Путин: «Я бы лучше стал Березовским»
14 ноября, 2019 5:26 пп
Сергей Митрофанов
ПОБЕДИТЬ ПУТИНСКУЮ NETWORK МОЖЕТ ТОЛЬКО АНТИПУТИНСКАЯ NETWORK
Выпивал я как-то с одним американцем из «наших». И вот он меня спрашивает: «Путин — сумасшедший или притворятся? Нас, знаете ли, в Америке это очень волнует. То есть он действительно думает, что наша конфронтация может дойти до войны и поэтому строит всякие ракеты, или это понты? Аналитика на эту тему среди бывших русских очень востребована».
Он неспроста задал этот вопрос. Только что на ту же тему высказался глава Генштаба Великобритании генерал Ник Картер. Россия не хочет войны, написал он, но может развязать ее случайно, вследствие безрассудного поведения и отсутствия уважения к международному праву — вот квинтэссенция его статьи в The Telegraph. А для большинства жителей планеты «случайно» или «не случайно», в общем-то, без разницы.
Пришлось и мне отвечать. Сначала надо, наверное, перейти к феномену генезиса путинизма, сказал я, с которым мы живем уже двадцать лет. Хотя у нас и самих нет полной ясности: является ли он следствием негативной запрограммированности русской (российской) политической культуры или трагически неправильного выбора в одной из развилок. Лично у меня отвращение вызывают обе версии. Первая, потому что упирает на предопределенность, чреватую пренебрежительным отношением к стране и «людям-дикарям», которых, понимаете ли, мама родила в понедельник, как пелось в известной советской песенке. Вторая — потому что игнорирует базовые установки и создает иллюзию простых решений, вроде того, что можно однажды пойти и «правильно проголосовать», а потом сформировать в результате хорошую власть, которая поведет страну к демократии и прогрессу.
На мой взгляд, неверно ни то, ни другое. Предопределенность может быть сломана неожиданно и в любой момент, как это исторически случилось в Западной Европе, тоже долгое время болевшей антисемитизмом и где исторические предпосылки далеко не всегда благоприятствовали свободе и демократии. Утверждения «правых», что у них раньше, чем у других, была установлена частная собственность, а та произвела на свет современную демократию и права человека, по меньшей мере, наивны. Где-то произвела, а где-то не произвела. Капитализм может действовать абсолютно без этики. С другой стороны, мы вряд ли сможем когда-нибудь без учета глубинных культурных оснований, поведенческих стереотипов населения, опасающегося возврата репрессий, так хорошо проголосовать на каких-либо из выборов, что создадим корпус честных депутатов-патриотов с либеральным мировоззрением, которые вернут нас на столбовую дорогу Истории. О чем часто мечтает историк Игорь Чубайс. Тут явно что-то другое.
Посмотрите, как возник у нас путинизм. Прекрасная лаборатория для анализа политических состояний. Изначальный Путин ведь не обладал какими-то идеологическими пороками, заставившими его пойти путем реакции и православного мракобесия, за исключением некоторых спецслужбистских навыков вербовки своих оппонентов. И хотя публицист Мильштейн, например, пишет, что Путин «сделал себя» в дни падения Берлинской стены, когда ему пришлось с пистолетом в руках защищать советский архив и что якобы с тех пор он возненавидел мирные революции, это, скорее всего, красивые фантазии. Могло быть, конечно, и так, а могло быть иначе.
«Мы поймем, — пишет Мильштейн, — почему он, выбравшись из-под обломков и взобравшись на кремлевский трон, столь упорно и неустанно возводит стену между Россией и Западом, совершая иногда братоубийственные вылазки за кордон. Отчего гнобит оппозицию, не желая даже слушать ни о каких трансформациях режима личной власти и о реформах. Это объясняется тяжелой профессиональной травмой, полученной в те дни, когда миллионы людей на всей планете ликовали, радуясь завершению холодной войны».
