Ошибка

PHIL SUZEMKA

Она сидела в кафе у причала. Перед ней лежал раскрытый MacBook, стояла бутылка воды, бокал с вином, лежали сигареты и зажигалка. Когда к причалу подходил vaporetto, она переставала работать и смотрела на пристань. Потом люди расходились. Тогда она что-то быстро писала в телефоне и снова возвращалась к экрану Мака, иногда беря в руки телефон и опять отправляя сообщения.

Он заказал пиццу, кофе, двойную граппу и, увидев на обложке меню название сети и пароль, тоже достал из рюкзака Мак. Людей в кафе, кроме них, не было.

— Mi scusi, posso dare un’occhiata?

Он поднял глаза. Она показывала на его ноутбук. Cвернув окна, он развернул Макинтош в её сторону:

— Certo! Guardi per favore…

Она встала из-за своего столика, подошла, аккуратно провела пальцем по тач-бару, по срезу экрана:

— Una cosa molto bella…
— Ma troppo costosa! — вздохнул он.

Она покачала головой, не то соглашаясь, не то опровергая, потом спросила:

— Di dov’è?
— Di Mosca. Lei?
— Тоже, — ответила она.
— Присядете?

Она, не отвечая, повернулась в сторону причала, где снова швартовался vaporetto. Отошла к своему столику, взяла телефон в обе ладони и начала строчить пальцами двух рук. Наконец, ещё раз быстро взглянув на пароходик, перенесла свои вещи к нему и села напротив.

— Кого-то ждали? — поинтересовался он.
— Не то что бы… — как-то устало ответила она и сменила тему, кивком показав на Мак. — Как он вам?
— Хорошая машина, если б ещё не цена. У меня был такой же, как у вас, накрылся, пришлось покупать этот.
— А на моём, представляете, ещё дисковод есть, такой он старый.
— Так дисковод можно выбросить и поставить в тот же слот SSD.
— Ну, для этого надо в Милан ехать! Кто мне здесь это сделает? — тут же деревня.

Официант принёс заказ.

— Будете? — спросил он, пододвигая к ней пиццу.
— Нет, не буду, — ответила она. — Я сегодня хочу сделать risotto nero.
— Вот как? Сложно ж, наверное.

Она пожала плечами:

— Вовсе нет. Я вообще люблю готовить. Если есть время, могу и вас угостить. Хотите?
— Чёрным ризотто? А, знаете, пожалуй, хочу! Ну, а к нему что?
— Можно рыбу. Здесь обычно пишут «pesce persico al stagione», а сейчас как раз сезон. Вы надолго?
— Ещё дня три пробуду. А живу недалеко, в Лалио.

Завибрировав, пополз по столу её iPhone. На этот раз она его даже не взяла: протянула руку и, разблокировав, открыла WhatsApp. Прочла сообщение, улыбнулась, нажала кнопку home. Потом подняла глаза:

— Извините.
— А можно «del tu»? — попросил он. — Мне так проще, я вообще-то из деревни, мне все эти городские «del Lei» с детства поперёк горла…
— Можно, — кивнула она. — Del tu, так del tu. Пойдём?
— И очередного парома ждать не будем?
— Их до утра уже не будет, — ответила она.
— А это что? — он показал на озеро.

У причала пыхтел, разворачиваясь, очередной кораблик. Толстые американские туристы, напоминавшие стадо неприкаянных слонов, толклись у билетных касс. Местный зазывала в мегафон по-английски предлагал увлекательную экскурсию, умудряясь выбрасывать из языка одни звуки, но зато добавляя другие.«Ви вил эв-э зиз-э найс-э икскуршин-э нау-э».

— Этот туристов на Белладжио повезёт.
— А тот, который…
— Который я ждала? — обычный рейсовый из Леццено.

Она протянула ему через столик руку:

— Анна.

