ПРОЩАНИЕ С ПАТРИОТИЗМОМ
12 марта, 2018 8:29 дп
PHIL SUZEMKA
Phil Suzemka:
Когда я был маленьким и при керосиновой лампе ел деревянной ложкой из чугунка свою любимую картошку, то очень гордился тем, где я родился и живу.
А у меня были поводы для гордости: время от времени в деревню прорывался трактор с газетами, из которых обязательно выяснялось, что кто-то наш опять улетел в космос. Или, наоборот, кто-нибудь оттуда прилетел. Но тоже наш. Как было не гордиться? Такую газету я всегда прикалывал кнопками к брёвнам стены, ибо иного фэн-шуя не представлял. Да и другие обитатели нашей хаты его по-другому не представляли. Правда, из-за вечной непролазности дорог, тракториста мы видели реже, чем космос советских космонавтов.
Иногда мне профилактически приходило в голову, что родись я в Америке, не было б у меня ни трактора ДТ-54, ни деревянной ложки, ни газеты «Правда» — то есть, считай, вообще ничего. Помнится, я даже вздрагивал от таких мыслей. Но сразу вспоминал: мне повезло! — я родился в СССР и всё у меня, такого везучего, есть, включая ракету «Восход» и керосиновую лампу.
Соответственно, проведя в голове лёгкий ремонт и быстренько успокоившись, я снова начинал грюкать ложкой по чугунку, немного переживая за далёких негров, которых, по слухам, в той самой Америке для чего-то всё время вешали. Из последнего я делал вывод, что школьное «быть негром преклонных годов» — практически недостижимый идеал. Раньше повесят.
Так во мне происходило первоначальное накопление патриотизма.
Без партизан тоже не обошлось. Партизаны для патриотизма — что для кота Масленица. Вопросов, почему с врагом должны были биться именно партизаны, а не армия, ни у кого не возникало. Все были в курсе, что через наши леса туда-сюда вечно шмыгают или поляки, или французы, или немцы. И ничего лучше против этих шмыгальщиков, чем партизаны, государство за тысячу лет не придумало. Хотя армия, конечно, была всегда — куда без неё! Для виду, но была.
В промежутках между войнами любимые вооруженные силы очень красочно изображали боеготовность, а народ распевал о них песни. В песнях до самого последнего дурака доводились сведения о том, что «броня крепка», что «танки быстры» и что «воевать мы будем на чужой территории». И что вообще, наши тачанки — «гордость и краса, все четыре колеса». Видимо, все другие по неграмотности использовали, в отличие от нас, какие-то устаревшие трёхколёсные тачанки.
Враг обычно понятия не имел про то, что вести войну мы собираемся у него. От такой паскудной неосведомлённости враг постоянно лез к нам. Однако, каждый раз, когда через берёзки с ёлками он начинал ломиться в сторону Москвы, наша собственная непобедимая армия исчезала с такой скоростью, что только её и видели. Видимо, своим мгновенным исчезновением она стремилась доказать, что танки у неё настолько быстры, что хрен их кто догонит, включая врага.
Гражданское же население, обнаружив, что вооружённые силы по традиции свинтили от него «по дорогам знакомым за любимым наркомом», вздыхало, догадываясь, что опять настают времена поголовного патриотизма. Матюкаясь, население начинало ремонтировать старые землянки и спешно рыть новые. Брянский лес, как у него водится, принимался сурово шуметь, а синие туманы ложились на всё, что ни попадя. В туманной синеве брянского леса пугливо блукали враги и их приспешники, понимавшие свою историческую обречённость.
Потом война заканчивалась и начиналось восстановление народного хозяйства. Здесь тоже требовался патриотизм. Гражданам намекали, что не худо бы снова затягивать песни про быстрые танки со стремительными тачанками, а также сдавать на них деньги, потому что старые кончились из-за врага.
И все знали: если надо затягивать песни, то придётся затягивать и пояса. Никого это не удивляло.
Перерывы между войнами бывали, этого отрицать нельзя. Сначала большие — лет, скажем, по сто. Но это всё от недоразвитости. Потом, с развитием общества в целом и с нагулом патриотизма, в частности, промежутки между войнами стали сокращаться.