На самом деле Путин в эти дни мог увидеть и нечто другое: великолепные возможности, которые дарит смута таким людям, как он. В частности, уничтожить компрометирующие документы на себя и, наоборот, сохранить их на других. При том, что последующее десятилетие он и вел себя как человек, отлично понимающий, где искать новые опорные точки для своей карьеры. Так, он устроился на работу к демократическому трибуну Собчаку, слился с ним, разделил его взгляды, фактически завербовал. Потом с помощью хозяйственника Бородина просочился в Кремль. Я думаю, он был абсолютно искренен, когда, будучи премьером, пришел поздравлять с победой «партию капиталистических выгод», Союз правых сил, а, став президентом, предложил себя в качестве партнера начальнику мира — Джорджу Бушу, мог и его завербовать, как (по досужему слуху) «завербовал» впоследствии Трампа. С полной ответственностью за свои слова Глеб Павловский восторгался его образом мысли и артистичностью. Да и тот же Борис Абрамович Березовский, скорее всего, совершенно точно передал его интенции, когда склонял Путина к президентству, а тот ему ответил: «Я бы лучше стал Березовским».
Как практикующий либерал Путин окончательно сломался лишь к концу первого президентского срока — по вполне понятной неспособности и непривычке действовать в условиях свободной политической конкуренции, которая является непременным атрибутом подлинной демократии. Ведь сам он пришел во власть как «преемник Ельцина», а политическая система и после 1991 года не запустила обещанный механизм демократической ротации. Обещала, но не запустила. Каким, однако, быть механизму консервации Путина на должности в отсутствие харизматической фигуры за спиной, санкционирующей бессменность нового Отца нации? Ведь Путин гарантировал своему окружению стабильность, которую дарит именно его бессменность. «Не будет Путина — не будет России», — в какой-то мере вполне справедливо скажет через много лет замглавы его администрации Вячеслав Володин.
Путин логично выбрал себе в качестве группы поддержки обиженных силовиков, реваншистов, недовольных поражением в холодной войне, коммунистов, идеологически не приемлющих демократические (либеральные) процедуры, «патриотов» советской закваски, консерваторов, государственников-охранителей, адептов административно-командной системы. Поскольку он знал, что все они сознательно и по убеждениям были готовы на использование административного ресурса во имя политической цели: пойти на фальсификацию не просто выборов, а всего выборного процесса в России, начиная с предвыборного дискурса. А иначе ведь придут либо расхитители, либо совершенно отмороженные красно-коричневые.
Возможно, Путин думал, что будет ими управлять, но получилось так, что расставленные в узловых точках члены его клаки стали подтягивать себе в поддержку точно таких же членов клаки. К Дугину присоединился Глазьев, к Затулину Кургинян, к Лаврову Захарова, к Соловьеву Скабеева, к Суркову Володин, к Симоньян Боширов и Петров, Софронкин в ООН со своим бандюганским «в глаза мне смотри» и т.д., и образовалась сеть, мощная человеческая network, которая определила лицо путинской элиты.
С тех пор две черные дыры поглощают наше бытие. Одна из них — сама «русская власть». Вторая — те решения, которые с помощью власти генерирует путинская network, как, например, шизофреническое празднование изгнания поляков в 1612 году, размахивание красным флагом, исполнение сталинского гимна и на волне безумия присоединение Крыма.
Что не так с этой властью? Только то, что она продолжает спускаться по лестнице, ведущий вниз. Не вверх, не по застойной горизонтали, как при Брежневе, а вниз. Вот она миновала остановку «мягкий авторитаризм», миновала остановку «мягкий тоталитаризм», площадку между пролетами — псевдодемократию, какую-то вариацию модернизированного сталинизма и приблизилась к остановке «мягкий 37-й год». Да и то он «мягкий» только потому, что меркантилизм современности предполагает переход от массовых затратных для диктатуры репрессий к точечным, экономным. Главное же, что это движение вниз продолжается и причина, почему «русская власть» перестала «подниматься», перестала заботиться об экономической эффективности государства, производстве востребованного мировыми рынками наукоемкого товара, перестала привлекать по-настоящему грамотных людей, — обществом в полной мере не отрефлексирована. Все тот же вопрос: это сбой в программе или культурный код, русская судьба?