Так и познакомились. И он до сих пор не знал, что это было для него — la mano di Dio или lo scherzo del Diavolo…

Торопиться до завтрашнего вечера было некуда. Выставка почти закончилась, оставалось заехать к поставщикам, расположившимся не в павильонах, а в отдельных виллах вдоль берега, выпить по бокалу вина или по чашке злющего эспрессо с тем или другим знакомым — вот и всё. А вот завтра предполагалось общее веселье в Миралаго и Харри’с Баре («Арри’с Баре», как это произносили итальянцы, никогда не выговаривающие «акку» в начале слова).

Чернила каракатицы купили в магазине, а выбирать овощи, рыбу и сыр Анна повела его на рынок. Они как раз пришли к тому моменту, когда подоспела pesce persico вечернего улова.

— А тут купаются? — спросил он про озеро.
— Конечно, купаются. Ещё как купаются! Вот скоро русские понаедут, будут в озере головы с шампунем мыть. Видишь, гидросамолёт на воду сел? Левее смотри. Ближе к тому берегу. Вот с него, например, сейчас тоже ныряют. Он для этого и приводнился. Это возле Леццено.

…Анна жила в Ардженьо, а на другом берегу, в Леццено, жил её мужчина. По озеру между городками ходил паром. Утром Анна приезжала в кафе и работала. У неё был контракт с какими-то американцами и работать можно было откуда угодно, но она приезжала сюда, к причалу. Если появлялся Альберто, они садились в её машину и ехали к ней. Потом она отвозила его обратно.

Приезжал он редко и почти никогда не оставался на ночь. Утром и вечером писал в WhatsApp. Днём иногда тоже, но с утра и перед сном — всегда. Писал почему-то по-английски. Говорил, что любит, скучает, что не может без неё. Но очень часто проскальзывало — «I guess we should stop seeing each other».
Сначала, после первой ночи, той, что оказалась одной из немногих, это прозвучало даже смешно: всё произошедшее настолько её захватило и настолько родным он показался ей уже через десять минут знакомства, что фраза выглядела цитатой из какого-нибудь глупого фильма. «Почему?» — удивилась она. «Потому, что ты заслуживаешь большего. Того, чего я не смогу тебе дать». А ей казалось, что он уже дал ей всё.

 Для приготовления овощного бульона для ризотто на один стандартный стакан риса понадобятся два зубчика чеснока, одна луковица, морковь, обязательно сельдерей, укроп, петрушка.

И ризотто и рыбу она сделала волшебно.

— Ух! — сказал он, отодвигая тарелку. — Рис я последний раз ел в детском саду и с тех пор ненавидел. А тут остановиться не мог… Если сейчас пойдём гулять, боюсь, мне руки оттопчут…
— Понравилось?
— Не то слово!
— Редко делаю, — сказала Анна. — Некому. А только для себе лень. Честно говоря, потому тебя и пригласила. Хотя бы есть для кого стараться. Но, согласись, по ризотто у меня — чёрный пояс.
— С чёрными ажурными чулками, надеюсь? — спросил он.

Она с укоризной замолчала.

— Извините… — смутился он.
— Del tu, — напомнила Анна. — Договорились — del tu.

Альберто был разведён, но у него было два сына и всё своё время он посвящал им и работе. А на Анну этого времени почти не оставалась. Они никогда никуда вдвоём не ездили. Все субботы и воскресенья она проводила одна, без него. На Новый Год он тоже не приехал. Тогда она распсиховалась и сказала ему, всё что думает о человеке, у которого нет времени на любимую женщину. «А в чём я был с тобой нечестен? — спросил он в переписке. — Я сразу предупреждал о том, что видеться мы будем редко. Ты знаешь, почему. Я ничего тебе не обещал». Она заткнулась: действительно, предупреждал и, действительно, не обещал. Потом на WhatsApp пришло сообщение: «if you want you can quit dating me». Это уже не выглядело шуткой или цитатой из фильма. И она испугалась.
После Нового Года он исчез на месяц, потом появился. Ненадолго, часа на два, ей почти хватило. Она жила этой встречей несколько ночей, просыпаясь и проверяя, нет ли от него сообщений. Иногда они были, иногда до утра ничего не было. В конце концов, сигнал, который она поставила на WhatsApp, стал ей сниться. Теперь она просыпалась уже и от снов, в которых раздавался сдвоенный перелив мессенджера.

