Сказка № 1. Про молодую Графиню и кота Серёжу
Август 14, 2015 10:25 дп
Ольга Роева
Ольга Роева:
Утро Графини было мрачным как всегда. Потому что, началось вечером. Шёл 13-й час её чуткого сна.
Кот пытался ненавязчиво разбудить. Щекотал усами, а когда терпение и мочевой пузырь почти лопнули, начал громко бегать и дразнить попугая Гавра.
— Петух! Чтоб ты утопился! Со своей Графиней вместе. Ну, давай выпали что-нибудь!
— Выйду — кадык выкушу! Тварь усатая! – проорала неуравновешенная, с поломанной психикой птица.
Попугай обожал Графиню, не чуя в ней души. Найденный случайно в парке, и спасённый от насильственной свадьбы со старой вороной, он хранил благодарность и по сей день. Даже когда узнал, что благодетельница предполагала прикручивать его к волосам, как парадную заколку. Желая выделиться перед котом, он научился держать всё плохое в себе. Хоть и кишка у него была обычная птичья, прямая и непредсказуемая. Сидя на голове у Графини, он раздувался, но сдерживался.
— От ить, попугаева твоя морда конская. И поспать не дадут, — вяло и грубо просыпалась Графиня.
— Твоё Величество! Сим признаюсь быстро, пока могу. Приглядываюсь для покушения на вашу парадную тапку. Ту, что с бантиком и перьями на застёжке: ибо прямо ведёт меня к тому! К греху! Не доводи — отопри нужник! – промычал кот, скрестив лапы и перепрыгивая с места на место.
— Те-те-те, — о чем-то как будто догадывался попугай, — Хорёк ты обгаженный, Серёжа! — прошипел он.
Графиня подтвердила.
— Нет у тебя чести фамильной. Только к поносу способность. Поэтому так и будешь горжеткой по дому ползать, — заключила Графиня, аккуратно снимая подвязки для подбородка и живота. Она следила за собой, и не ленилась мучиться ночью от тугих бинтов.
Отперев балкон, где кот совершал ритуал очищения, и, подсыпав попугаю успокаивающих, Графиня прошла в курительную палату: она же кухня, молельная, пытошная, и стол с пуфиком для приёма Больших Гостей.
Серёжа уже кувыркался по дворцу, протирая собою пол и зеркала, заплёванные хозяйкой. Её Величество не терпела отражений. Особенно своих. По утрам собственные размеры пугали её и отталкивали. Как хрупкая в душе женщина, она могла принять себя, как есть, только после коньяка с капелькой кофе.
А принять себя было необходимо.
Вчера, заглушая вином тоску, Графиня продалась с потрохами за цветы и стих в её честь. Надо было идти — отдавать свидание.
А значит, наряжаться, подбирать грудь и парики.
Серёжа обо всём догадался.
Изменяя природе, он ревновал и начинал копаться в себе. Он знал, что стОит холостой Графине зажить счастливо на пару с котом в одинокой квартире, как тут же в эту квартиру вползёт очередная «усатая вошь». Так он их называл. А, значит, сначала его погонят с кровати, оставив спать в колыбельке, потом запретят сидеть на столе, и в конце концов, лучшее мясо из супа будет уходить не в него. А в другого. А когда он не выдержит, и выскажет всё одним махом, в уродливые туфли 44 размера (на меньшее графиня не соглашалась), его выгонят и оклеветают.
Кот сидел и держался, чтобы не заплакать.
Графиня не понимала этой претензии. А потому нахмурилась и с оскорбленным чувством бросилась на бывшего маленького друга.
— Так–то ты рад за меня? А сухари с турецким сахарком кто по ночам трескать любит? – больно уколола она сожителя.
— А сама-то! Сама! Рожу твою в три дня уже не обслюнявишь! Тортов и пироженок накупила тогда на всю зарплату и больничный на работе специально взяла, под грех. А нам – голодать. Гавриил вон неделю летал, подъедал по чужим скворечникам. Глаза тебе разлепить не могли. Живот тебе три дня уминали, утаптывали! – рявкнул обиженный и на всякий случай закатился под фортепиано.
Правда не мучила Графиню. Она знала за собой сладости, и даже любила их подчеркнуть. Единственно, про тот случай она мало что помнила. После второго куска с шоколадным сердечком наверху — впала в забытье и проснулась уже хмельная и толстая. Две недели лежала в горячке, пока не отпоили медами. Тут правда.
Потому сейчас, помня заслуги иждивенцев, она со спокойствием произнесла.
— Встать, ногу приставить! Слушать! Сейчас изреку!
Кот, понял, что бить не будут, вывалился и с виноватым лицом сделал, как приказали.
— Маленькая победоносная война! Вот, что нужно каждой женщине в личной жизни! — фраза показалась ей совершенством и на волне таланта Графиня поплыла дальше:
— Роскошная жизнь лучше, чем любить за деньги нельзя! Запиши пойди, Серёжа, в летописю. И без усатых карикатур в неприличном месте! А то понижу в звании до шерстяной тряпки.
Кот кивнул и задирая голову от слёз, поплёлся вносить день в историю.
