«Похоть свою усмиряю молитвой и сексом по телефону…»

Вместо ночного.Ноктюрн№ 66.

Я — Петя, мне пятьдесят, а я Петя до сих пор,когда мой папа был каким-то заместителем министра какого-то среднего машиностроения мне было хорошо, а потом он умер, от старости и тоски, а я остался с мамой.

Сначала мы съели бабушкину квартиру, потом дедушкину, потом маму съел рак, а я остался в Оружейном переулке в родовом гнезде, потом приехала Лариса из Краматорска, родила себе двух детей и съела нашу дачу во Внуково в посёлке МИДа.

Я не работаю, тоска съела мою печень, и я ей правда помог, своими руками.

Я уже проел две стены картин моего дедушки, которые он привёз из блокадного Ленинграда, где был начальником госпиталя, он помогал людям выживать, спасал их, а они благодарили его и целовали ему руки и дарили ему картины и золото.

Моя матушка говорила мне, умирая, —  это тебе на чёрный день.

И он длится уже пятнадцать лет.

Я ненавижу новый режим, он убил мою семью, мне было хорошо, а теперь я с ужасом наблюдаю, как тает мамина шкатулка.

Я недавно лежал в больнице, полукремлёвской, мне до сих пор положено (спасибо папе) и медсестра -подмосковная клуша, говорила своей подружке из другого отделения: «Мои уже спят, я им вколола на ночь, когда же они все сдохнут, эти сталинские соколы», это она говорит, о стариках и старухах, положивших жизнь за страну.

Да, после Ларисы я нн на ком не женился, похоть свою усмиряю молитвой и сексом по телефону,в дом никого не пускаю, живу схимником, читаю книги в папином кабинете, вчера нашел письмо И. Сталина моему папе, всё-таки он понимал и ценил людей.

Я чувствую,что-то подспудно меняется, разрушителей страны постепенно давят, как подгнившие яблоки, они попали под пресс, сока они уже не дадут, а брагу из них ещё замесить можно, я верю, что придёт время и мы пройдём победным маршем по Красной площади и бросим их штандарты у стен Мавзолея и мы выпьем ещё по чарке за Победу, за нашу Победу.
Я — Петя, мне пятьдесят, я жду, мамина шкатулка тает…