Можно было работать дома: о своих появлениях Альберто «телеграфировал» заранее. Но однажды, оказавшись в кафе у пристани, она увидела, как он сходит с парома.

— Поедем ко мне? — спросила Анна, уверенная в том, что так и будет.
— Нет, я в Леццено обратным рейсом. У нас всего десять минут. Я приехал, чтобы обнять тебя.
— А как ты узнал, что я здесь?
— Почувствовал.

Больше такого ни разу не было, но с той встречи она каждый день стала ездить в кафе к причалу.

Когда после ризотто вышли курить на балкон, Анна сказала:

— По-моему, ты в свой Лалио сегодня не доберёшься. Посмотри вниз.

Вся дорога вдоль берега была забита машинами. Никто никуда не ехал. Народ размахивал флагами, орал, в кабриолетах сидели, свесив ноги за борт.

— У вас революция? — спросил он.
— Хуже. Сегодня в Милане Inter играет с Napoli. Пойдём, правда, побродим? Выпьем чего-нибудь на берегу. Машины бросим: сам видишь — никуда не проехать.

Они отправились к озеру. Север Италии стоял как вкопанный. Машины заблокировали узкую прибрежную дорогу, ни до какого Милана, понятно, никто б так и не добрался (а скорее всего, никто на это и не рассчитывал), матч собирались смотреть на смартфонах и планшетах прямо в машинах. Чуть ли не все были в шарфах цветов Милана, а самым популярным слоганом на флагах, тем самым, который вечно злил южан и потому очень веселил жителей севера, был всё тот же: «Napoli! Benvenuto in Italia!».
Бары были забиты и даже с улицы болельщики толпами заглядывали внутрь, блокируя собою входы и выходы.
Но кафе у причала, в котором они познакомились, как ни странно, было совершенно свободным. Наверное, потому, что телевизоров в нём не было и никакого интереса для любителей футбола оно не представляло. Сидела какая-то парочка, да и та, допив кофе, вскоре поднялась и ушла.

— Да не переживай ты, у меня две комнаты, — толкнула его плечом Анна. — Выспишься, эти за ночь рассосутся, утром поедешь к себе в Лалио или куда тебе там надо…

Но выспаться не удалось. Ночью, когда он курил на балконе, она проснулась от хлопка двери и вышла за ним следом с недопитой бутылкой вина и двумя бокалами.

— Будешь?

Он кивнул. Разговор вышел долгим, так что Анна ещё раз ходила к холодильнику за вином. Уже сложно было и вспомнить, с чего началось, но до самого утра он слушал рассказ об истории с Альберто, о кафе у причала и о пароме, что несколько раз в день приходит сюда из Ленццено. Том самом, который Анна всегда ждёт. И нельзя было сказать двух вещей: первая — того, что ему всё это было настолько уж приятно слышать и, вторая — то, что он не хотел её слушать.

 Овощи мелко нарезать, сложить в кастрюлю, залить водой, поставить на огонь. Довести до кипения, после чего в течение ещё приблизительно пяти минут держать на малом огне. Затем закрыть кастрюлю крышкой, огонь выключить.

…На вилле д’Эсте рядами выстроились олд-таймеры, шла очередная выставка старинных авто и дядьки в причудливых нарядах любовно оглядывали свои лакированные раритеты, неспешно прохаживаясь у берега озера. Два Шерлока Холмса в клетчатых штанах и ушастых кепках, дымя трубками, стояли у «Серебряного Призрака» середины двадцатых и болтали с каким-то Черчилем в цилиндре и с тростью.
Старый колёсный пароходик пыхтел дымом и шлёпал по воде плицами, швартуясь меж двух кривых столбов, торчавших из воды. Деревья, сплошь покрытые розовыми цветами, склонялись к берегу и лёгкий тёплый ветер, шевеля ветвями, сбрасывал розовые лепестки в воду. В Харри’с Баре и на веранде Миралаго было ещё пусто, только официанты ходили меж столами, раскладывая приборы.