Он знал, что живёт со скверной, но Великой женщиной.
Ольга Роева
Ольга Роева:
Утро Графини было мрачным как всегда. Потому что, началось вечером. Шёл 13-й час её чуткого сна.
Кот пытался ненавязчиво разбудить. Щекотал усами, а когда терпение и мочевой пузырь почти лопнули, начал громко бегать и дразнить попугая Гавра.
— Петух! Чтоб ты утопился! Со своей Графиней вместе. Ну, давай выпали что-нибудь!
— Выйду — кадык выкушу! Тварь усатая! – проорала неуравновешенная, с поломанной психикой птица.
Попугай обожал Графиню, не чуя в ней души. Найденный случайно в парке, и спасённый от насильственной свадьбы со старой вороной, он хранил благодарность и по сей день. Даже когда узнал, что благодетельница предполагала прикручивать его к волосам, как парадную заколку. Желая выделиться перед котом, он научился держать всё плохое в себе. Хоть и кишка у него была обычная птичья, прямая и непредсказуемая. Сидя на голове у Графини, он раздувался, но сдерживался.
— От ить, попугаева твоя морда конская. И поспать не дадут, — вяло и грубо просыпалась Графиня.
— Твоё Величество! Сим признаюсь быстро, пока могу. Приглядываюсь для покушения на вашу парадную тапку. Ту, что с бантиком и перьями на застёжке: ибо прямо ведёт меня к тому! К греху! Не доводи — отопри нужник! – промычал кот, скрестив лапы и перепрыгивая с места на место.
— Те-те-те, — о чем-то как будто догадывался попугай, — Хорёк ты обгаженный, Серёжа! — прошипел он.
Графиня подтвердила.
— Нет у тебя чести фамильной. Только к поносу способность. Поэтому так и будешь горжеткой по дому ползать, — заключила Графиня, аккуратно снимая подвязки для подбородка и живота. Она следила за собой, и не ленилась мучиться ночью от тугих бинтов.
Отперев балкон, где кот совершал ритуал очищения, и, подсыпав попугаю успокаивающих, Графиня прошла в курительную палату: она же кухня, молельная, пытошная, и стол с пуфиком для приёма Больших Гостей.
Серёжа уже кувыркался по дворцу, протирая собою пол и зеркала, заплёванные хозяйкой. Её Величество не терпела отражений. Особенно своих. По утрам собственные размеры пугали её и отталкивали. Как хрупкая в душе женщина, она могла принять себя, как есть, только после коньяка с капелькой кофе.
А принять себя было необходимо.
Вчера, заглушая вином тоску, Графиня продалась с потрохами за цветы и стих в её честь. Надо было идти — отдавать свидание.
А значит, наряжаться, подбирать грудь и парики.
Серёжа обо всём догадался.
Изменяя природе, он ревновал и начинал копаться в себе. Он знал, что стОит холостой Графине зажить счастливо на пару с котом в одинокой квартире, как тут же в эту квартиру вползёт очередная «усатая вошь». Так он их называл. А, значит, сначала его погонят с кровати, оставив спать в колыбельке, потом запретят сидеть на столе, и в конце концов, лучшее мясо из супа будет уходить не в него. А в другого. А когда он не выдержит, и выскажет всё одним махом, в уродливые туфли 44 размера (на меньшее графиня не соглашалась), его выгонят и оклеветают.
Кот сидел и держался, чтобы не заплакать.
Графиня не понимала этой претензии. А потому нахмурилась и с оскорбленным чувством бросилась на бывшего маленького друга.
— Так–то ты рад за меня? А сухари с турецким сахарком кто по ночам трескать любит? – больно уколола она сожителя.
— А сама-то! Сама! Рожу твою в три дня уже не обслюнявишь! Тортов и пироженок накупила тогда на всю зарплату и больничный на работе специально взяла, под грех. А нам – голодать. Гавриил вон неделю летал, подъедал по чужим скворечникам. Глаза тебе разлепить не могли. Живот тебе три дня уминали, утаптывали! – рявкнул обиженный и на всякий случай закатился под фортепиано.
Правда не мучила Графиню. Она знала за собой сладости, и даже любила их подчеркнуть. Единственно, про тот случай она мало что помнила. После второго куска с шоколадным сердечком наверху — впала в забытье и проснулась уже хмельная и толстая. Две недели лежала в горячке, пока не отпоили медами. Тут правда.
Потому сейчас, помня заслуги иждивенцев, она со спокойствием произнесла.
— Встать, ногу приставить! Слушать! Сейчас изреку!
Кот, понял, что бить не будут, вывалился и с виноватым лицом сделал, как приказали.
— Маленькая победоносная война! Вот, что нужно каждой женщине в личной жизни! — фраза показалась ей совершенством и на волне таланта Графиня поплыла дальше:
— Роскошная жизнь лучше, чем любить за деньги нельзя! Запиши пойди, Серёжа, в летописю. И без усатых карикатур в неприличном месте! А то понижу в звании до шерстяной тряпки.
Кот кивнул и задирая голову от слёз, поплёлся вносить день в историю.
Он знал, что живёт со скверной, но Великой женщиной.