«Папа, я всё помню…»
20 июня, 2021 1:00 пп
Сергей Злобин
Сергей Злобин:
День отца.
1 сентября 1965 года я пришел в седьмой класс к четвертому уроку. Как я понял позже, я вошел в класс походкой Криса из «Великолепной семерки», хотя фильм тогда еще не видел. Я не любил эту школу и не любил этот класс. Здесь у меня было достаточно унижений, обид и побоев. Я был задохликом со всеми вытекающими последствиями. Но сейчас я вошел по-другому.
Все лето я провел с отцом в экспедиции в Эвенкии. Мы сплавлялись по реке Туру (приток реки Кочечум, впадающей справа в Нижнюю Тунгску).
Я научился проходить двадцатикилометровые маршруты по тайге, колотить молотком базальты, затаскивать отрядную снарягу на вторую террасу (на первой могло смыть паводком, внезапно начавшимся из-за дождей в верховье), ставить лагерь, разводить костер, печь хлеб. Меня не стошнило (хоть папа этого боялся), когда при нас эвенки разделывали оленя. Я научился привставать на баллонах пятисотки и высматривать сливы в приближающейся шивере. Я мог спрыгнуть на мели за борт и столкнуть лодку с камня. Второй пилот МИ-4 показывал мне лежащих около порогов тайменей – они были похожи на бревна. Отец перед отъездом сделал мне спиннинг из рапиры, я ловил хариуса, ленка, щук и 10-килограммовых тайменей. С ними трудно было сладить на берегу, и их пристреливали из винтовки. Я знал, как сварить уху, пожарить рыбу и сделать котлеты из щуки. Я летал на вертолете, АН-2 и на летающей лодке «Каталине». Я понял, что настоящий комар – это когда из-за облака этих тварей не можешь различить человека, а если можешь — это не комар, а ерунда. Я мазал себя деметилфталатом и раздетый ходил по лагерю.
И вот я приехал в Москву. На вопрос классной руководительницы, почему я опоздал, ответил: «Погода сломалась, Антоны не летали». У меня была справка о нелетной погоде, подписанная папиным корешем, начальником аэропорта поселка Тура. Я принес в школу половину огромного копченого тайменя (такого они не видели) и угостил всех. Мои акции (в том числе среди девочек) начали подниматься. Но мне это было уже не интересно.
Прошло много лет. Ты знаешь, папа, я все помню. Часы, которые ты снял с руки и подарил мне на день рождения. Наши разговоры на сплаве (а что еще делать в лодке), все, чему ты меня научил (до сих пор, когда колю дрова, вспоминаю твой голос: «Держи топор чуть под углом»). Твои рассказы о войне, о штурмовиках ИЛ-2. Фразу о том, что после войны все люди разделились на две группы – тех, которые считают, что после всего этого ужаса жизнь человека обесценилась, и тех, которые уверены, что все наоборот.
Такие дела, папа. Я по годам сейчас старше тебя уже больше, чем на десять лет, так то по годам, дело не хитрое. Как-то стараюсь, мельтешу, с болячками борюсь. Хрень какая-то вокруг, но у тебя внучка выросла, и два правнука – Арина и Федор. Мама уже полгода как скорее с тобой, чем со мной. А так мы с ней часто сидели, коньяка накатывали, вспоминали. Есть что вспомнить.
Все, что было потом — так или иначе следствия того сезона. Спасибо, папа.
На фото — мой папа летом 1965 года. Ему — 43, мне — 13. Река Туру, Эвенкия.
Сергей Злобин
Сергей Злобин:
День отца.
1 сентября 1965 года я пришел в седьмой класс к четвертому уроку. Как я понял позже, я вошел в класс походкой Криса из «Великолепной семерки», хотя фильм тогда еще не видел. Я не любил эту школу и не любил этот класс. Здесь у меня было достаточно унижений, обид и побоев. Я был задохликом со всеми вытекающими последствиями. Но сейчас я вошел по-другому.
Все лето я провел с отцом в экспедиции в Эвенкии. Мы сплавлялись по реке Туру (приток реки Кочечум, впадающей справа в Нижнюю Тунгску).
Я научился проходить двадцатикилометровые маршруты по тайге, колотить молотком базальты, затаскивать отрядную снарягу на вторую террасу (на первой могло смыть паводком, внезапно начавшимся из-за дождей в верховье), ставить лагерь, разводить костер, печь хлеб. Меня не стошнило (хоть папа этого боялся), когда при нас эвенки разделывали оленя. Я научился привставать на баллонах пятисотки и высматривать сливы в приближающейся шивере. Я мог спрыгнуть на мели за борт и столкнуть лодку с камня. Второй пилот МИ-4 показывал мне лежащих около порогов тайменей – они были похожи на бревна. Отец перед отъездом сделал мне спиннинг из рапиры, я ловил хариуса, ленка, щук и 10-килограммовых тайменей. С ними трудно было сладить на берегу, и их пристреливали из винтовки. Я знал, как сварить уху, пожарить рыбу и сделать котлеты из щуки. Я летал на вертолете, АН-2 и на летающей лодке «Каталине». Я понял, что настоящий комар – это когда из-за облака этих тварей не можешь различить человека, а если можешь — это не комар, а ерунда. Я мазал себя деметилфталатом и раздетый ходил по лагерю.
И вот я приехал в Москву. На вопрос классной руководительницы, почему я опоздал, ответил: «Погода сломалась, Антоны не летали». У меня была справка о нелетной погоде, подписанная папиным корешем, начальником аэропорта поселка Тура. Я принес в школу половину огромного копченого тайменя (такого они не видели) и угостил всех. Мои акции (в том числе среди девочек) начали подниматься. Но мне это было уже не интересно.
Прошло много лет. Ты знаешь, папа, я все помню. Часы, которые ты снял с руки и подарил мне на день рождения. Наши разговоры на сплаве (а что еще делать в лодке), все, чему ты меня научил (до сих пор, когда колю дрова, вспоминаю твой голос: «Держи топор чуть под углом»). Твои рассказы о войне, о штурмовиках ИЛ-2. Фразу о том, что после войны все люди разделились на две группы – тех, которые считают, что после всего этого ужаса жизнь человека обесценилась, и тех, которые уверены, что все наоборот.
Такие дела, папа. Я по годам сейчас старше тебя уже больше, чем на десять лет, так то по годам, дело не хитрое. Как-то стараюсь, мельтешу, с болячками борюсь. Хрень какая-то вокруг, но у тебя внучка выросла, и два правнука – Арина и Федор. Мама уже полгода как скорее с тобой, чем со мной. А так мы с ней часто сидели, коньяка накатывали, вспоминали. Есть что вспомнить.
Все, что было потом — так или иначе следствия того сезона. Спасибо, папа.
На фото — мой папа летом 1965 года. Ему — 43, мне — 13. Река Туру, Эвенкия.