«Растерянная старая женщина зачитывала по бумажке…»
11 марта, 2020 2:55 пп
Лена Пчёлкина
Лена Пчёлкина:
Я ненавижу старость, ненавижу, потому что боюсь. И, несмотря на то, что я веду образ жизни, совершенно не соответствующий моему возрасту, могу абсолютно точно сказать, что 50 лет- это много. И расхожее выражение, что если с утра у тебя ничего не болит- значит, ты умер, я ощущаю каждое утро, и праздную этими ощущениями то, что я еще жива.
Редкий случай, когда ни кровавая гебня, ни партия и правительство в этом совершенно не виноваты — тут автор я сама. Хоть за что-то я ответственна.
А еще я очень боюсь летать. У меня как у Ниловны вся душа страхом поросла. И, несмотря на то, что мы все хотели стать космонавтами, большинство хотели обрести статус, а не болтаться в центрифуге, или отправляться прямо в бездну. То есть, быть космонавтом в районе заказа (с горошком и лососем консервированным), правительственного санатория и первой секции ГУМа.
Но в старости, и в посещении бездны, есть один гигантский плюс. Когда тебе, скажем, за 80, ты можешь твердо сказать «нет». Потому что тебе ничего не сделают. Даже горошек не отнимут. Ну в крайнем случае, просто чуть приблизят то, что уже приближено максимально. Ты можешь не читать по подсунутой тебе бумажке, как милейший Леонид Ильич, когда каждый, кто слушает, понимает, где знак переноса. И прекрасно понимает, что ты видишь эту бумажку первый раз в жизни, несмотря на личные обороты а ля «с моей точки зрения» и «как мне кажется». Кстати, при Брежневе, бумажки составляли чуть поталантливей.
Как можно было не воспользоваться таким замечательным возрастным бонусом, не накрутить себе давление, которое, в любом случае повышено, и не отказаться. В конечном счете, если ты выражаешь свое мнение, то как можно было не написать текст самой, от себя, или хотя бы этот текст прочитать перед таким историческим выступлением.
Я восхищалась этой женщиной, хотя бы в том пункте, что она сделала то, что я бы не сделала сама не при каких обстоятельствах. Она была первой, первой женщиной-космонавтом. Какими бы обстоятельствами это не было обставлено. Что бы ни писали потом. Что бы ни приписывали. Это все апокрифы, а факт, что называется, был. И его не задушишь, не убьешь.
А вчера стала последней… допишите сами. И это не под дулом автомата, и с не накинутой петлей на шее, и даже не под адовым страхом потери горошка навсегда.
Я лично очень уважаю убеждения, любые, совпадают они с моими или нет, не имеет никакого значения. Но это было не об убеждениях, скрепах, и собственном мнении. Это было о горошке.
Вчера случился глюк, и эту историческую речь показали два раза в новостной программе, друг за другом. И это была большая ошибка. Из зала были видны подробности. Растерянная старая женщина зачитывала по бумажке, виденные в первый раз, чьи-то не талантливые слова, запинаясь на сложносочиненных оборотах и переносах. А могла бы отказаться. И остаться первой.
Лена Пчёлкина
Лена Пчёлкина:
Я ненавижу старость, ненавижу, потому что боюсь. И, несмотря на то, что я веду образ жизни, совершенно не соответствующий моему возрасту, могу абсолютно точно сказать, что 50 лет- это много. И расхожее выражение, что если с утра у тебя ничего не болит- значит, ты умер, я ощущаю каждое утро, и праздную этими ощущениями то, что я еще жива.
Редкий случай, когда ни кровавая гебня, ни партия и правительство в этом совершенно не виноваты — тут автор я сама. Хоть за что-то я ответственна.
А еще я очень боюсь летать. У меня как у Ниловны вся душа страхом поросла. И, несмотря на то, что мы все хотели стать космонавтами, большинство хотели обрести статус, а не болтаться в центрифуге, или отправляться прямо в бездну. То есть, быть космонавтом в районе заказа (с горошком и лососем консервированным), правительственного санатория и первой секции ГУМа.
Но в старости, и в посещении бездны, есть один гигантский плюс. Когда тебе, скажем, за 80, ты можешь твердо сказать «нет». Потому что тебе ничего не сделают. Даже горошек не отнимут. Ну в крайнем случае, просто чуть приблизят то, что уже приближено максимально. Ты можешь не читать по подсунутой тебе бумажке, как милейший Леонид Ильич, когда каждый, кто слушает, понимает, где знак переноса. И прекрасно понимает, что ты видишь эту бумажку первый раз в жизни, несмотря на личные обороты а ля «с моей точки зрения» и «как мне кажется». Кстати, при Брежневе, бумажки составляли чуть поталантливей.
Как можно было не воспользоваться таким замечательным возрастным бонусом, не накрутить себе давление, которое, в любом случае повышено, и не отказаться. В конечном счете, если ты выражаешь свое мнение, то как можно было не написать текст самой, от себя, или хотя бы этот текст прочитать перед таким историческим выступлением.
Я восхищалась этой женщиной, хотя бы в том пункте, что она сделала то, что я бы не сделала сама не при каких обстоятельствах. Она была первой, первой женщиной-космонавтом. Какими бы обстоятельствами это не было обставлено. Что бы ни писали потом. Что бы ни приписывали. Это все апокрифы, а факт, что называется, был. И его не задушишь, не убьешь.
А вчера стала последней… допишите сами. И это не под дулом автомата, и с не накинутой петлей на шее, и даже не под адовым страхом потери горошка навсегда.
Я лично очень уважаю убеждения, любые, совпадают они с моими или нет, не имеет никакого значения. Но это было не об убеждениях, скрепах, и собственном мнении. Это было о горошке.
Вчера случился глюк, и эту историческую речь показали два раза в новостной программе, друг за другом. И это была большая ошибка. Из зала были видны подробности. Растерянная старая женщина зачитывала по бумажке, виденные в первый раз, чьи-то не талантливые слова, запинаясь на сложносочиненных оборотах и переносах. А могла бы отказаться. И остаться первой.