Как бы вам это наглядно объяснить?.. Ну, помните, раньше, когда телефоны были только домашними, достаточно было купить один и пользоваться им всю жизнь. А мобильные эти приходится постоянно менять и, главное, некоторые даже вынуждены держать их несколько штук.
То же самое и с войнами. В наши дни, слава богу, можно воевать практически без промежутков, потому, что уж чего-чего, а патриотизма хватает на две-три войны сразу. При этом одновременно надо готовиться к последней войне за счастье всего человечества. Это тоже мы придумали. Человечество, как всегда, не курсе. Оно живёт как попало и понятия не имеет, что у нас за него и сердце изболелось, а у многих ещё и цирроз печени обозначился.
Нельзя сказать, что мы сами при таких раскладах так уж сильно счастливы. Но речь не о нас. Мы, кстати, можем и не знать, что нам самим необходимо для счастья. Может, нам и счастья никакого не надо. Не в этом дело. Не о себе беспокоимся. Главное, что мы твёрдо знаем, как осчастливить вообще всех сразу. Весь мир. Скопом. Можем, понятно, сами погибнуть (нам не привыкать), зато можем и весь мир укокошить ради его же блага.
И что?! А на фига он вообще нужен, этот мир, если он несчастливый?! Другими словами — зачем нужен такой мир, в котором нет России? Конечно, у мира тут же возникает вопрос: а на хрена ему такая Россия? И мир тоже начинает чесаться.
Из-за этого последнюю тысячу лет времени у нас ни на что не хватает. Ничего не придумываем и не изобретаем. Для того, чтоб изобретать и придумывать у нас как раз есть тот самый остальной мир, самим корячиться и необязательно. Эти изобретут, мы утянем. Там догадаются, мы тут стырим.
Я б даже не сказал бы, что это воровство. Скорее, оптимизация. Может, конечно, и свой что-нибудь изобрести. Но это целое дело! — сажай его в тюрьму, трать на него баланду, переводи в шарашку, а в итоге всё равно приходится брать Boeing B-29 Superfortress и строгать из него Ту-4 Bull. Ну и зачем? Причём, изобретатель патриотом быть вообще не в состоянии: он всё время нос на сторону воротит — то журнал ему иностранный подавай, то вообще на конференцию выпусти. То есть, сплошные проблемы.
Нормальный, стопроцентный патриот ничем, кроме как выпить с другим патриотом не интересуется: им обоим и Родины достаточно.
Выпивание на двоих создаёт ячейку общества, соображательство на троих приводит к появлению первичной партийной организации.
Большое количество здоровых общественных патриотических сил всегда создаёт нездоровую обстановку в обществе. Но на это до окончательной победы можно не обращать внимания.
Выпускать патриота за пределы Отечества можно, но с соблюдением мер предосторожности. Лучше всего, когда за эти пределы он выезжает с автоматом, а ещё лучше — сразу на танке. Тогда за него можно быть спокойным. В хорошее место на танке всё равно не проехать, а те места, куда проедешь, своим внешним видом только усиливают любовь к родной земле.
Кроме того, таким образом можно довольно успешно регулировать если уж не количество выезжающих, то хотя бы количество возвращающихся как минимум.
Непатриота лучше вообще никуда не выпускать. Выпускаешь одного непатриота, а потом приходится вдогонку десять патриотов посылать, чтоб его или отравить, или удавить, или в ванне утопить, или током долбануть. Только лишние расходы на всё это ЖКХ: полоний, верёвку, воду и электричество.
В странах, где патриотизм не сильно развит или не имеет такой тяжёлой наследственности, как у нас, всё обустроено иначе. Например, в Америке. Там вообще хрен поймёшь что происходит!
Пока американец дома сидит — он patriot, а стоит ему полететь в Европу или доехать до Мексики — он тебе уже и ex-pat, то есть тоже патриот, но уже бывший. Потом обратно заявится — и опять действительный. Система сложная, но в Америке, судя по нашим последним потерям на Ближнем Востоке, вообще ничего простого, кроме мгновенных военных решений, не бывает.
***
Времена сейчас нелёгкие (лёгких я, кстати, что-то вообще не упомню). С одной стороны, так даже лучше: в тепличных условиях поголовного благосостояния ни один патриотизм не выживает. А, с другой стороны, сильно мешает вечная амбивалентность всего того, что мы у себя вытворяем.
