«По реке плывёт топор…»

Однажды я вдруг поняла, что самые адекватные люди — это пьянчуги.

Они точно знают, что надо делать в безвыходных ситуациях, тем и спасаются А однажды и меня спасли.

Я в Москве жила на Патриках, в доме, которому стукнуло сто лет. Сначала он был доходным, потом публичным, потом «вороньей слободкой». Наконец, клоповники стали расселять, дом обзавёлся отдельными квартирами, обретя статус престижного.

От окончательной лаковой гламурности его отделял буквально шаг. А именно , из двух квартир никак не хотели выселяться прежние жильцы, кляузник Яша и алкоголичка Люсьена.

Яша жил с мрачными домочадцами — женой, точной копией постаревшей Баськи Грач, двумя усатыми сварливыми дочками и десятью кусачими злющими кошками.

Не буду тратить слов на описание сложных запахов и звуков, доносившихся из их квартиры. Скажу только, что Яша был непотопляем, его не выбил из седла даже затяжной, как война, евроремонт, происходивший прямо над его головой. Да и честно говоря, этот герой в рассказе лицо второстепенное. К тому же, в бесчинствах и кутежах замечен не был. Доносы кропал и стучал тихо, по-партизански.
А вот моя соседка по лестничной площадке Люси – та как раз да! Любила принять на грудь необъятного размера. Справедливости ради надо заметить, что ритм её жизни был упорядочен. С утра до позднего вечера они с корешами выпивали и закусывали под песни советских композиторов .

Зато ночью вся компания, устроившаяся у Люськи на ночлег, мирно дрыхла. Соседка моя не работала, деньгами ее ссужал муж, немолодой грузин с трагическим лицом, который, отчаявшись бороться с разудалой женой, съехал от неё к чёртовой матери куда подальше.

Прочие соседи, понакупившие квартиры в доме на Патриарших, были ужасно недовольны таким положением дел – не за то деньги плачены, чтобы делить кров со столь невнятными личностями.

Для выкуривания нежелательных элементов придумывались разные военные планы, подписывались коллективные письма, приводились комиссии, которые должны были нюхать кошачьи запахи и переписывать поименно люськиных постояльцев.

Я в этом шабаше участия не принимала. Я и дома-то довольно редко бывала, мотаясь между Москвой и Сан- Франциско. Летать приходилось часто, я никак не могла очухаться от джетлэга (11 часов разницы во времени! ), в башке перепутались день и ночь, спать хотелось перманентно, реакции были какие-то не вполне нормальные и вообще обидеть меня ничего не стоило. В один из таких прилётов , застала в подъезде суетливых работяг , похожих на вокзальных напёрсточников. Они были по уши заляпаны цементом.

Кто-то из жильцов достраивал капитализм в отдельно взятой квартире. Не придала этому значения. А напрасно. Ближе к вечеру мой мобильный истошно заорал соседским воплем: караул! потоп!
Я была на какой-то суперважной встрече. Побросав все дела, схватила машину и ринулась домой. Рывком — на третий этаж , открыла двери и впала в ступор. По моей красивой квартире с фигурно выложенным паркетом, мимо зеркальных шкафов и стен, украшенных модной графикой , проплывало говно, собранное со всего дома. У меня реально помутилось сознание. Наверное, стоило бы его вовсе потерять и очнуться где-нибудь в другом месте. Я зажмурилась в надежде …не знаю на что. Постояла так минуту. Открыла глаза .

Дерьмо плавало в ритме течения уютной сельской речушки с истоком, руслом и устьем, издавая дух мощной концентрации. Трясущимися пальцами стала названивать в ЖЭК . Тишина. Скатилась с лестницы и рванула в контору сама. Минут десять билась и колотилась во все окна и двери, пока, наконец, с той стороны кто-то не проскрипел :
— Ну ?
Я заголосила, как баба на похоронах.
— С говном – не к нам. Лови аварийку, — тяжко прокашляли из-за двери. И больше ни единого звука оттуда не раздалось. Как будто дух жэковского домового вылетел в форточку и испарился в небесных сферах.

Ещё час жизни ушел на то, чтобы осознать: мне кранты.

