Секрет его молодости
27 мая, 2022 2:45 пп
Олег Утицин
Олег Утицин, 2014 г.:
Дед седой, конечно. Идет еле-еле вдоль дороги, ковыляет на одну ногу. Я знаю, что пару месяцев назад, он наквасился, упал куда-то, сломал руку в лучевой кости, ногу, два ребра…
— Ох, — говорил он мне в постравматический период, — думал Богу душу отдам. Но женщина моя меня спасла. Знаешь, что такое мумие? А-а, ты должен знать, что я спрашиваю… — все время, залезая ко мне в машину, он пытается отломать ручку открывания двери, не стараясь найти другую, правильную. В момент того разговора, у него одна рука не работала, и он рабочей рукой затаскивал поломанную ногу в машину, потом здоровой же рукой, не затащив ногу до конца, хлопал дверцей машины себя по сломанной ноге. И ругался матом от боли. Потом подбирал ногу, впихивал ее кое-как, кое-как закрывал дверцу, и продолжал про мумие — Ты знаешь про мумие. Но ты про черный мумие знаешь. Больше ты не знаешь. А я тебе скажу по секрету. Есть мумие другое. БЕЛОЕ!!! Его только моя женщина умеет собрать. Знаешь, где мумие собирают?…
— В горах, — полуспрашиваю, полуутверждаю.
— Правильно понимаешь. Там, в тех горах, которые я тебе покажу, если ко мне зайдешь 50 грамм выпить, кофе-мофе, там белый мумие только и есть. Только там. Больше нигде нет. И моя женщина мне такой достала. И я его пью. И ребра стали, как у молодого. Только вот, рука нога — еще не совсем…
Я смотрю на дорогу, выруливая между ямок, и пытаясь представить себе «его женщину», лет 70-ти, я видел ее, карабкающуюся по отвесным скалам в поисках белого мумие, в результате прихожу к отрицательному ответу: «Время будет, обязательно зайду. Сейчас не могу. Без обиды…»
И вот вернемся в настоящее. Еду я, он идет по дороге в направлении нашего с машиной движения. И с топором на плече. Тормоза.
— Подвезти…Куда?
Улыбается, первым делом устраивает в салоне топор, потом себя по частям — сломанная рука, нога и см.выше.
— Не боишься меня, что я — абхаз с топором к тебе в машину? — спрашивает. Довольный такой.
— Конечно. Обдристался… — дальше молчу, знаю, что сам начнет. Начал.
— Знаешь, зачем топор? Есть такое дерево. В энциклопедиях называется ольхообразное. В других — ольхоподобное. Не везде растет, — мы проезжаем, мимо русла реки, берега которой засажены ольхой. Ее корни держат берега, не давая подмыть дорогу. Я слушаю и краем глаза смотрю на эти деревья…
— По нашему этот дерево совсем по-другому называется, — и он сказал мне тайное название, — но там есть один секрет — сердце дерева. Понимаешь меня?
Не дождавшись ни ответа, ни даже кивка, продолжает:
— Этот сердце у него желтого цвета. Я его хожу, ищу. — Мы пролетаем мимо ольховых деревьев еще километра три, — И знаешь, что дальше надо делать? Нет, ты такого не знаешь… Этот сердцевина желтый нужно очистить от оболочки. Настругать мелко-мелко. Потом залить… (далее колдобина, в которую я въехал, матернулся и пропустил важный ингредиент)
— Чем залить? Чачей? — уточняю.
— Какой чачей? С ума сошел? Хотя… Чачей тоже надо попробовать. Нет, — тормозит резко полет своей фантазии, — Кипятком. Пусть варится. На ночь поставить. К утру остынет. И пить в неделю по два раза в день шесть литров.
— Шесть литров за раз? Шесть литров в день?…— пытаюсь уточнить. Впереди по курсу абхазская деревня.