Ну, например, при СССР все жили с осознанием того, что сначала мы коммунизм построим, а уже потом хорошие штаны себе пошьём. Амбивалентность же привела к тому, что коммунизм мы так и не построили, а штаны шить разучились. Любые — что хорошие, что плохие.
Идём дальше. Допустим, я должен любить берёзки. Ну, так у нас положено. И те же чукчи должны берёзки любить, хотя, скорей всего, они их в жизни не видели. Но должны и всё тут. Потому, что они — наши: убери чукчей, над кем смеяться тогда? Нам тюленей с моржами любить необязательно, а вот им по берёзкам страдать — вынь да положь.
Но! если положено любить берёзки, то значит и молоко с сыром надо разбавлять исключительно берёзовым соком и дёгтем, правильно? Почему ж тогда туда льют какое-то пальмовое масло, если пальмы растут только у врагов? Неужели непонятно, что именно с этого пальмового масла нас, патриотов, и тошнит всю дорогу?! Было б молоко с родным дёгтем — пили б да облизывались! Тоже амбивалентность проклятая, чтоб не сказать — волатильность!..
Получается, хватаемся за одно, упускаем другое. Соответственно, миру за это по-любому отвечать придётся. Что с маслом, что без масла. Ну, не нам же самим ответ держать за собственный хронический идиотизм! Говорят, один из министров обороны Англии однажды сказал: «Если я узнаю, что на нас летят русские ракеты, то не стану отвечать. Если Англия обречена, то почему должны погибать ещё и русские?». Отсюда вывод — воевать можно смело. Нам точно.
***
…Вопрос не в том, промахнёмся — не промахнёмся. Это ихние Акелы промахиваются, наш Табаки никогда не промахнётся! Вопрос в другом — главное, чтоб ракеты взлетели. А если взлетят — чтоб полетели. А если полетят, то чтоб на нас не попáдали.
Потому, что если попáдают, то тогда точно буду я жить как в Америке: без трактора ДТ-54, без керосиновой лампы, без деревянной ложки и даже без чугунка с картошкой. Если вообще буду, в чём большие сомнения: вдруг тот министр обороны пошутил?
PHIL SUZEMKA
Phil Suzemka:
Когда я был маленьким и при керосиновой лампе ел деревянной ложкой из чугунка свою любимую картошку, то очень гордился тем, где я родился и живу.
А у меня были поводы для гордости: время от времени в деревню прорывался трактор с газетами, из которых обязательно выяснялось, что кто-то наш опять улетел в космос. Или, наоборот, кто-нибудь оттуда прилетел. Но тоже наш. Как было не гордиться? Такую газету я всегда прикалывал кнопками к брёвнам стены, ибо иного фэн-шуя не представлял. Да и другие обитатели нашей хаты его по-другому не представляли. Правда, из-за вечной непролазности дорог, тракториста мы видели реже, чем космос советских космонавтов.
Иногда мне профилактически приходило в голову, что родись я в Америке, не было б у меня ни трактора ДТ-54, ни деревянной ложки, ни газеты «Правда» — то есть, считай, вообще ничего. Помнится, я даже вздрагивал от таких мыслей. Но сразу вспоминал: мне повезло! — я родился в СССР и всё у меня, такого везучего, есть, включая ракету «Восход» и керосиновую лампу.
Соответственно, проведя в голове лёгкий ремонт и быстренько успокоившись, я снова начинал грюкать ложкой по чугунку, немного переживая за далёких негров, которых, по слухам, в той самой Америке для чего-то всё время вешали. Из последнего я делал вывод, что школьное «быть негром преклонных годов» — практически недостижимый идеал. Раньше повесят.
Так во мне происходило первоначальное накопление патриотизма.
Без партизан тоже не обошлось. Партизаны для патриотизма — что для кота Масленица. Вопросов, почему с врагом должны были биться именно партизаны, а не армия, ни у кого не возникало. Все были в курсе, что через наши леса туда-сюда вечно шмыгают или поляки, или французы, или немцы. И ничего лучше против этих шмыгальщиков, чем партизаны, государство за тысячу лет не придумало. Хотя армия, конечно, была всегда — куда без неё! Для виду, но была.
