«Про то, как сумасшедшего сдавали в сумасшедший дом»
25 мая, 2021 9:53 дп
Кирилл Полтевский
Кирилл Полтевский:
Такие истории очень любили рассказывать в застойном советском обществе. Их рассказывали иногда по радио, например. В этом случае, это была передача, где какой-нибудь учёный-психиатр беседовал с задушевной корреспонденткой радиопередачи. Но ещё чаще их, такие истории, рассказывали друг другу. Это был всенародно любимый жанр, так сказать. Обычно сюжет заключался в следующем:
Петя сошёл с ума. Советская семья – жена, дети, бабушка – все очень любят Петю. И поэтому долго не хотят поверить, что он — сумасшедший. И терпят его странности. Но потом у Пети случается приступ – тут рассказчики с грустью, и, вместе с тем, со скрытым удовольствием рассказывают шокирующие подробности – как Петя голый скакал на четвереньках, как одел кастрюлю на голову, да и стал кричать: «Я космонавт! Я космонавт! Я хочу спрыгнуть с балкона!»
— Представляете? Да, да. Так прямо и кричал: «Космонавт!» — Голый? При детях? Хи-хи! – Ну, тут смеяться не над чем! Ведь это — больной человек. Хотя, конечно он начал ещё… — Что, что он начал? Расскажите же! – Ну, он начал ещё, так сказать, пИсать вокруг себя, взял в руки свой «стручок» и стал делать «пи-пи», лить повсюду. И притом пел: «Дождик, лей, дождик, лей, на меня и на людей!» — Боже! Какое горе для родных! – Да. Они очень переживали. И вот тогда-то они и решились. Вызвали «психиатричку».
Ну и обязательный для такой истории финал. Он нужен был для того чтобы всё это «хи-хи» превратить в драму. Ведь переживать драму тоже приятно. А к тому же, если это в финале оказалась драма – то выйдет, что собеседники не смеялись над больным, а, наоборот, благородно сопереживали чужому горю. Тут так: — А когда его, Петю, забирали, то он снова пришёл в себя. – О, боже! – Да, пришёл вдруг в себя и стал смотреть на родных грустными такими глазами и говорить: «Не отдавайте меня туда!». – И они… не отдали? – Конечно же отдали! А что тут делать? Ведь такой припадок — непременно повторился бы. У них просто не было другого выхода.
Ну, вот. И теперь, правда не в частной советской семье, а в нашей большой международной семье, так сказать, мы оказались ровно — в такой же истории. Вот теперь все эти земляне-домочадцы смотрят на наших диктаторов, у которых – явный уже припадок. Смотрят. Видят. Но как бы, в душе, не могут с этим согласиться. Не хотят признать, что вот он, такой-то, всем родной, так сказать, лидер международно признанной страны – сумасшедший. И что вот, у него припадок. И что дальше с этим вот рядом жить — уже невозможно.
Оттого и делают вид, что всё нормально. Ну, то есть вовсе не хотят что-либо сделать. Не хотят. Так как это – очень трудно и трагично – отдать родственника в «психушку». А он, в последний момент, может, придёт в себя. И станет смотреть на всех с упрёком: «Как же так? Ведь мы так долго жили вместе. Дела делали. Договоры подписывали. И вот – вы меня сдаёте…» Станет смотреть такими вот грустными глазами. И само воспоминание об этом взгляде будет потом для всех – невыносимо…
Кирилл Полтевский
Кирилл Полтевский:
Такие истории очень любили рассказывать в застойном советском обществе. Их рассказывали иногда по радио, например. В этом случае, это была передача, где какой-нибудь учёный-психиатр беседовал с задушевной корреспонденткой радиопередачи. Но ещё чаще их, такие истории, рассказывали друг другу. Это был всенародно любимый жанр, так сказать. Обычно сюжет заключался в следующем:
Петя сошёл с ума. Советская семья – жена, дети, бабушка – все очень любят Петю. И поэтому долго не хотят поверить, что он — сумасшедший. И терпят его странности. Но потом у Пети случается приступ – тут рассказчики с грустью, и, вместе с тем, со скрытым удовольствием рассказывают шокирующие подробности – как Петя голый скакал на четвереньках, как одел кастрюлю на голову, да и стал кричать: «Я космонавт! Я космонавт! Я хочу спрыгнуть с балкона!»
— Представляете? Да, да. Так прямо и кричал: «Космонавт!» — Голый? При детях? Хи-хи! – Ну, тут смеяться не над чем! Ведь это — больной человек. Хотя, конечно он начал ещё… — Что, что он начал? Расскажите же! – Ну, он начал ещё, так сказать, пИсать вокруг себя, взял в руки свой «стручок» и стал делать «пи-пи», лить повсюду. И притом пел: «Дождик, лей, дождик, лей, на меня и на людей!» — Боже! Какое горе для родных! – Да. Они очень переживали. И вот тогда-то они и решились. Вызвали «психиатричку».
Ну и обязательный для такой истории финал. Он нужен был для того чтобы всё это «хи-хи» превратить в драму. Ведь переживать драму тоже приятно. А к тому же, если это в финале оказалась драма – то выйдет, что собеседники не смеялись над больным, а, наоборот, благородно сопереживали чужому горю. Тут так: — А когда его, Петю, забирали, то он снова пришёл в себя. – О, боже! – Да, пришёл вдруг в себя и стал смотреть на родных грустными такими глазами и говорить: «Не отдавайте меня туда!». – И они… не отдали? – Конечно же отдали! А что тут делать? Ведь такой припадок — непременно повторился бы. У них просто не было другого выхода.
Ну, вот. И теперь, правда не в частной советской семье, а в нашей большой международной семье, так сказать, мы оказались ровно — в такой же истории. Вот теперь все эти земляне-домочадцы смотрят на наших диктаторов, у которых – явный уже припадок. Смотрят. Видят. Но как бы, в душе, не могут с этим согласиться. Не хотят признать, что вот он, такой-то, всем родной, так сказать, лидер международно признанной страны – сумасшедший. И что вот, у него припадок. И что дальше с этим вот рядом жить — уже невозможно.
Оттого и делают вид, что всё нормально. Ну, то есть вовсе не хотят что-либо сделать. Не хотят. Так как это – очень трудно и трагично – отдать родственника в «психушку». А он, в последний момент, может, придёт в себя. И станет смотреть на всех с упрёком: «Как же так? Ведь мы так долго жили вместе. Дела делали. Договоры подписывали. И вот – вы меня сдаёте…» Станет смотреть такими вот грустными глазами. И само воспоминание об этом взгляде будет потом для всех – невыносимо…