Просьба не поздравлять меня
23 февраля, 2022 1:02 пп
Мэйдэй
Игорь Бродский поделился
Как хотелось бы мне поставить сегодня новый текст этого человека! Невозможно… Как же не хватает его слова в особенно трудные дни. Не проходит боль. Не лечит время.
Валерий Зеленогорский:
Просьба ко всем «френдам» не поздравлять меня с Днем защитника отечества, я родину не защищал, я защищал свою жизнь всеми доступными мне средствами в период службы в СА.
МОЙ ПЛОТ
Армия не дала мне ничего, но слава Б-гу, ничего не забрала.
Я не приобрел там друзей, тех, кого я считал врагами, из-за неудобств, которые мне они доставляли, уже не разглядеть сквозь толщу лет, но кое-что я в армии приобрел — умение жить в нечеловеческих условиях.
Человек может не есть десятки дней, но спать он должен, через три дня без сна он сходит с ума, если он не на кокаине.
Так вот, я не спал в армии целый месяц; я был в наряде, стоял на тумбочке, это небольшой подиум в казарме, где стоит дневальный, рядом телефон, и дневальный стоит, если он молодой, днем и ночью, почти не спит, иногда днем ему дают еще задания: почистить туалет и другие грязные работы, вот в такие минуты дневальный должен найти укромное место и заснуть хотя бы на десять минут.
Место должно быть укромным, но только в расположении роты, если ты не откликнешься сразу, то тебя ждет суровый приговор старших товарищей, ночью будет трибунал, и он накажет нарушителя, как изменника роты, и виновный грудью (и другими частями тела) встретит удары своих товарищей.
Но я нашел такое место, инстинкт самосохранения привел меня на помойку, там за откинутой крышкой был оазис, из-за крышки там образовалась площадка покрытая жирной травой, удобрения из отходов жизнедеятельности нашего батальона кормили этой оазис.
Там было тихо и грязно, летали жирные мухи. и запах отбивал охоту дышать даже у тех, кто от природы не имел обоняния.
Я забирался под крышку помойки на эту вонючую лужайку и засыпал, как у мамы на руках.
Сколько длился этот сладкий сон я не помню, но зычный голос сержанта Антоняна ревел для меня трубами Армагеддона, я вспархивал со своей лужайки совершенно бодрым и представал перед Антоняном, дурнопахнущий, но совершенно отдохнувший.
Он морщился, посылал меня на своем языке к моей матери, я не спорил, он говорил потом, исчезни, и я уходил на арык стирать свое исподнее и форму, и опять спал, сидя, с руками опущенными в воду.
В такой позе много не наспишь, пару раз я падал в арык, но потом научился, я сплел себе стульчик из лозы и опирался на него, и больше в арык не падал
Потом я возвращался в мокром х/б и воцарялся на тумбочку, и продолжал службу, наступала ночь, меня никто не собирался сменять и я стоял, стоял и спал стоя, качаясь, как метроном. Скажу прямо, мне было плохо, но вешаться я не собирался.
Самое трудное время наступало с трех до четырех утра, тяжелый и теплый дух казармы морил меня наповал, я залезал под ближнюю кровать и проваливался в сон, понимая, что если кто-то проснется, то мне пи…дец, но организм, просчитав варианты, давал команду спать, и я, как послушный пользователь своего разума, принимал непростое решение и засыпал под кроватью старшего сержанта Антоняна, от веса его жирного тела сетка лежала почти на полу, но я находил место в этой щели, там мне было хорошо.
Через час тревожного забытья я сам просыпался и уже стоя добирал минуты до команды «подъём».
А с утра начиналась новая канитель, но я научился отстраняться от реальности и ждал когда все разойдутся, и я пойду чистить говно в ротный туалет, а потом заползу на помойку и опять прихвачу двадцать минут спасительного сна.
Лужайка за помойкой размером полтора на полметра в те дни спасала меня, природа нашла для меня зону выживания, а сейчас, в своей королевской постели два на два, я не могу заснуть, иногда это затягивается на долгие часы.
Я кручусь на шелковых простынях, усыпляя себя плохими фильмами и тупыми радиоголосами, и я не могу найти места в пространстве, где так много антонянов держат меня в бодрствующем состоянии, они пугают меня невидимыми кошмарами, от которых мне страшно засыпать.
Можно принять какое-нибудь зелье или выпить водки в достаточном количестве и упасть сраженным на постель, но в таком сне приходят демоны и звонят в свои колокольчики, и напоминают о совершенных деяниях, которые ты уже старательно забыл.
Я часто вспоминаю тот спасительный сон на помойке, где я не видел снов, а я реально не видел никаких снов в армии, действительность была такой цветной и яркой, что снам в ней места не было.
У каждого из нас свой спасительный плот, кто-то спасает себя спиртным и женщинами, кто-то медалями и банковским счетом, кто-то перестал спасаться и плывет по течению.
Равновесия на бурной реке доступно профессиональным гребцам, но в жизни этому нигде не учат, попадая в круговорот своей жизни приходиться полагаться на удачу, и молиться, что твой плот не разобьется о крутые берега.
Если ты прошел один порог и выплыл на чистую воду, не обольщайся штилю, за камышами тебя может ждать воронка, которая втянет тебя в такой водоворот, что прежние пороги покажутся искусственной волной в бассейне дачного участка.