В промежутках между войнами любимые вооруженные силы очень красочно изображали боеготовность, а народ распевал о них песни. В песнях до самого последнего дурака доводились сведения о том, что «броня крепка», что «танки быстры» и что «воевать мы будем на чужой территории». И что вообще, наши тачанки — «гордость и краса, все четыре колеса». Видимо, все другие по неграмотности использовали, в отличие от нас, какие-то устаревшие трёхколёсные тачанки.
Враг обычно понятия не имел про то, что вести войну мы собираемся у него. От такой паскудной неосведомлённости враг постоянно лез к нам. Однако, каждый раз, когда через берёзки с ёлками он начинал ломиться в сторону Москвы, наша собственная непобедимая армия исчезала с такой скоростью, что только её и видели. Видимо, своим мгновенным исчезновением она стремилась доказать, что танки у неё настолько быстры, что хрен их кто догонит, включая врага.
Гражданское же население, обнаружив, что вооружённые силы по традиции свинтили от него «по дорогам знакомым за любимым наркомом», вздыхало, догадываясь, что опять настают времена поголовного патриотизма. Матюкаясь, население начинало ремонтировать старые землянки и спешно рыть новые. Брянский лес, как у него водится, принимался сурово шуметь, а синие туманы ложились на всё, что ни попадя. В туманной синеве брянского леса пугливо блукали враги и их приспешники, понимавшие свою историческую обречённость.
Потом война заканчивалась и начиналось восстановление народного хозяйства. Здесь тоже требовался патриотизм. Гражданам намекали, что не худо бы снова затягивать песни про быстрые танки со стремительными тачанками, а также сдавать на них деньги, потому что старые кончились из-за врага.
И все знали: если надо затягивать песни, то придётся затягивать и пояса. Никого это не удивляло.
Перерывы между войнами бывали, этого отрицать нельзя. Сначала большие — лет, скажем, по сто. Но это всё от недоразвитости. Потом, с развитием общества в целом и с нагулом патриотизма, в частности, промежутки между войнами стали сокращаться.
Как бы вам это наглядно объяснить?.. Ну, помните, раньше, когда телефоны были только домашними, достаточно было купить один и пользоваться им всю жизнь. А мобильные эти приходится постоянно менять и, главное, некоторые даже вынуждены держать их несколько штук.
То же самое и с войнами. В наши дни, слава богу, можно воевать практически без промежутков, потому, что уж чего-чего, а патриотизма хватает на две-три войны сразу. При этом одновременно надо готовиться к последней войне за счастье всего человечества. Это тоже мы придумали. Человечество, как всегда, не курсе. Оно живёт как попало и понятия не имеет, что у нас за него и сердце изболелось, а у многих ещё и цирроз печени обозначился.
Нельзя сказать, что мы сами при таких раскладах так уж сильно счастливы. Но речь не о нас. Мы, кстати, можем и не знать, что нам самим необходимо для счастья. Может, нам и счастья никакого не надо. Не в этом дело. Не о себе беспокоимся. Главное, что мы твёрдо знаем, как осчастливить вообще всех сразу. Весь мир. Скопом. Можем, понятно, сами погибнуть (нам не привыкать), зато можем и весь мир укокошить ради его же блага.
И что?! А на фига он вообще нужен, этот мир, если он несчастливый?! Другими словами — зачем нужен такой мир, в котором нет России? Конечно, у мира тут же возникает вопрос: а на хрена ему такая Россия? И мир тоже начинает чесаться.
Из-за этого последнюю тысячу лет времени у нас ни на что не хватает. Ничего не придумываем и не изобретаем. Для того, чтоб изобретать и придумывать у нас как раз есть тот самый остальной мир, самим корячиться и необязательно. Эти изобретут, мы утянем. Там догадаются, мы тут стырим.
Я б даже не сказал бы, что это воровство. Скорее, оптимизация. Может, конечно, и свой что-нибудь изобрести. Но это целое дело! — сажай его в тюрьму, трать на него баланду, переводи в шарашку, а в итоге всё равно приходится брать Boeing B-29 Superfortress и строгать из него Ту-4 Bull. Ну и зачем? Причём, изобретатель патриотом быть вообще не в состоянии: он всё время нос на сторону воротит — то журнал ему иностранный подавай, то вообще на конференцию выпусти. То есть, сплошные проблемы.