Важнее, однако, две констатации. Первая: на пути падения ничего не стоит, Ник Картер прав, есть о чем беспокоиться. Вторая: победить путинскую network может только антипутинская network. Ее строительство исподволь началось, особенно среди не видящей себя в этом мире «новых ограничений» молодежи, но оно может не успеть к сроку…
Сергей Митрофанов
ПОБЕДИТЬ ПУТИНСКУЮ NETWORK МОЖЕТ ТОЛЬКО АНТИПУТИНСКАЯ NETWORK
Выпивал я как-то с одним американцем из «наших». И вот он меня спрашивает: «Путин — сумасшедший или притворятся? Нас, знаете ли, в Америке это очень волнует. То есть он действительно думает, что наша конфронтация может дойти до войны и поэтому строит всякие ракеты, или это понты? Аналитика на эту тему среди бывших русских очень востребована».
Он неспроста задал этот вопрос. Только что на ту же тему высказался глава Генштаба Великобритании генерал Ник Картер. Россия не хочет войны, написал он, но может развязать ее случайно, вследствие безрассудного поведения и отсутствия уважения к международному праву — вот квинтэссенция его статьи в The Telegraph. А для большинства жителей планеты «случайно» или «не случайно», в общем-то, без разницы.
Пришлось и мне отвечать. Сначала надо, наверное, перейти к феномену генезиса путинизма, сказал я, с которым мы живем уже двадцать лет. Хотя у нас и самих нет полной ясности: является ли он следствием негативной запрограммированности русской (российской) политической культуры или трагически неправильного выбора в одной из развилок. Лично у меня отвращение вызывают обе версии. Первая, потому что упирает на предопределенность, чреватую пренебрежительным отношением к стране и «людям-дикарям», которых, понимаете ли, мама родила в понедельник, как пелось в известной советской песенке. Вторая — потому что игнорирует базовые установки и создает иллюзию простых решений, вроде того, что можно однажды пойти и «правильно проголосовать», а потом сформировать в результате хорошую власть, которая поведет страну к демократии и прогрессу.
На мой взгляд, неверно ни то, ни другое. Предопределенность может быть сломана неожиданно и в любой момент, как это исторически случилось в Западной Европе, тоже долгое время болевшей антисемитизмом и где исторические предпосылки далеко не всегда благоприятствовали свободе и демократии. Утверждения «правых», что у них раньше, чем у других, была установлена частная собственность, а та произвела на свет современную демократию и права человека, по меньшей мере, наивны. Где-то произвела, а где-то не произвела. Капитализм может действовать абсолютно без этики. С другой стороны, мы вряд ли сможем когда-нибудь без учета глубинных культурных оснований, поведенческих стереотипов населения, опасающегося возврата репрессий, так хорошо проголосовать на каких-либо из выборов, что создадим корпус честных депутатов-патриотов с либеральным мировоззрением, которые вернут нас на столбовую дорогу Истории. О чем часто мечтает историк Игорь Чубайс. Тут явно что-то другое.
Посмотрите, как возник у нас путинизм. Прекрасная лаборатория для анализа политических состояний. Изначальный Путин ведь не обладал какими-то идеологическими пороками, заставившими его пойти путем реакции и православного мракобесия, за исключением некоторых спецслужбистских навыков вербовки своих оппонентов. И хотя публицист Мильштейн, например, пишет, что Путин «сделал себя» в дни падения Берлинской стены, когда ему пришлось с пистолетом в руках защищать советский архив и что якобы с тех пор он возненавидел мирные революции, это, скорее всего, красивые фантазии. Могло быть, конечно, и так, а могло быть иначе.
«Мы поймем, — пишет Мильштейн, — почему он, выбравшись из-под обломков и взобравшись на кремлевский трон, столь упорно и неустанно возводит стену между Россией и Западом, совершая иногда братоубийственные вылазки за кордон. Отчего гнобит оппозицию, не желая даже слушать ни о каких трансформациях режима личной власти и о реформах. Это объясняется тяжелой профессиональной травмой, полученной в те дни, когда миллионы людей на всей планете ликовали, радуясь завершению холодной войны».