Мэйдэй
Игорь Бродский поделился
Как хотелось бы мне поставить сегодня новый текст этого человека! Невозможно… Как же не хватает его слова в особенно трудные дни. Не проходит боль. Не лечит время.
Валерий Зеленогорский:
Просьба ко всем «френдам» не поздравлять меня с Днем защитника отечества, я родину не защищал, я защищал свою жизнь всеми доступными мне средствами в период службы в СА.
МОЙ ПЛОТ
Армия не дала мне ничего, но слава Б-гу, ничего не забрала.
Я не приобрел там друзей, тех, кого я считал врагами, из-за неудобств, которые мне они доставляли, уже не разглядеть сквозь толщу лет, но кое-что я в армии приобрел — умение жить в нечеловеческих условиях.
Человек может не есть десятки дней, но спать он должен, через три дня без сна он сходит с ума, если он не на кокаине.
Так вот, я не спал в армии целый месяц; я был в наряде, стоял на тумбочке, это небольшой подиум в казарме, где стоит дневальный, рядом телефон, и дневальный стоит, если он молодой, днем и ночью, почти не спит, иногда днем ему дают еще задания: почистить туалет и другие грязные работы, вот в такие минуты дневальный должен найти укромное место и заснуть хотя бы на десять минут.
Место должно быть укромным, но только в расположении роты, если ты не откликнешься сразу, то тебя ждет суровый приговор старших товарищей, ночью будет трибунал, и он накажет нарушителя, как изменника роты, и виновный грудью (и другими частями тела) встретит удары своих товарищей.
Но я нашел такое место, инстинкт самосохранения привел меня на помойку, там за откинутой крышкой был оазис, из-за крышки там образовалась площадка покрытая жирной травой, удобрения из отходов жизнедеятельности нашего батальона кормили этой оазис.
Там было тихо и грязно, летали жирные мухи. и запах отбивал охоту дышать даже у тех, кто от природы не имел обоняния.
Я забирался под крышку помойки на эту вонючую лужайку и засыпал, как у мамы на руках.
Сколько длился этот сладкий сон я не помню, но зычный голос сержанта Антоняна ревел для меня трубами Армагеддона, я вспархивал со своей лужайки совершенно бодрым и представал перед Антоняном, дурнопахнущий, но совершенно отдохнувший.
Он морщился, посылал меня на своем языке к моей матери, я не спорил, он говорил потом, исчезни, и я уходил на арык стирать свое исподнее и форму, и опять спал, сидя, с руками опущенными в воду.
В такой позе много не наспишь, пару раз я падал в арык, но потом научился, я сплел себе стульчик из лозы и опирался на него, и больше в арык не падал
Потом я возвращался в мокром х/б и воцарялся на тумбочку, и продолжал службу, наступала ночь, меня никто не собирался сменять и я стоял, стоял и спал стоя, качаясь, как метроном. Скажу прямо, мне было плохо, но вешаться я не собирался.
Самое трудное время наступало с трех до четырех утра, тяжелый и теплый дух казармы морил меня наповал, я залезал под ближнюю кровать и проваливался в сон, понимая, что если кто-то проснется, то мне пи…дец, но организм, просчитав варианты, давал команду спать, и я, как послушный пользователь своего разума, принимал непростое решение и засыпал под кроватью старшего сержанта Антоняна, от веса его жирного тела сетка лежала почти на полу, но я находил место в этой щели, там мне было хорошо.
Через час тревожного забытья я сам просыпался и уже стоя добирал минуты до команды «подъём».
А с утра начиналась новая канитель, но я научился отстраняться от реальности и ждал когда все разойдутся, и я пойду чистить говно в ротный туалет, а потом заползу на помойку и опять прихвачу двадцать минут спасительного сна.
Лужайка за помойкой размером полтора на полметра в те дни спасала меня, природа нашла для меня зону выживания, а сейчас, в своей королевской постели два на два, я не могу заснуть, иногда это затягивается на долгие часы.
Я кручусь на шелковых простынях, усыпляя себя плохими фильмами и тупыми радиоголосами, и я не могу найти места в пространстве, где так много антонянов держат меня в бодрствующем состоянии, они пугают меня невидимыми кошмарами, от которых мне страшно засыпать.
Можно принять какое-нибудь зелье или выпить водки в достаточном количестве и упасть сраженным на постель, но в таком сне приходят демоны и звонят в свои колокольчики, и напоминают о совершенных деяниях, которые ты уже старательно забыл.
Я часто вспоминаю тот спасительный сон на помойке, где я не видел снов, а я реально не видел никаких снов в армии, действительность была такой цветной и яркой, что снам в ней места не было.
У каждого из нас свой спасительный плот, кто-то спасает себя спиртным и женщинами, кто-то медалями и банковским счетом, кто-то перестал спасаться и плывет по течению.
Равновесия на бурной реке доступно профессиональным гребцам, но в жизни этому нигде не учат, попадая в круговорот своей жизни приходиться полагаться на удачу, и молиться, что твой плот не разобьется о крутые берега.
Если ты прошел один порог и выплыл на чистую воду, не обольщайся штилю, за камышами тебя может ждать воронка, которая втянет тебя в такой водоворот, что прежние пороги покажутся искусственной волной в бассейне дачного участка.