«Рада, что 27 июля мои друзья выпускают спектакль «Прыжок в свободу» об этом великом человеке…»
13 июля, 2017 8:04 пп
Инна Сергеевна
Прыжок в свободу. Или уехать нельзя остаться…
Система всегда своей корявой артритной рукой пыталась здесь душить инаковых, систему раздражали до зубовного скрежета и пугали свободные, яркие, не такие как все.
Хороший солдат должен маршировать строем, выполнять команды, не думать, жить в страхе постоянного наказания и не роптать.
Чем меньшим существом ощущал себя каждый, тем больше упивалась фейковой властью система, стоящая на ходулях собственных иллюзий, обрезая крылья каждому, кто смел перечить и исправно превращая на своем конвейере бабочек в гусениц, лебезящих и пресмыкающихся.
Нурееву было предначертано выйти из круга советской сансары, где орки исправно клали в прокрустово ложе особо дерзких.
Новость о нападении фашистских войск на СССР застала семью Нуреева в столице.
Отец ушёл на фронт, а матери будущего танцовщика – Фариде – пришлось вместе с четырьмя детьми уехать в маленькую деревушку на Урале, после, страдая от голода и нищеты, к родственникам мужа — на окраину Уфы.
Отец Рудольфа вернулся с войны заместителем командира батальона по политической части в звании майора.
Жёсткий мужчина с волевым подбородком никогда не одаривал своих детей теплотой – в то время это было не принято, ледяная сдержанность — наше всё.
Отец стал жестоко искоренять страсть сына к танцам. Он считал, что балет – не профессия для настоящего мужчины, а позорище и занятие для глупых девчонок. Хамет начал прививать сыну вкус к охоте и рыбалке, мальчик просто возненавидел такие занятия, и после с горечью вспоминал время, проведенное с отцом, который пытался безуспешно ломать свободолюбивого парня.
Рудольф говорил о нём, уже будучи звездой мирового масштаба: «С самого своего возвращения и до сегодняшнего дня отец остается в моей памяти как строгий, очень могучий человек с сильным подбородком и тяжёлой челюстью, как незнакомец, который редко улыбался, мало говорил и пугал меня. Даже мысленно я всё ещё боюсь посмотреть на него прямо».
В 17 лет Нуриев пришёл в Ленинградское училище.
На суд комиссии Нуреев представил мужскую вариацию балета «Эсмеральда».
«Молодой человек, вы можете стать блестящим танцовщиком, а можете и никем не стать. Второе – более вероятно», – сказала Костровицкая Рудольфу перед классом.
«Вопрос был в том, что сможет ли моя природная непосредственность быть использована при дальнейших занятиях или всё, что я умею теперь, разрушится и умрёт? Костровицкая имела в виду, что для того чтобы превратить мой выразительный дар в прочные профессиональные навыки с твёрдым внутренним контролем, я должен работать, работать и работать больше, чем кто-либо другой в школе…»
Началась изнуряющая многолетняя работа над собой.
И эта игра стоила свеч, вскоре Нурееву рукоплескали огромные залы по всему миру.
Председатель КГБ А. Шелепин, которому поступали регулярные доносы о поведении советских артистов во время гастролей, докладывал в ЦК КПСС: «З июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуреев Рудольф Хаметович нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Несмотря на проведённые с ним беседы профилактического характера, Нуреев не изменил своего поведения…»
Ишь ты, какой! Гулял по городу и общался с французами
всё это уже тянуло на статью.
Нуреев её и получил, после того, как он принял решение остаться в Париже, советский суд заочно приговорил его к семи годам исправительно-трудовых работ в лагере строгого режима.
За измену Родине.
После триумфа в Париже артисты были должны продолжить гастроли в Лондоне.
Оглушительный успех имел именно 23-летний Нуриев.
Он уже успел пройти регистрацию в парижском аэропорту, как вдруг ему объявили о срочном вызове в Москву – якобы для выступления на правительственном концерте.
В ту же секунду Нуреев понял, что КГБ принял решение, и он больше никогда не сможет выехать на заграничные гастроли.
Прямо в аэропорту Нуреев подошел к местным полицейским и попросил у французских властей политического убежища. При себе у него было лишь 30 франков…
Когда спустя год миллионным тиражом была опубликована его «Автобиография», он скажет на её страницах о своём решении остаться за границей: «Я принял решение, потому что у меня не было другого выбора. И какие отрицательные последствия этого шага ни были бы, я не жалею об этом».
С Нуреевым мгновенно был заключён контракт труппой маркиза де Куэваса, и уже 23 июня он танцевал партию Голубой птицы в балете «Спящая красавица».
Не было уверенности в том, что будет завтра – контракт с ним заключили всего на шесть месяцев.
Нуреева теперь всюду сопровождали двое детективов, которые должны были охранять его от возможных происков советских спецслужб. От отца пришло письмо, в котором он назвал сына предателем. Телеграмма от матери состояла из двух слов: «Возвращайся домой».
Он не вернулся в тюрьму, свобода была самой большой драгоценностью для гения, и возможность творить без ограничений значила больше, чем трибуналы и обвинения в госизменах.