На самом деле Путин в эти дни мог увидеть и нечто другое: великолепные возможности, которые дарит смута таким людям, как он. В частности, уничтожить компрометирующие документы на себя и, наоборот, сохранить их на других. При том, что последующее десятилетие он и вел себя как человек, отлично понимающий, где искать новые опорные точки для своей карьеры. Так, он устроился на работу к демократическому трибуну Собчаку, слился с ним, разделил его взгляды, фактически завербовал. Потом с помощью хозяйственника Бородина просочился в Кремль. Я думаю, он был абсолютно искренен, когда, будучи премьером, пришел поздравлять с победой «партию капиталистических выгод», Союз правых сил, а, став президентом, предложил себя в качестве партнера начальнику мира — Джорджу Бушу, мог и его завербовать, как (по досужему слуху) «завербовал» впоследствии Трампа. С полной ответственностью за свои слова Глеб Павловский восторгался его образом мысли и артистичностью. Да и тот же Борис Абрамович Березовский, скорее всего, совершенно точно передал его интенции, когда склонял Путина к президентству, а тот ему ответил: «Я бы лучше стал Березовским».
Как практикующий либерал Путин окончательно сломался лишь к концу первого президентского срока — по вполне понятной неспособности и непривычке действовать в условиях свободной политической конкуренции, которая является непременным атрибутом подлинной демократии. Ведь сам он пришел во власть как «преемник Ельцина», а политическая система и после 1991 года не запустила обещанный механизм демократической ротации. Обещала, но не запустила. Каким, однако, быть механизму консервации Путина на должности в отсутствие харизматической фигуры за спиной, санкционирующей бессменность нового Отца нации? Ведь Путин гарантировал своему окружению стабильность, которую дарит именно его бессменность. «Не будет Путина — не будет России», — в какой-то мере вполне справедливо скажет через много лет замглавы его администрации Вячеслав Володин.
Путин логично выбрал себе в качестве группы поддержки обиженных силовиков, реваншистов, недовольных поражением в холодной войне, коммунистов, идеологически не приемлющих демократические (либеральные) процедуры, «патриотов» советской закваски, консерваторов, государственников-охранителей, адептов административно-командной системы. Поскольку он знал, что все они сознательно и по убеждениям были готовы на использование административного ресурса во имя политической цели: пойти на фальсификацию не просто выборов, а всего выборного процесса в России, начиная с предвыборного дискурса. А иначе ведь придут либо расхитители, либо совершенно отмороженные красно-коричневые.
Возможно, Путин думал, что будет ими управлять, но получилось так, что расставленные в узловых точках члены его клаки стали подтягивать себе в поддержку точно таких же членов клаки. К Дугину присоединился Глазьев, к Затулину Кургинян, к Лаврову Захарова, к Соловьеву Скабеева, к Суркову Володин, к Симоньян Боширов и Петров, Софронкин в ООН со своим бандюганским «в глаза мне смотри» и т.д., и образовалась сеть, мощная человеческая network, которая определила лицо путинской элиты.
С тех пор две черные дыры поглощают наше бытие. Одна из них — сама «русская власть». Вторая — те решения, которые с помощью власти генерирует путинская network, как, например, шизофреническое празднование изгнания поляков в 1612 году, размахивание красным флагом, исполнение сталинского гимна и на волне безумия присоединение Крыма.
Что не так с этой властью? Только то, что она продолжает спускаться по лестнице, ведущий вниз. Не вверх, не по застойной горизонтали, как при Брежневе, а вниз. Вот она миновала остановку «мягкий авторитаризм», миновала остановку «мягкий тоталитаризм», площадку между пролетами — псевдодемократию, какую-то вариацию модернизированного сталинизма и приблизилась к остановке «мягкий 37-й год». Да и то он «мягкий» только потому, что меркантилизм современности предполагает переход от массовых затратных для диктатуры репрессий к точечным, экономным. Главное же, что это движение вниз продолжается и причина, почему «русская власть» перестала «подниматься», перестала заботиться об экономической эффективности государства, производстве востребованного мировыми рынками наукоемкого товара, перестала привлекать по-настоящему грамотных людей, — обществом в полной мере не отрефлексирована. Все тот же вопрос: это сбой в программе или культурный код, русская судьба?
Важнее, однако, две констатации. Первая: на пути падения ничего не стоит, Ник Картер прав, есть о чем беспокоиться. Вторая: победить путинскую network может только антипутинская network. Ее строительство исподволь началось, особенно среди не видящей себя в этом мире «новых ограничений» молодежи, но оно может не успеть к сроку…