«Праздник», который всегда с тобой
26 января, 2019 3:12 пп
Сергей Митрофанов
Казалось бы, дискуссия о фильме А. Красовского «Праздник» себя исчерпала. Стороны сделали все какие только возможно заявления по этому поводу, кто хотел посмотреть — так или иначе посмотрел. Однако какие-то штуки вокруг все равно продолжают происходить. То фильм исчезнет с ютюба по распоряжению властей, то вдруг снова там появится. А то вдруг прокуратура заявила о какой-то начатой проверке, связанной с производством этой, ни рубля не получившей от государства, картины — поэтому, какая проверка, проверка чего, совершенно непонятно. И ведь в нормальном цифровом качестве фильма по-прежнему ни у кого нет, а посмотрели уже миллионы. Поэтому нахожу возможным и даже нужным добавить несколько важных замечаний.
Первая проблема, на которую хотелось бы обратить внимание, — проблема художественного высказывания. Насколько вообще теоретически художественное высказывание может быть нормировано государственными ведомствами?
Есть мнение, что ни насколько. Хотя и на благословенно свободном Западе творцы нередко, если не сказать все чаще и чаще, подвергаются общественному остракизму за неполиткорректные высказывания. Ларса фон Триера изгоняли с фестиваля. Трудности с контрактами испытывал Мел Гибсон, отчего потом ему пришлось художественно оправдываться, например, немотивированно длинной антифашистской вставкой в фильме Blood Father. Но… тем не менее, они — и это важно! — не попадали под запреты государственных ведомств.
Запрет государственных ведомств — это, скорее, приметы тоталитарных режимов, которые стремятся контролировать не только само художественное высказывание, но и эмоции зрителей.
Так, в середине 30-х годов, освистывание немецких фильмов стало столь обычным явлением, что министр внутренних дел Вильгельм Фрик издал строгое предупреждение против «изменнического поведения со стороны кинозрителей». А Мединский выразился в том духе, что «всякую гадость мы не пропустим». И, видимо, тоже приложил определенные усилия, чтобы не пропустить «Праздник», придав так называемому прокатному удостоверению статус цензурного разрешения.
С большой вероятностью можно предположить, что и зрителей, не испытывающих восторга от его патриотических проектов, кои превратили некогда высокодоходную отрасль российского кино в дотационную, он тоже готов обвинить в изменническом поведении. Из чего и родилась норма: обязать кинотеатры на каждый американский блокбастер выдавать в обязательном порядке в нагрузку несколько отечественных картин.
Было б можно, Мединский вообще бы привязывал зрителей к креслу и, пока они не отсмотрели сотню другую «викингов» или «панфиловцев», не отпускал.
В связи с этим культурное сообщество, очевидно, должно бороться за то, чтобы в Прекрасной России Будущего только оно могло давать оценки и этически регламентировать художественное высказывание. Причем не вообще везде, а только в пространстве своей непосредственной компетенции — на кинофестивалях, в кинотеатрах культурных объединений и в своей профессиональной прессе. Оставляя, впрочем, и потребителю гражданское право соглашаться с мнением культурного класса или оспаривать его.
Хотя, наверное, мы и «герру Мединскому» должны что-то «оставить», чтобы не обижался.
В каких-то особых, очень особых, специально оговоренных случаях, в качестве исключения, можно и конституционному ведомству позволить ставить препоны художественному высказыванию, если оно действительно провоцирует ненависть и войну, если от него люди сходят с ума.
В этом смысле высказывание «Крым — наш» или «украинцы — не нация», безусловно, более неприемлемы, чем «Праздник» Красовского. Во-первых, потому что Крым объективно не «наш», никогда «нашим» не был, что означает слово «наш» — никому не известно, и, в любом случае, теперь он — собственность каких-то стремных людей.
А во-вторых, потому что из-за него идет реальная война с «нацией украинцы», по длительности обогнавшая уже и Великую Отечественную.
***
Однако означает ли вышесказанное, что Красовский — художник-герой и его нельзя критиковать?
Один мой друг так и утверждает. Красовский, мол, на свои деньги сделал вам «подарок», ничего с вас не попросил. За неделю снял, совершив подвижнический подвиг. Вы этот «подарок» можете брать или не брать, но чего ж критиковать, возмущаться и т.п.? Красовский вам ничего не должен. Что я считаю не верным.
