили почти постоянно одну и ту же песню А. Пугачевой -» Паромщик».
Ну, помните?
«То левый берег нужен им, то берег-правый. Влюбленных много, он-один у переправы…»
Мы в палате все возненавидели это радио с пропагандой «советской действительности» и с этой песней, прямо с утра нас добивающей.
Я никак не могла понять — зачем нас всех: астматиков, сердечников и почечников, стоящих «одной ногой в могиле» в 6 утра выводили на зарядку?
После 3 дней недоумения я решила спросить врача нашего об этом.
Пришла врач.
Она спросила меня на что я жалуюсь.
Я сказала, что я жалуюсь на: радио с утра, на песню А. Пугачевой, на бессмысленное вставание в 6 утра, на голод и холод и на идиотскую обстановку в больнице, наподобие тюрьмы.
Мне было 19 лет.
Врач сняла очки и стала их протирать. Она снова их надела, словно без них она и говорить не может.
Совершенно не было понятно, как ее затруднения со зрением мешают ей говорить…
Врач сказала мне, что в больнице у них есть » распорядок», который устанавливается » сверху» и на который она, якобы » не может повлиять».
Я спросила: «Вас расстреляют что ли, если вы нас в 6 утра не поднимите, и дадите нам свою одежду носить и своими одеялами накрываться? Вы что, извините, до этого в тюрьме что ли работали?»
Врач взбесилась.
Она начала громко и начальственным голосом мне говорить, мол, «кто я такая с нею так разговаривать».
Я ей ответила, что я — человек, что я попала к ним с больными почками, и, не понимаю, как они меня в такой холодине собираются лечить.
Врач стала уже просто кричать на меня… и через некоторое время, убежала.
Кроме меня в палате были разные дамы и одна, видимо, сидела в тюрьме, потому что она была вся в наколках.
Эта дама в наколках с восхищением на меня смотрела.
Остальные смотрели со злобой.
Те, которые, смотрели со злобой стали на меня тоже кричать.
Кричали они, что я их де «подведу под монастырь», что нам всем запретят получать передачки с едой с «большой земли» и… тому подобное.
Я выслушала их и сказала: «Вы с ума что ли посходили?
Какая вам еще «большая земля»? Вы же не в тюрьме! Вы можете выйти отсюда в любой момент! Вы сейчас в больнице, а не в тюрьме!»
Одна дама, лежащая в самом холодном углу, мне сказала тихо: «А ещё, ты ногами шаркаешь, когда ходишь!»
Я ей ничего не ответила.
В Сибири есть такое правило: не обижать кур и не в коем случае не ронять на них еду! Если вы уроните на одну курицу еду, то ее клюнет одна, потом-вторая потом ее на смерть заклюют вчерашние родственники!
Примерно так в моей палате получилось.
Кроме бывшей сиделицы в тюрьме, все на меня набросились, даже полу-живая из холодного угла…
Ну, как вы, поди, знаете, я не из пугливых…
Я только спросила их: «А чего вы на меня-то набрасываетесь? Я же вас тоже пыталась защитить от этого кошмара! Вы же сами мне сказали, что устали от холода, голода, недосыпа и песни Аллы Пугачевой про Паромщика и хотите других песен?»
Через неделю я ушла из клиники подписав бумагу у главврача:
«Я, такая-то, беру ответственность за свою смерть от астмы и заболевания почек, на себя. Претензий к Городской Клинической Больнице и её врачам, не имею. Ноябрь. 1985 год»
А песню Аллы Пугачевой про паромщика, я обратно полюбила через какое-то время.
Ирина Неделяй
Ирина Неделяй:
Про русскую певицу Аллу Пугачеву
В 1985 в Сибири (уточнение- в Западной Сибири), я лежала в городской клинической больнице, в «осадной палате», как называют палаты в Сибири с очень больными людьми или бомжами, с моей астмой и моими почками, которые вдруг не захотели работать.
Дело было в ноябре.
Было зверски холодно.
Мы жили тогда в Советском Союзе, как в песне Вертинского: «Мы жили тогда на планете другой…»
Жили мы в очень бедном состоянии. Я бы даже не побоялась этого слова — в нищем.
Я жила с первым мужем в общежитии.
