Я воспринимаю вопросы дискуссии как поиски некоей успокаивающей уникальности, можно сказать, самости. Дело в том, что социум, влитый в границы русского огромного государства, всегда искал признаки собственной самости; ее, собственно, святые источники. На нашем уже веку Россия побывала и в образе самого страшного (сталинского) государства-ГУЛАГа, и самого демократичного (август 1991 года), и самого несчастного (лихие девяностые), когда все рушилось и падало в тартарары. Да и то мы всем припомним, что вот, мы порвали цепи тоталитаризма, а мир нам за это не заплатил и спасибо не сказал. Иными словами, здесь всегдашняя идея и ресентимент, что мир России за что-то должен.
При Путине мы снова перебираем ту же колоду карт, но с еще большей скоростью: и самое справедливое («Русский мир»), и самое доброе (разве вы не знали, россияне — самые добрые существа на планете?), и самое революционное (возглавляем движение неприсоединения к глобализму и парад суверенностей), и самое могущественное (у нас есть ракета с ядерным движком, которая запросто сотрет Америку в порошок). Только источник этой уникальности по-прежнему один — огромная, случайно подхваченная русскими казаками-конкистадорами территория.
Хотя может быть я тут не совсем прав; есть еще один источник. Это милитаризация. Уже несколько веков Россия — страшно милитаризованное государство с уникальной способностью к тотальной военной мобилизации населения. При этом обычно в России кивают на воинственных германцев, угрожавших существованию Рима, и Германию, которая действительно развязала две мировых войны. Но Россия, быть может, покруче будет. На самом деле, она так же подливала керосинчику в две «германские мировые войны», но развязала и еще одна мировую войну, русскую — минус первую, названную Крымской, не говоря уже и о великой коммунистической мировой Смуте. Тем не менее, в современной глубочайшей обывательской интерпретации, россияне — победители Истории, главные призеры мировых войн и социального прогресса.
Неудивительно, что «политолог» Сергей Михеев в пропагандистской передаче у Соловьева начинает бодро, энергично вещать: «Психологически мы даже в преимущественном положении. Во-первых, мы готовы воевать — по крайней мере, больше готовы воевать, чем они… Надо поддерживать у них уверенность в том, что мы можем нанести первый удар». (С телевизора записал обозреватель Николай Руденский в рубрике «Телепропаганда».)
Но, наверняка, психологический источник милитаристической уверенности — все та же территориальная огромность.
Стас Белковский назвал эту огромность бесполезной, поскольку северные и дальневосточные земли трудноосвояемы. Наверно, на них, кроме бежавших от диктатуры Москвы казаков, никто никогда и не претендовал. Но, чисто теоретически, огромность России, лежащей на пути из Европы в Азию и затрудняющей подступы к Арктике, должна перекрывать планете какие-то ее планетарные нужды, следовательно, представляя собой уже обретенный приз. Отсюда ощущения гордости, самоважности России и россиян. Хотя если бы не было бы этой размерности, вообще не было бы ничего, и не было бы этого разговора. Нет же таких понтов у Бангладеш или Пакистана, хотя народу там поболе.
Причем в Средние века эти нужды, которые перекрывает Россия миру, миром не очень-то чувствовались, и Россия для Европы долгое время оставалась дикой и не очень интересной землей, кроме небольшой европейской полоски. Скорее, это Россия пыталась выйти к морям. Но сегодня эти нужды непременно должны расти. Причем с каждым годом — все больше.
В одном из предельных идеологических вариантов, Россия — легкие планеты, поскольку сюда к нам божественным провидением попали леса Сибири. «Мы можем запросто перекрыть отсюда планете кислород», — считает типичный гордец и россияфил: вот порубим все леса на дрова — будете знать! В другом варианте Россия собирается продавать пресную воду Байкала, — который, в общем-то, тоже не сделан, а «с неба упал», — поднебесному Китаю.
Один из постперестроечных проектов был призван эксплуатировать пространство и заключался в том, чтобы построить через Россию магистральные пути и жить чисто на то, что через Россия будут идти мировые транспортные потоки. А мы вот будем рубить бабки, как сомалийские пираты. Я редактировал этот крупнополосный текст Арбатова для газеты. Но техническое развитие транспорта, самолетов, энергетики сделало этот проект морально ничтожным, позволив попросту обтекать Россию. Даже беженцы из Юго-Восточной Азии и Африки сегодня умудряются как-то миновать Россию и каким-то таинственным образом сразу попадать на переправу Ла-Манша.
Россия превращается в Остров, но совсем не в том смысле, как предполагали гордецы — патриотические консерваторы, хранители национального Грааля. Заявка на привлекательную для мира уникальность, плавильный котел цивилизаций в Евразии, тотем некой славянской мудрости, лежит без движения и без востребованности. В ней нет цивилизационных предложений; нечего плавить, мы можем плавить только себя. Дворцовый (или дворовый) МИД угрожает миру блокадой, а мир отвечает: да ради бога, вы нам не очень-то и нужны. Зачем теперь МИД на Острове? Его вообще пора заколотить досками.
Вчера один оппонент мне написал на своем новоязе: «Закатный Запад — это треугольник вниз, а Россия — это треугольник вверх». «Чего ж вы лезете в наш треугольник вниз, — ответил я, идентифицируя себя скорее с Западом, чем с Россией, — сидите в своем треугольники вверх и радуйтесь. И нам хорошо, и вам хорошо». (Что за мистический треугольник, осталось непроясненным.)
Другой оппонент, А. Евдокимов, бывший пресс-спикер КПРФ, а сейчас ярый грудининец, в общем-то, милый, симпатичный человек, выступил с таким постом:
«Внешняя политика в целом идет в правильном направлении, но еще многое не сделано для разрыва с Западом, прежде всего, выход из ВТО. Вот с этого момента внешняя политика начнет влиять наконец на все еще либеральную внутреннюю политику в сторону возврата к нормальной для нашей страны так называемой командно-административной плановой экономике».
Это прямая декларация Зла. Да, еще многое не сделано для возврата административно-командной системы. Еще не начата война. Еще не убито несколько миллионов человек. Но мы идем в правильном направлении, несомненно.
Действительно, когда-нибудь растущей планете может потребоваться контролируемая Россией земля; и я думаю, что вся земля планеты как раз примерно тогда поступит в общее пользование, поскольку границы в том виде, как сегодня, перестанут существовать. Но сегодня все пока что обходятся тем, что имеют. На Россию никто не претендует. Идея, что в России будут рождаться цивилизационные концепты, живительный источник самоуважения любого русского философа, лишилась всех возможных оснований.
Проблема осталась только в том, чтобы самим как-то выбраться из этого огромного аппендикса и включиться в мировой обмен товарами и идеями. Со своей стороны, я уверен, что проблему включения и подключения можно решить за пять минут, — если те, кто ее могут решить, получат ключи от российского Запретного города.