Поэт и инопланетяне
3 декабря, 2021 11:17 дп
Олег Утицин
Олег Утицин:
Был знаком я с одним поэтом, которого похитили инопланетяне. Правда, через три дня вернули обратно. На Землю.
Дело было так.
Однажды присел он на бережку гольяновского болота — поэзию сочинять. Хороший день. Осенний, солнечный. Тепло даже. И небо голубое.
И с этого неба вдруг — вспышка, потом тарелка, из тарелки — инопланетяне.
— Здорово, земеля, — говорят поэту. Они так к землянам, по-панибратски. — Мы за тобой давно наблюдаем, частенько сюда ходишь, поэтическая работа такая, понимаем. Небось, хочешь понять смысл жизни и суть вещей?
— Можно и вещей, — ответил поэт (он еще в юношеской мореходке когда учился, наблатыкался делать вид, что не робеет).
— Ну поехали тогда с нами, в нашу галактику. Там тебе всё сразу ясно станет…
— Можно и в галактику, — опять не сробел поэт, закурил «Дымок» (а вся вселенная уже тогда знала, что он курит только «Дымок»), — и без колебаний шагнул на борт межгалактической тарелки. Выражение лица у него было такое же, как обычно, — типа, ну и что вы мне тут покажете? Я, мол, ещё и не такое видел.
И усмешечка такая, саркастическая. И чинарик «Дымка» в углу рта.
Руки в карманах держал или нет? Не знаю, не видел, врать не буду.
Через три дня его опустили на землю. От места посадки до дома, к зарёванным жене и детям он добрался своими ногами. Толком объяснять ничего не стал — ну похитили и похитили, с кем не бывает, обычное дело.
На вопросы как там жизнь-то, в чём смысл её, и в чём суть вещей тоже толком не отвечал. Бу-бу, бу-бу — бормотал что-то и ничего полезного не сообщал.
Да, задумчивым очень стал. Но не таким задумчивым, как при сочинении поэзии. А задумчивым каком-то неземной, космической силы задумчивостью, наполненной высшим смыслом.
По крайней мере, всем своим видом давал это понять окружающим.
Мне тоже ничего не рассказывал особо, только иногда вдруг посреди беседы задумается опять возвышенно и протянет так, глядя куда-то ввысь: «Да-а…»
Очень многозначительно это у него получалось, аж мороз по коже. Однажды говорит даже: «А хочешь я тебе это место покажу?»
Конечно, я хотел.
А поэт был в меру известен в литературных кругах. В меру — потому, что толком не могли круги это определиться — бунтарь этот поэт или так сгодится. И в какую сторону этим кругам от него бежать.
Но были такие, которые не боялись дарить ему свои новые книжки с автографами. Таких на пару пузырей портвейна набралось. Мы эти книжки сложили в сумки, отнесли в букинистический отдел книжного магазина и продали.
А вот уже с портвейном пошли на заветный бережок гольяновского болота тарелку ждать.
До самых сумерек сидели. Никто не прилетел.
Видно я спугнул инопланетян. Не приглянулся я им.
Не разглядели они во мне поэта.
Олег Утицин
Олег Утицин:
Был знаком я с одним поэтом, которого похитили инопланетяне. Правда, через три дня вернули обратно. На Землю.
Дело было так.
Однажды присел он на бережку гольяновского болота — поэзию сочинять. Хороший день. Осенний, солнечный. Тепло даже. И небо голубое.
И с этого неба вдруг — вспышка, потом тарелка, из тарелки — инопланетяне.
— Здорово, земеля, — говорят поэту. Они так к землянам, по-панибратски. — Мы за тобой давно наблюдаем, частенько сюда ходишь, поэтическая работа такая, понимаем. Небось, хочешь понять смысл жизни и суть вещей?
— Можно и вещей, — ответил поэт (он еще в юношеской мореходке когда учился, наблатыкался делать вид, что не робеет).
— Ну поехали тогда с нами, в нашу галактику. Там тебе всё сразу ясно станет…
— Можно и в галактику, — опять не сробел поэт, закурил «Дымок» (а вся вселенная уже тогда знала, что он курит только «Дымок»), — и без колебаний шагнул на борт межгалактической тарелки. Выражение лица у него было такое же, как обычно, — типа, ну и что вы мне тут покажете? Я, мол, ещё и не такое видел.
И усмешечка такая, саркастическая. И чинарик «Дымка» в углу рта.
Руки в карманах держал или нет? Не знаю, не видел, врать не буду.
Через три дня его опустили на землю. От места посадки до дома, к зарёванным жене и детям он добрался своими ногами. Толком объяснять ничего не стал — ну похитили и похитили, с кем не бывает, обычное дело.
На вопросы как там жизнь-то, в чём смысл её, и в чём суть вещей тоже толком не отвечал. Бу-бу, бу-бу — бормотал что-то и ничего полезного не сообщал.
Да, задумчивым очень стал. Но не таким задумчивым, как при сочинении поэзии. А задумчивым каком-то неземной, космической силы задумчивостью, наполненной высшим смыслом.
По крайней мере, всем своим видом давал это понять окружающим.
Мне тоже ничего не рассказывал особо, только иногда вдруг посреди беседы задумается опять возвышенно и протянет так, глядя куда-то ввысь: «Да-а…»
Очень многозначительно это у него получалось, аж мороз по коже. Однажды говорит даже: «А хочешь я тебе это место покажу?»
Конечно, я хотел.
А поэт был в меру известен в литературных кругах. В меру — потому, что толком не могли круги это определиться — бунтарь этот поэт или так сгодится. И в какую сторону этим кругам от него бежать.
Но были такие, которые не боялись дарить ему свои новые книжки с автографами. Таких на пару пузырей портвейна набралось. Мы эти книжки сложили в сумки, отнесли в букинистический отдел книжного магазина и продали.
А вот уже с портвейном пошли на заветный бережок гольяновского болота тарелку ждать.
До самых сумерек сидели. Никто не прилетел.
Видно я спугнул инопланетян. Не приглянулся я им.
Не разглядели они во мне поэта.