«Сейчас пять, раньше семи всё равно не начнётся, успею. Главное, чтоб согласилась», — подумал он и сел за руль. Слава богу, никакого футбола не намечалось и движение было свободным. Выскочив к последнему светофору, он свернул на развилке влево и поехал в Ардженьо верхней дорогой, через туннели. «А, с другой стороны, почему б ей не согласиться? Главное не в этом. Главное, чтоб этот её тип с того берега не приехал…»

…Альберто начал раздражать с первых же рассказов. В том ночной разговоре с ней он один раз даже специально сказал не имя Alberto, а слово albero, но она тут же обиделась и пришлось снова извиняться.

— Ты ничего про него не знаешь, — строго и отчуждённо сказала Анна. — Не знаешь, как он меня любит, не видел, как он на меня смотрит. Он однажды приезжал только для того, чтобы обнять меня. Понимаешь? — только обнять и прижать к себе!
— Уже говорила два раза. Угу. С того берега. Десять минут хода. Подвиг.
— Слушай, это мой выбор. Мой собственный. Он мне ничего не обещал. Он сразу всё объяснил, как есть. В этом он со мной абсолютно честен.
— Тоже говорила. Раз пять. Ты, что не понимаешь, честность — просто вид манипуляции? У тебя дома ни одного букета нет, даже засохшего. Он и цветов не дарит?
— Нет, — пожала она плечами. — Да мне, по правде, и не особо надо.
— И на день рождения?
— У нас ещё не было моего дня рождения. Он пятого мая, сейчас середина апреля, а познакомились мы в конце октября. Да что мне его цветы! Мне он сам нужен…
— Аня, а ты зачем мне всё это рассказываешь?

Она опять пожала плечами:

— Не знаю… Наверное, надо было кому-то рассказать… Ты для меня чужой. Встретились — расстались…
— Ну-у! уже, получается, как-то не совсем и чужой, — протянул он.
— Да ладно! Через три дня уедешь и всё забудешь. Извини, сама не знаю, зачем я на тебя это вывалила.
— Как уеду, так могу и вернуться!
— Зачем? — рано или поздно я и Альберто будем вместе.
— Рано или поздно ты останешься одна, — начал заводиться он. — Только вот не надо опять про то, как он тут на десять минут тебя обнять приезжал. И про его глаза бесстыжие тоже не надо. Надоело.

Она посмотрела на него и поднялась:

— Уже утро. Шесть часов. Вино всё равно закончилось. Пойдём хоть немного поспим.

…Над озером пролетел гулкий звук колокола. Потом ещё один, потом ещё…

Вернувшись в Лалио, он спросил у хозяйки отеля:

— Донателла, а почём у вас хризантемы?
— Не знаю! — сказала Донателла. — Мне цветы никто не дарит, я ж не девочка. Может, один евро, может два. Последний раз дарили, когда платили ещё лирами.

Он положил на стойку двадцать евро и листок:

— Пятого мая рано утром или, наоборот, ближе к вечеру, после того, как в Ардженьо придёт последний паром с того берега, надо отвезти семь хризантем вот по этому адресу. Я тебе накануне позвоню из Москвы, чтоб не забыла. Справишься?
— Брата попрошу. Витторио. Что тут сложного! А от кого?
— Путь Витторио скажет, что от меня.

…Мысли были мутными, нечёткими, обрывочными. Он сам себя не понимал. Ну, хорошо, может, она просто такая влюбчивая. А что такого особенного? — женщина, молодая, красивая. Нашла этого Альберто, сама себе чего-то напридумывала, теперь вот сидит, ждёт его каждый день. Вчера ночью, там, на балконе, когда он спросил, а не жалко ли так себя растрачивать, сказала, что не жалко.