Я уже об этом писала не раз… В комнате нашей, в углу, «росла» страшная снежная » борода» снизу, от самого потолка и вниз…
В больнице нас почему-то поднимали всех в 6 утра на зарядку.
В палате больничной лежало 6 человек.
В палате было очень-очень холодно.
Одеяла были тонкие, и мы всё время мерзли.
Чтоб не умереть от холода, мы где-то раздобыли электрический маленький кипятильник, и, все время кипятили чай.
В палате было радио и в нем наряду с огромными «надоями на селе» и » огромными выплавками чугуна в городе» , почему-то » по заявкам радиослушателей», крутили почти постоянно одну и ту же песню А. Пугачевой -» Паромщик».
Ну, помните?
«То левый берег нужен им, то берег-правый. Влюбленных много, он-один у переправы…»
Мы в палате все возненавидели это радио с пропагандой «советской действительности» и с этой песней, прямо с утра нас добивающей.
Я никак не могла понять — зачем нас всех: астматиков, сердечников и почечников, стоящих «одной ногой в могиле» в 6 утра выводили на зарядку?
После 3 дней недоумения я решила спросить врача нашего об этом.
Пришла врач.
Она спросила меня на что я жалуюсь.
Я сказала, что я жалуюсь на: радио с утра, на песню А. Пугачевой, на бессмысленное вставание в 6 утра, на голод и холод и на идиотскую обстановку в больнице, наподобие тюрьмы.
Мне было 19 лет.
Врач сняла очки и стала их протирать. Она снова их надела, словно без них она и говорить не может.
Совершенно не было понятно, как ее затруднения со зрением мешают ей говорить…
Врач сказала мне, что в больнице у них есть » распорядок», который устанавливается » сверху» и на который она, якобы » не может повлиять».
Я спросила: «Вас расстреляют что ли, если вы нас в 6 утра не поднимите, и дадите нам свою одежду носить и своими одеялами накрываться? Вы что, извините, до этого в тюрьме что ли работали?»
Врач взбесилась.
Она начала громко и начальственным голосом мне говорить, мол, «кто я такая с нею так разговаривать».
Я ей ответила, что я — человек, что я попала к ним с больными почками, и, не понимаю, как они меня в такой холодине собираются лечить.
Врач стала уже просто кричать на меня… и через некоторое время, убежала.
Кроме меня в палате были разные дамы и одна, видимо, сидела в тюрьме, потому что она была вся в наколках.
Эта дама в наколках с восхищением на меня смотрела.
Остальные смотрели со злобой.
Те, которые, смотрели со злобой стали на меня тоже кричать.
Кричали они, что я их де «подведу под монастырь», что нам всем запретят получать передачки с едой с «большой земли» и… тому подобное.
Я выслушала их и сказала: «Вы с ума что ли посходили?
Какая вам еще «большая земля»? Вы же не в тюрьме! Вы можете выйти отсюда в любой момент! Вы сейчас в больнице, а не в тюрьме!»
Одна дама, лежащая в самом холодном углу, мне сказала тихо: «А ещё, ты ногами шаркаешь, когда ходишь!»
Я ей ничего не ответила.
В Сибири есть такое правило: не обижать кур и не в коем случае не ронять на них еду! Если вы уроните на одну курицу еду, то ее клюнет одна, потом-вторая потом ее на смерть заклюют вчерашние родственники!
Примерно так в моей палате получилось.
Кроме бывшей сиделицы в тюрьме, все на меня набросились, даже полу-живая из холодного угла…
Ну, как вы, поди, знаете, я не из пугливых…
Я только спросила их: «А чего вы на меня-то набрасываетесь? Я же вас тоже пыталась защитить от этого кошмара! Вы же сами мне сказали, что устали от холода, голода, недосыпа и песни Аллы Пугачевой про Паромщика и хотите других песен?»
Через неделю я ушла из клиники подписав бумагу у главврача:
«Я, такая-то, беру ответственность за свою смерть от астмы и заболевания почек, на себя. Претензий к Городской Клинической Больнице и её врачам, не имею. Ноябрь. 1985 год»
А песню Аллы Пугачевой про паромщика, я обратно полюбила через какое-то время.