Нормальный, стопроцентный патриот ничем, кроме как выпить с другим патриотом не интересуется: им обоим и Родины достаточно.
Выпивание на двоих создаёт ячейку общества, соображательство на троих приводит к появлению первичной партийной организации.
Большое количество здоровых общественных патриотических сил всегда создаёт нездоровую обстановку в обществе. Но на это до окончательной победы можно не обращать внимания.
Выпускать патриота за пределы Отечества можно, но с соблюдением мер предосторожности. Лучше всего, когда за эти пределы он выезжает с автоматом, а ещё лучше — сразу на танке. Тогда за него можно быть спокойным. В хорошее место на танке всё равно не проехать, а те места, куда проедешь, своим внешним видом только усиливают любовь к родной земле.
Кроме того, таким образом можно довольно успешно регулировать если уж не количество выезжающих, то хотя бы количество возвращающихся как минимум.
Непатриота лучше вообще никуда не выпускать. Выпускаешь одного непатриота, а потом приходится вдогонку десять патриотов посылать, чтоб его или отравить, или удавить, или в ванне утопить, или током долбануть. Только лишние расходы на всё это ЖКХ: полоний, верёвку, воду и электричество.
В странах, где патриотизм не сильно развит или не имеет такой тяжёлой наследственности, как у нас, всё обустроено иначе. Например, в Америке. Там вообще хрен поймёшь что происходит!
Пока американец дома сидит — он patriot, а стоит ему полететь в Европу или доехать до Мексики — он тебе уже и ex-pat, то есть тоже патриот, но уже бывший. Потом обратно заявится — и опять действительный. Система сложная, но в Америке, судя по нашим последним потерям на Ближнем Востоке, вообще ничего простого, кроме мгновенных военных решений, не бывает.
***
Времена сейчас нелёгкие (лёгких я, кстати, что-то вообще не упомню). С одной стороны, так даже лучше: в тепличных условиях поголовного благосостояния ни один патриотизм не выживает. А, с другой стороны, сильно мешает вечная амбивалентность всего того, что мы у себя вытворяем.
Ну, например, при СССР все жили с осознанием того, что сначала мы коммунизм построим, а уже потом хорошие штаны себе пошьём. Амбивалентность же привела к тому, что коммунизм мы так и не построили, а штаны шить разучились. Любые — что хорошие, что плохие.
Идём дальше. Допустим, я должен любить берёзки. Ну, так у нас положено. И те же чукчи должны берёзки любить, хотя, скорей всего, они их в жизни не видели. Но должны и всё тут. Потому, что они — наши: убери чукчей, над кем смеяться тогда? Нам тюленей с моржами любить необязательно, а вот им по берёзкам страдать — вынь да положь.
Но! если положено любить берёзки, то значит и молоко с сыром надо разбавлять исключительно берёзовым соком и дёгтем, правильно? Почему ж тогда туда льют какое-то пальмовое масло, если пальмы растут только у врагов? Неужели непонятно, что именно с этого пальмового масла нас, патриотов, и тошнит всю дорогу?! Было б молоко с родным дёгтем — пили б да облизывались! Тоже амбивалентность проклятая, чтоб не сказать — волатильность!..
Получается, хватаемся за одно, упускаем другое. Соответственно, миру за это по-любому отвечать придётся. Что с маслом, что без масла. Ну, не нам же самим ответ держать за собственный хронический идиотизм! Говорят, один из министров обороны Англии однажды сказал: «Если я узнаю, что на нас летят русские ракеты, то не стану отвечать. Если Англия обречена, то почему должны погибать ещё и русские?». Отсюда вывод — воевать можно смело. Нам точно.
***
…Вопрос не в том, промахнёмся — не промахнёмся. Это ихние Акелы промахиваются, наш Табаки никогда не промахнётся! Вопрос в другом — главное, чтоб ракеты взлетели. А если взлетят — чтоб полетели. А если полетят, то чтоб на нас не попáдали.
Потому, что если попáдают, то тогда точно буду я жить как в Америке: без трактора ДТ-54, без керосиновой лампы, без деревянной ложки и даже без чугунка с картошкой. Если вообще буду, в чём большие сомнения: вдруг тот министр обороны пошутил?