Аварийку можно не ждать. Вся бригада на объекте государственной важности, и никто не знает тот день и час, когда увидит её вновь.

И я потащилась обратно в свой ад. Мозг окончательно отказался соображать. Я просто села на корточки рядом с квартирой, как сидят ссыльно- каторжные на пересылке, и застыла. В эту самую минуту распахнулась соседская дверь, и показалась весёлая Люсьена с хозяйственной сумкой, в которой гремела пустая тара.
— А ты чего здесь ? – удивилась соседка, споткнувшись об меня, — ты же там.

Она постучала пяткой в грязный кафельный пол, имея в виду другой край света. Я молчала. Не из гордости. Просто голос пропал .
— Эй , — заволновалась Люси, — чо приключилось-то ?
Я кивнула в сторону своей квартиры . Люсьена распахнула дверь и жизнерадостно прокричала :
— По реке плывёт топор из села Чугуева! Ну и пусть себе плывет железяка хуева!
Обернулась, приглашая к хоровому пению. Но выдавать хоть какие-то эмоции я была не в состоянии. Люська мгновенно оценила ситуацию, приказала : «Погодь !», метнулась обратно в свою квартиру, выкатилась оттуда с граненым стаканчиком первача и влила его в меня . Определив на глазок, что правильная кондиция еще не достигнута, проделала тот же маневр вторично. Следующая доза вернула меня в сознание.

Трупная окоченелость стала медленно уходить. Прорезался голос и я смогла, наконец, взвыть.

Выть было о чём: о загубленной жизни, о чёртовой канализации, о сволочи из ЖЭКа и конечно об аварийке, которая вся целиком брошена на секретный полигон, а соседи уже катают жалобы в инстанции, и каземат приветливо распахнул для меня свои врата.
Посреди стенаний, Люси прервала меня, гаркнув вглубь своей хаты:
— Колян, Степаныч, давай сюда !
Вышли двое. В спецовках. Один в руке держал полкруга колбасы, другой пустой шкалик .
— Вот, — представила Люсьена, — друганы. Аварийка !
Мозг мой никак не включался. И Люська стала командовать парадом сама.
— Мужики, машину подгоняй сюда, я отопру.
Дальше все было как в сказке. Колян и Степаныч, кирявшие на “гособъекте” у моей соседки, довольно шустро подогнали свою технику, которую до того заховали в подворотне, пристроили какие-то шланги, трубы, насосы и через двадцать минут квартира была осушена, как узбекский арык в середине лета.

Но на этом история не закончилась. Ночевать дома было невозможно. И Люська гостеприимно предложила мне горбатую плюшевую кушетку в своей кухне. Наутро мы позавтракали бубликами с портвейном, и моя соседка объявила, что сейчас прибудут её подружки на субботник.

Через полчаса заявились слегка бухие , но развесёлые тётки с вёдрами и тряпками. И совсем скоро в квартире царил прежний додерьмовый порядок.

О страшном происшествии напоминал только запах . Но и тут мудрая Люсьена проявила смекалку и научила, как с ним бороться.

Я смоталась на Палашевский рынок, там стояла тогда палатка со всякой дешевой хозяйственно – парфюмерной утварью. В том числе, одеколоном «Магнолия», непонятно как сохранившимся с советских времен. Люська рекомендовала со знанием дела : хоть вовнутрь заливай, хоть снаружи – одна сплошная польза ! Я хапнула пять флаконов у подозрительно зыркающей на меня продавщицы в душегрейке. Залила всю квартиру едким советским дефицитом. Средство оказалось верное. Отшибло убойный дерьмовый дух , перемешав все запахи , как сухофрукты в компоте.
А через пару месяцев квартиру на Патриках купила одна московская артистка. Она служила в Ленкоме , от моего дома до работы ей было рукой подать. К тому же дама буквально влюбилась в квартиру.
-И что особенно ценно в дореволюционных домах, — объяснила мне в один из визитов заслуженная инженю, — так это неповторимый, манящий запах времени, старины , который стойко удерживают только старые стены. Разве найдешь в цементных новостройках этот чудный, тонкий аромат уютного гнезда ? Никогда !