— В неделю шесть литров, говорю же, — делится сокровенным. — Потом — неделю не пить. А потом еще неделю пить. И знаешь, что будет? А-а-а, не знаешь! А я тебе скажу. Густая кровь разжижается. Узкие сосуды расширяются. Сердце перестает нервничать и начинает биться ровно. Но самое главное и самое секретное знаешь в чем? А-а-а, не знаешь — и доверительно склонившись к уху моему, хотя в машине никого нет и подслушек тоже вроде, полушепотом так, — Молодость возвращает.
А потом громко: «Понимаешь, о чем я ?!!!»
— Еще как понимаю — смех начинает давить меня изнутри. Мы въезжаем в абхазское село.
— Вот этот дерево я хожу и ищу с самого рассвета. Потому что именно в такой час надо его начинать искать, чтобы оно тебе показалось. И правильно срубить надо. И только топором. А ты его испугался. Думал, что на тебя я с топором охочусь? Э-э-э, какой ты смешной, честное слово. Мне этот дерево найти надо. Когда найду — тебе тоже стружку дам немножко. Но нужно, чтобы ты сам его, этот стружку, снимал еще с живого дерева… Только найти дерево надо…
— Сейчас в деревне тебя высажу, дед. Стакан тебе здесь нальют, сразу дерево найдешь — мы начинаем хохотать уже вместе.
А дальше я уже не сдержался:
— Вот ты какой, — говорю, давясь от хохота, — с топором за молодостью по горам гоняешься…
Ржем так, что эхо от гор отражается и вибрирует.
В селе высадил деда. Посадил старушек-попутчиц на рынок в город. Уехал. Забыл. Часа через два возвращаюсь обратно. Примерно на той же точке дороги — тот же дед. С полуметровым поленом на плече машет мне топором — «Тормози!»
Останавливаюсь, открываю окно. Он сует мне срез — «Видишь желтое сердце дерева? Вот это оно и есть. Зайдем ко мне на 50 грамм, кофе-мофе?.. Давно обещаешь…
Кофе так и не попили. Дед умер неделю назад…
Олег Утицин
Олег Утицин, 2014 г.:
Дед седой, конечно. Идет еле-еле вдоль дороги, ковыляет на одну ногу. Я знаю, что пару месяцев назад, он наквасился, упал куда-то, сломал руку в лучевой кости, ногу, два ребра…
— Ох, — говорил он мне в постравматический период, — думал Богу душу отдам. Но женщина моя меня спасла. Знаешь, что такое мумие? А-а, ты должен знать, что я спрашиваю… — все время, залезая ко мне в машину, он пытается отломать ручку открывания двери, не стараясь найти другую, правильную. В момент того разговора, у него одна рука не работала, и он рабочей рукой затаскивал поломанную ногу в машину, потом здоровой же рукой, не затащив ногу до конца, хлопал дверцей машины себя по сломанной ноге. И ругался матом от боли. Потом подбирал ногу, впихивал ее кое-как, кое-как закрывал дверцу, и продолжал про мумие — Ты знаешь про мумие. Но ты про черный мумие знаешь. Больше ты не знаешь. А я тебе скажу по секрету. Есть мумие другое. БЕЛОЕ!!! Его только моя женщина умеет собрать. Знаешь, где мумие собирают?…
— В горах, — полуспрашиваю, полуутверждаю.
— Правильно понимаешь. Там, в тех горах, которые я тебе покажу, если ко мне зайдешь 50 грамм выпить, кофе-мофе, там белый мумие только и есть. Только там. Больше нигде нет. И моя женщина мне такой достала. И я его пью. И ребра стали, как у молодого. Только вот, рука нога — еще не совсем…
Я смотрю на дорогу, выруливая между ямок, и пытаясь представить себе «его женщину», лет 70-ти, я видел ее, карабкающуюся по отвесным скалам в поисках белого мумие, в результате прихожу к отрицательному ответу: «Время будет, обязательно зайду. Сейчас не могу. Без обиды…»
И вот вернемся в настоящее. Еду я, он идет по дороге в направлении нашего с машиной движения. И с топором на плече. Тормоза.
