«Потому что лечат не бахилы…»
8 февраля, 2020 12:00 пп
Михаил Авдуевский
В детстве я часто болела.
Мои воспоминания детства очень тесно связаны с больницами, уколами, вызовами врача на дом.
Когда я теперь читаю недовольство медициной наших граждан, я всегда удивляюсь — как я вообще дожила до пятидесяти лет, раз у нас такое плохое здравоохранение.
Когда я читаю возмущения о том, что скорая, о боже мой, не заходит в квартиры в бахилах, я ржу как конь.
Какие в жопу бахилы?
Я родилась в 1968 году прошлого века.
Тогда никаких бахил не было.
И не было одноразовых шприцов.
Я помню как меня маленькую, наряжали в цигейковую шубу, брали за руку и тащили по морозу и снегу в одноэтажную, старенькую поликлинику, где сначала надо было отстоять очередь, в процедурный кабинет, чтобы там мне сделали укол.
Уколов я не боялась, потому что привыкла. Уколы мне делали постоянно. Мне вообще тогда казалось, что уколы — это просто такая не очень приятная, но обязательная часть жизни. В процедурном кабинете работала тетенька, которая почему — то меня постоянно жалела, все время причитала, что я молодец и не плачу и за это давала мне пузырек от лекарства. Пузырек был с резиновой крышечкой. Ну разве это не счастье?
А однажды случилось настоящее счастье — она мне подарила железную коробочку, в которой стерилизовали инструменты и настоящий шприц. С иголками.
Все.
С тех пор я могла играть в доктора и делать уколы своему медведю.
Медведь больше не просыхал.
А когда я болела сильно и не могла ходить с мамой в поликлинику, врача вызывали на дом.
Приходила старая, сморщенная доктор, которую звали Сара Абрамовна.
Она не снимала ни сапог, ни туфлей.
Проходила в комнату, садилась за стол, доставала папиросу без фильтра и закуривала.
Потом долго разговаривала с мамой, потом доставала свой холодный фонендоскоп, слушала меня, потом снова доставала папиросу, курила и что — то записывала на бумажку. И уходила
А потом, когда мне становилось лучше, меня снова таскали на уколы.
И никогда мама не говорила плохо про Сару Абрамовну.
А наоборот всегда хвалила.
И говорила, что она самый лучший в мире врач, потому что не любит назначать антибиотики.
Другое было время.
Другие были мамы.
Другие были дети.
Мне пятьдесят.
Ни один врач, заходя с тех пор в мой дом, не надевал бахил.
И врач в моем доме даже может покурить.
И даже может сказать плохое слово.
Потому что мне пятьдесят.
И я знаю, что лечат не бахилы, а пузыречки с резиновой крышечкой.
Именно они поднимают деткам настроение и дают жажду жизни.
Ну как не выжить, если тебе за лечение дадут такую важную вещь, как пузырек? Ну вы что, не понимаете что ли?
Валентина П.
Михаил Авдуевский
В детстве я часто болела.
Мои воспоминания детства очень тесно связаны с больницами, уколами, вызовами врача на дом.
Когда я теперь читаю недовольство медициной наших граждан, я всегда удивляюсь — как я вообще дожила до пятидесяти лет, раз у нас такое плохое здравоохранение.
Когда я читаю возмущения о том, что скорая, о боже мой, не заходит в квартиры в бахилах, я ржу как конь.
Какие в жопу бахилы?
Я родилась в 1968 году прошлого века.
Тогда никаких бахил не было.
И не было одноразовых шприцов.
Я помню как меня маленькую, наряжали в цигейковую шубу, брали за руку и тащили по морозу и снегу в одноэтажную, старенькую поликлинику, где сначала надо было отстоять очередь, в процедурный кабинет, чтобы там мне сделали укол.
Уколов я не боялась, потому что привыкла. Уколы мне делали постоянно. Мне вообще тогда казалось, что уколы — это просто такая не очень приятная, но обязательная часть жизни. В процедурном кабинете работала тетенька, которая почему — то меня постоянно жалела, все время причитала, что я молодец и не плачу и за это давала мне пузырек от лекарства. Пузырек был с резиновой крышечкой. Ну разве это не счастье?
А однажды случилось настоящее счастье — она мне подарила железную коробочку, в которой стерилизовали инструменты и настоящий шприц. С иголками.
Все.
С тех пор я могла играть в доктора и делать уколы своему медведю.
Медведь больше не просыхал.
А когда я болела сильно и не могла ходить с мамой в поликлинику, врача вызывали на дом.
Приходила старая, сморщенная доктор, которую звали Сара Абрамовна.
Она не снимала ни сапог, ни туфлей.
Проходила в комнату, садилась за стол, доставала папиросу без фильтра и закуривала.
Потом долго разговаривала с мамой, потом доставала свой холодный фонендоскоп, слушала меня, потом снова доставала папиросу, курила и что — то записывала на бумажку. И уходила
А потом, когда мне становилось лучше, меня снова таскали на уколы.
И никогда мама не говорила плохо про Сару Абрамовну.
А наоборот всегда хвалила.
И говорила, что она самый лучший в мире врач, потому что не любит назначать антибиотики.
Другое было время.
Другие были мамы.
Другие были дети.
Мне пятьдесят.
Ни один врач, заходя с тех пор в мой дом, не надевал бахил.
И врач в моем доме даже может покурить.
И даже может сказать плохое слово.
Потому что мне пятьдесят.
И я знаю, что лечат не бахилы, а пузыречки с резиновой крышечкой.
Именно они поднимают деткам настроение и дают жажду жизни.
Ну как не выжить, если тебе за лечение дадут такую важную вещь, как пузырек? Ну вы что, не понимаете что ли?
Валентина П.