В Лондон Нуреев прилетел под именем Романа Джасмина. Но, конечно же, его быстро узнали. После выступления Руди и Марго в «Лебедином озере» их вызывали на сцену 89 раз! Мир рукоплескал невероятному таланту.
24-летний Нуриев был тут же зачислен в труппу Королевского балета, его стали приглашать выступить перед членами королевской семьи. Для него вообще больше не существовало границ – ни территориальных, ни человеческих. Его друзьями становились самые известные люди мира – от актёров до глав государств.
За границей Нуреев танцевал по 200 спектаклей в год, получая за каждый выход на сцену огромные гонорары. Он стал первой суперзвездой балета. Любимым времяпровождением для него оставалась работа.
Свобода была нужна ему прежде всего для того, чтобы творить. В 26 лет он, как хореограф, поставил «Раймонду» и «Лебединое озеро».
Премьеры следовали одна за другой – «Дон Кихот» и «Спящая красавица», «Щелкунчик» и «Буря». Одной из его последних работ стала постановка балета «Ромео и Джульетта». Нуреев уже был серьёзно болен, но то и дело говорил, что все его мысли только о новом балете. И болезнь на время уважительно отступила.
Успев перед смертью навестить в Уфе старую мать, которую советские власти так и не выпустили к сыну.
Когда Нуриев переступил порог дома, где не был более двух десятков лет, слепая женщина прошептала: «Мой Рудольф вернулся!»
Сейчас, когда снова отменяют по звонку безграмотных самодуров спектакли, когда разрушают музеи Рериха, когда, по указке мракобесов и черносотенцев, закрывают выставки и цензурируют всё, давая сроки за репосты, становится понятно, что эта территория — неизменна.
И, как десятки лет назад, всё те же методы, всё те же приёмы, но как воду нельзя носить решетом, так нельзя наложить вето на красоту и свободу, системщики по природному скудоумию продолжают запрещать и не пущать, вызывая только кривые улыбки на лицах тех, кто творит другую реальность, творит смело и ярко, ибо все мы живём в двух ипостасях: мы либо ограниченные, живущие в тюрьме страхов, разрушители, либо сотворцы этого мира, и я всегда любуюсь теми, кто в это жесткое время увеличивает поток света и меняет фокус внимание на любовь. Нуреев умел дарить свет, за это царство асуров вынесло ему самый строгий вердикт.
Рада, что 27 июля мои друзья выпускают спектакль «Прыжок в свободу» об этом великом человеке, именно сейчас это важно, когда планомерно опускается мгла…
Инна Сергеевна
Прыжок в свободу. Или уехать нельзя остаться…
Система всегда своей корявой артритной рукой пыталась здесь душить инаковых, систему раздражали до зубовного скрежета и пугали свободные, яркие, не такие как все.
Хороший солдат должен маршировать строем, выполнять команды, не думать, жить в страхе постоянного наказания и не роптать.
Чем меньшим существом ощущал себя каждый, тем больше упивалась фейковой властью система, стоящая на ходулях собственных иллюзий, обрезая крылья каждому, кто смел перечить и исправно превращая на своем конвейере бабочек в гусениц, лебезящих и пресмыкающихся.
Нурееву было предначертано выйти из круга советской сансары, где орки исправно клали в прокрустово ложе особо дерзких.
Новость о нападении фашистских войск на СССР застала семью Нуреева в столице.
Отец ушёл на фронт, а матери будущего танцовщика – Фариде – пришлось вместе с четырьмя детьми уехать в маленькую деревушку на Урале, после, страдая от голода и нищеты, к родственникам мужа — на окраину Уфы.
Отец Рудольфа вернулся с войны заместителем командира батальона по политической части в звании майора.
Жёсткий мужчина с волевым подбородком никогда не одаривал своих детей теплотой – в то время это было не принято, ледяная сдержанность — наше всё.
Отец стал жестоко искоренять страсть сына к танцам. Он считал, что балет – не профессия для настоящего мужчины, а позорище и занятие для глупых девчонок. Хамет начал прививать сыну вкус к охоте и рыбалке, мальчик просто возненавидел такие занятия, и после с горечью вспоминал время, проведенное с отцом, который пытался безуспешно ломать свободолюбивого парня.
Рудольф говорил о нём, уже будучи звездой мирового масштаба: «С самого своего возвращения и до сегодняшнего дня отец остается в моей памяти как строгий, очень могучий человек с сильным подбородком и тяжёлой челюстью, как незнакомец, который редко улыбался, мало говорил и пугал меня. Даже мысленно я всё ещё боюсь посмотреть на него прямо».
В 17 лет Нуриев пришёл в Ленинградское училище.
На суд комиссии Нуреев представил мужскую вариацию балета «Эсмеральда».
«Молодой человек, вы можете стать блестящим танцовщиком, а можете и никем не стать. Второе – более вероятно», – сказала Костровицкая Рудольфу перед классом.