Дело в том, что художественное высказывание не висит в космосе на недосягаемой высоте, оно всегда есть обращение к аудитории, которая в свою очередь пропускает это высказывание через себя, типизирует, вольно или невольно сравнивая с условным Феллини.
И вот по Гамбургскому счету Красовский до «Феллини», к сожалению, не дотягивает. И совсем не потому, что делать кино с использованием образа Ленинградской блокады позволительно у нас лишь скорбно и под мрачную ораторию, чтоб волосы на голове шевелились. По сути, это было бы все то же тоталитарное нормирование эмоций. А потому что буффонада, которую Красовский использовал, крайне рискованный жанр, который немногим удается.
Можно по пальцам пересчитать тех, кому удавалось сделать страшное смешным, да так, чтобы оно еще и оставалось страшным.
Булгакову в «Мастере и Маргарите», Войновичу в «Солдате Чонкине», Аксенову в «Москве ква-кве», а утверждение, что Красовский выбрал блокаду, чтобы рассказать не о блокаде, а о проблемах сегодняшнего дня, да так, чтоб расквитаться «с кино и театром той поры, причем разом и сталинским и, что немаловажно, оттепельным (розовским)», это, в общем-то, уловка дружественной критики.
Дело в том, что и «обжираловка в блокаду», и «сегодняшний день» — это грани одного, я не побоюсь этого слова, изоморфного бытия, и совсем не обязательно брать «ленинградский антураж», чтобы рассказать о сегодняшнем неравенстве. Воистину, от этого эзопова языка сойдет с ума и сам Эзоп. И нет такой задачи — с кем-то квитаться, зачем? Оттепельное кино по праву вписало себя в Историю. Гораздо лучше будет, если и про блокаду будет жесткая правда (кстати, она и есть — не менее ужасная, описанная в «дневнике Рибковского»). И чтоб про сегодняшний день взяли какого-нибудь Клишаса или даже Соловьева, увековечив на экране. Тоже получится документ посильнее «Фауста» Гете.
Поэтому за попытку спасибо, но надо еще поработать над материалом. А Красовскому — творческих успехов!
Фото: www.kinopoisk.ru
Сергей Митрофанов
Казалось бы, дискуссия о фильме А. Красовского «Праздник» себя исчерпала. Стороны сделали все какие только возможно заявления по этому поводу, кто хотел посмотреть — так или иначе посмотрел. Однако какие-то штуки вокруг все равно продолжают происходить. То фильм исчезнет с ютюба по распоряжению властей, то вдруг снова там появится. А то вдруг прокуратура заявила о какой-то начатой проверке, связанной с производством этой, ни рубля не получившей от государства, картины — поэтому, какая проверка, проверка чего, совершенно непонятно. И ведь в нормальном цифровом качестве фильма по-прежнему ни у кого нет, а посмотрели уже миллионы. Поэтому нахожу возможным и даже нужным добавить несколько важных замечаний.
Первая проблема, на которую хотелось бы обратить внимание, — проблема художественного высказывания. Насколько вообще теоретически художественное высказывание может быть нормировано государственными ведомствами?
Есть мнение, что ни насколько. Хотя и на благословенно свободном Западе творцы нередко, если не сказать все чаще и чаще, подвергаются общественному остракизму за неполиткорректные высказывания. Ларса фон Триера изгоняли с фестиваля. Трудности с контрактами испытывал Мел Гибсон, отчего потом ему пришлось художественно оправдываться, например, немотивированно длинной антифашистской вставкой в фильме Blood Father. Но… тем не менее, они — и это важно! — не попадали под запреты государственных ведомств.
Запрет государственных ведомств — это, скорее, приметы тоталитарных режимов, которые стремятся контролировать не только само художественное высказывание, но и эмоции зрителей.
Так, в середине 30-х годов, освистывание немецких фильмов стало столь обычным явлением, что министр внутренних дел Вильгельм Фрик издал строгое предупреждение против «изменнического поведения со стороны кинозрителей». А Мединский выразился в том духе, что «всякую гадость мы не пропустим». И, видимо, тоже приложил определенные усилия, чтобы не пропустить «Праздник», придав так называемому прокатному удостоверению статус цензурного разрешения.