— Подвезти…Куда?
Улыбается, первым делом устраивает в салоне топор, потом себя по частям — сломанная рука, нога и см.выше.
— Не боишься меня, что я — абхаз с топором к тебе в машину? — спрашивает. Довольный такой.
— Конечно. Обдристался… — дальше молчу, знаю, что сам начнет. Начал.
— Знаешь, зачем топор? Есть такое дерево. В энциклопедиях называется ольхообразное. В других — ольхоподобное. Не везде растет, — мы проезжаем, мимо русла реки, берега которой засажены ольхой. Ее корни держат берега, не давая подмыть дорогу. Я слушаю и краем глаза смотрю на эти деревья…
— По нашему этот дерево совсем по-другому называется, — и он сказал мне тайное название, — но там есть один секрет — сердце дерева. Понимаешь меня?
Не дождавшись ни ответа, ни даже кивка, продолжает:
— Этот сердце у него желтого цвета. Я его хожу, ищу. — Мы пролетаем мимо ольховых деревьев еще километра три, — И знаешь, что дальше надо делать? Нет, ты такого не знаешь… Этот сердцевина желтый нужно очистить от оболочки. Настругать мелко-мелко. Потом залить… (далее колдобина, в которую я въехал, матернулся и пропустил важный ингредиент)
— Чем залить? Чачей? — уточняю.
— Какой чачей? С ума сошел? Хотя… Чачей тоже надо попробовать. Нет, — тормозит резко полет своей фантазии, — Кипятком. Пусть варится. На ночь поставить. К утру остынет. И пить в неделю по два раза в день шесть литров.
— Шесть литров за раз? Шесть литров в день?…— пытаюсь уточнить. Впереди по курсу абхазская деревня.
— В неделю шесть литров, говорю же, — делится сокровенным. — Потом — неделю не пить. А потом еще неделю пить. И знаешь, что будет? А-а-а, не знаешь! А я тебе скажу. Густая кровь разжижается. Узкие сосуды расширяются. Сердце перестает нервничать и начинает биться ровно. Но самое главное и самое секретное знаешь в чем? А-а-а, не знаешь — и доверительно склонившись к уху моему, хотя в машине никого нет и подслушек тоже вроде, полушепотом так, — Молодость возвращает.
А потом громко: «Понимаешь, о чем я ?!!!»
— Еще как понимаю — смех начинает давить меня изнутри. Мы въезжаем в абхазское село.
— Вот этот дерево я хожу и ищу с самого рассвета. Потому что именно в такой час надо его начинать искать, чтобы оно тебе показалось. И правильно срубить надо. И только топором. А ты его испугался. Думал, что на тебя я с топором охочусь? Э-э-э, какой ты смешной, честное слово. Мне этот дерево найти надо. Когда найду — тебе тоже стружку дам немножко. Но нужно, чтобы ты сам его, этот стружку, снимал еще с живого дерева… Только найти дерево надо…
— Сейчас в деревне тебя высажу, дед. Стакан тебе здесь нальют, сразу дерево найдешь — мы начинаем хохотать уже вместе.
А дальше я уже не сдержался:
— Вот ты какой, — говорю, давясь от хохота, — с топором за молодостью по горам гоняешься…
Ржем так, что эхо от гор отражается и вибрирует.
В селе высадил деда. Посадил старушек-попутчиц на рынок в город. Уехал. Забыл. Часа через два возвращаюсь обратно. Примерно на той же точке дороги — тот же дед. С полуметровым поленом на плече машет мне топором — «Тормози!»
Останавливаюсь, открываю окно. Он сует мне срез — «Видишь желтое сердце дерева? Вот это оно и есть. Зайдем ко мне на 50 грамм, кофе-мофе?.. Давно обещаешь…
Кофе так и не попили. Дед умер неделю назад…