«Вопрос был в том, что сможет ли моя природная непосредственность быть использована при дальнейших занятиях или всё, что я умею теперь, разрушится и умрёт? Костровицкая имела в виду, что для того чтобы превратить мой выразительный дар в прочные профессиональные навыки с твёрдым внутренним контролем, я должен работать, работать и работать больше, чем кто-либо другой в школе…»
Началась изнуряющая многолетняя работа над собой.
И эта игра стоила свеч, вскоре Нурееву рукоплескали огромные залы по всему миру.
Председатель КГБ А. Шелепин, которому поступали регулярные доносы о поведении советских артистов во время гастролей, докладывал в ЦК КПСС: «З июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуреев Рудольф Хаметович нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Несмотря на проведённые с ним беседы профилактического характера, Нуреев не изменил своего поведения…»
Ишь ты, какой! Гулял по городу и общался с французами
всё это уже тянуло на статью.
Нуреев её и получил, после того, как он принял решение остаться в Париже, советский суд заочно приговорил его к семи годам исправительно-трудовых работ в лагере строгого режима.
За измену Родине.
После триумфа в Париже артисты были должны продолжить гастроли в Лондоне.
Оглушительный успех имел именно 23-летний Нуриев.
Он уже успел пройти регистрацию в парижском аэропорту, как вдруг ему объявили о срочном вызове в Москву – якобы для выступления на правительственном концерте.
В ту же секунду Нуреев понял, что КГБ принял решение, и он больше никогда не сможет выехать на заграничные гастроли.
Прямо в аэропорту Нуреев подошел к местным полицейским и попросил у французских властей политического убежища. При себе у него было лишь 30 франков…
Когда спустя год миллионным тиражом была опубликована его «Автобиография», он скажет на её страницах о своём решении остаться за границей: «Я принял решение, потому что у меня не было другого выбора. И какие отрицательные последствия этого шага ни были бы, я не жалею об этом».
С Нуреевым мгновенно был заключён контракт труппой маркиза де Куэваса, и уже 23 июня он танцевал партию Голубой птицы в балете «Спящая красавица».
Не было уверенности в том, что будет завтра – контракт с ним заключили всего на шесть месяцев.
Нуреева теперь всюду сопровождали двое детективов, которые должны были охранять его от возможных происков советских спецслужб. От отца пришло письмо, в котором он назвал сына предателем. Телеграмма от матери состояла из двух слов: «Возвращайся домой».
Он не вернулся в тюрьму, свобода была самой большой драгоценностью для гения, и возможность творить без ограничений значила больше, чем трибуналы и обвинения в госизменах.
В Лондон Нуреев прилетел под именем Романа Джасмина. Но, конечно же, его быстро узнали. После выступления Руди и Марго в «Лебедином озере» их вызывали на сцену 89 раз! Мир рукоплескал невероятному таланту.
24-летний Нуриев был тут же зачислен в труппу Королевского балета, его стали приглашать выступить перед членами королевской семьи. Для него вообще больше не существовало границ – ни территориальных, ни человеческих. Его друзьями становились самые известные люди мира – от актёров до глав государств.
За границей Нуреев танцевал по 200 спектаклей в год, получая за каждый выход на сцену огромные гонорары. Он стал первой суперзвездой балета. Любимым времяпровождением для него оставалась работа.
Свобода была нужна ему прежде всего для того, чтобы творить. В 26 лет он, как хореограф, поставил «Раймонду» и «Лебединое озеро».
Премьеры следовали одна за другой – «Дон Кихот» и «Спящая красавица», «Щелкунчик» и «Буря». Одной из его последних работ стала постановка балета «Ромео и Джульетта». Нуреев уже был серьёзно болен, но то и дело говорил, что все его мысли только о новом балете. И болезнь на время уважительно отступила.
Успев перед смертью навестить в Уфе старую мать, которую советские власти так и не выпустили к сыну.
Когда Нуриев переступил порог дома, где не был более двух десятков лет, слепая женщина прошептала: «Мой Рудольф вернулся!»
Сейчас, когда снова отменяют по звонку безграмотных самодуров спектакли, когда разрушают музеи Рериха, когда, по указке мракобесов и черносотенцев, закрывают выставки и цензурируют всё, давая сроки за репосты, становится понятно, что эта территория — неизменна.
И, как десятки лет назад, всё те же методы, всё те же приёмы, но как воду нельзя носить решетом, так нельзя наложить вето на красоту и свободу, системщики по природному скудоумию продолжают запрещать и не пущать, вызывая только кривые улыбки на лицах тех, кто творит другую реальность, творит смело и ярко, ибо все мы живём в двух ипостасях: мы либо ограниченные, живущие в тюрьме страхов, разрушители, либо сотворцы этого мира, и я всегда любуюсь теми, кто в это жесткое время увеличивает поток света и меняет фокус внимание на любовь. Нуреев умел дарить свет, за это царство асуров вынесло ему самый строгий вердикт.
Рада, что 27 июля мои друзья выпускают спектакль «Прыжок в свободу» об этом великом человеке, именно сейчас это важно, когда планомерно опускается мгла…