С большой вероятностью можно предположить, что и зрителей, не испытывающих восторга от его патриотических проектов, кои превратили некогда высокодоходную отрасль российского кино в дотационную, он тоже готов обвинить в изменническом поведении. Из чего и родилась норма: обязать кинотеатры на каждый американский блокбастер выдавать в обязательном порядке в нагрузку несколько отечественных картин.
Было б можно, Мединский вообще бы привязывал зрителей к креслу и, пока они не отсмотрели сотню другую «викингов» или «панфиловцев», не отпускал.
В связи с этим культурное сообщество, очевидно, должно бороться за то, чтобы в Прекрасной России Будущего только оно могло давать оценки и этически регламентировать художественное высказывание. Причем не вообще везде, а только в пространстве своей непосредственной компетенции — на кинофестивалях, в кинотеатрах культурных объединений и в своей профессиональной прессе. Оставляя, впрочем, и потребителю гражданское право соглашаться с мнением культурного класса или оспаривать его.
Хотя, наверное, мы и «герру Мединскому» должны что-то «оставить», чтобы не обижался.
В каких-то особых, очень особых, специально оговоренных случаях, в качестве исключения, можно и конституционному ведомству позволить ставить препоны художественному высказыванию, если оно действительно провоцирует ненависть и войну, если от него люди сходят с ума.
В этом смысле высказывание «Крым — наш» или «украинцы — не нация», безусловно, более неприемлемы, чем «Праздник» Красовского. Во-первых, потому что Крым объективно не «наш», никогда «нашим» не был, что означает слово «наш» — никому не известно, и, в любом случае, теперь он — собственность каких-то стремных людей.
А во-вторых, потому что из-за него идет реальная война с «нацией украинцы», по длительности обогнавшая уже и Великую Отечественную.
***
Однако означает ли вышесказанное, что Красовский — художник-герой и его нельзя критиковать?
Один мой друг так и утверждает. Красовский, мол, на свои деньги сделал вам «подарок», ничего с вас не попросил. За неделю снял, совершив подвижнический подвиг. Вы этот «подарок» можете брать или не брать, но чего ж критиковать, возмущаться и т.п.? Красовский вам ничего не должен. Что я считаю не верным.
Дело в том, что художественное высказывание не висит в космосе на недосягаемой высоте, оно всегда есть обращение к аудитории, которая в свою очередь пропускает это высказывание через себя, типизирует, вольно или невольно сравнивая с условным Феллини.
И вот по Гамбургскому счету Красовский до «Феллини», к сожалению, не дотягивает. И совсем не потому, что делать кино с использованием образа Ленинградской блокады позволительно у нас лишь скорбно и под мрачную ораторию, чтоб волосы на голове шевелились. По сути, это было бы все то же тоталитарное нормирование эмоций. А потому что буффонада, которую Красовский использовал, крайне рискованный жанр, который немногим удается.
Можно по пальцам пересчитать тех, кому удавалось сделать страшное смешным, да так, чтобы оно еще и оставалось страшным.
Булгакову в «Мастере и Маргарите», Войновичу в «Солдате Чонкине», Аксенову в «Москве ква-кве», а утверждение, что Красовский выбрал блокаду, чтобы рассказать не о блокаде, а о проблемах сегодняшнего дня, да так, чтоб расквитаться «с кино и театром той поры, причем разом и сталинским и, что немаловажно, оттепельным (розовским)», это, в общем-то, уловка дружественной критики.
Дело в том, что и «обжираловка в блокаду», и «сегодняшний день» — это грани одного, я не побоюсь этого слова, изоморфного бытия, и совсем не обязательно брать «ленинградский антураж», чтобы рассказать о сегодняшнем неравенстве. Воистину, от этого эзопова языка сойдет с ума и сам Эзоп. И нет такой задачи — с кем-то квитаться, зачем? Оттепельное кино по праву вписало себя в Историю. Гораздо лучше будет, если и про блокаду будет жесткая правда (кстати, она и есть — не менее ужасная, описанная в «дневнике Рибковского»). И чтоб про сегодняшний день взяли какого-нибудь Клишаса или даже Соловьева, увековечив на экране. Тоже получится документ посильнее «Фауста» Гете.
Поэтому за попытку спасибо, но надо еще поработать над материалом. А Красовскому — творческих успехов!
Фото: www.kinopoisk.ru