— Даже если это ошибка?
— Даже, — сразу ответила она. — Тем более, я не знаю, ошибка или нет. Я не говорила? — я уже пыталась его бросить. Раза четыре пыталась. Не получается.
— Держит?
— Как раз нет. Говорит, что мне лучше уйти. Все эти «we should stop seeing each other» — откуда они, по-твоему?

«Держит, сучонок, держит, — с непонятным удовлетворением подумал он про себя, — вот этим самым stop seeing и держит. Талантливо себя ведёт, гад».

Ей он ничего не сказал. А теперь, сидя за рулём и приближаясь к Ардженьо, пытался понять, где его собственное место во всей этой непонятной, грустной, чужой истории и зачем ему Анна. Изменить её жизнь? — так ей и так хорошо! Оторвать от озёрного манипулятора? А для чего? Чтоб занять его место и тоже любить друг друга через WhatsApp? Ну, и сдалось ей такое шило на мыло! Нет, что-то не то, что-то было другое.

Он пытался докопаться, понять, почему сейчас едет за ней, зачем вчера взял у неё номер телефона, для чего запомнил адрес, к чему озадачил Донателлу и Витторио хризантемами на пятое мая. Если на всё это и существовал какой-то ответ, то он был очень странным. В ночном разговоре у неё дома не пойми с чего родилось и быстро начало крепнуть ощущение, от которого чем дальше, тем сложней было избавиться. Он вдруг почувствовал, будто когда-то очень-очень давно, в одной из прошлых, забытых жизней они с Анной любили друг друга. Тогда он сделал ей больно и теперь словно пытается исправить ту свою старую ошибку.

Когда Виа Реджина Нуова перешла в Виа Милано, он набрал её номер.

— Я никуда с тобой не поеду! — всполошилась Анна. — Я никого там не знаю. Мне даже надеть нечего!
— Тебе не надо никого знать. Отдохнёшь, мы немного выпьем, погуляем. И не надо ничего надевать вообще! Ну… в смысле… я не это хотел сказать… Короче, просто надень джинсы и, на всякий случай, захвати куртку: у вас ночью прохладно. Поехали! Хватит сидеть дома несмеяной! Съездим к твоему причалу, подождём последнего парома и потом — к нам на праздник. Всё! Через пять минут выходи на улицу, я подъезжаю.

На озеро снова приводнился «гидрик». Они тут были двух типов — поплавковые и летающие лодки. Этот был поплавковой Сессной. Теперь он и сам увидел, как раскрылась дверь, как из неё вылезли два мужика в плавках и с гиканьем кинулись в воду. Из-за самолёта показался паром, шедший из Леццено.

— Русские купаются, — сказала Анна.
— Почему думаешь, что русские?
— А ты дальше смотри.

Пароходик, увеличиваясь в размерах, приближался к Ардженьо. Один из купающихся вылез на поплавок, взял что-то из самолёта, бросил это что-то товарищу, после чего опять рухнул в воду.

— Что он ему кинул? Водку?
— Шампунь. Я тебе говорила. Вон, уже моются. Водка у них потом будет.

Он взял со столика iPhone, навёл на них, увеличил изображение: распуская пузыри, купальщики яростно драли руками взмыленные головы. Лётчик, раскрыв дверь, курил, поглядывая на клиентов сверху вниз.

Подошёл паром, выгрузил пассажиров, забрал новых, неспешно отчалил обратно на Леццено. Анна встала:

— Едем? Уже шесть.
— Погоди! — он замер с поднятым вверх пальцем.

Когда ударили колокола, удовлетворённо взмахнул этим пальцем, как дирижёр палочкой:

— От шестой цифры!

Колокола отзвучали и замолкли.

— А хочешь, я иногда буду тебе звонить и мы будем слушать их вместе? — спросила Анна.

Он с изумлением повернулся к ней и благодарно кивнул:

— Да. Хочу. Очень.

Русские, цепляясь за подкосы крыла, стояли на поплавке Сессны и что-то пили из горла, передавая бутылку друг другу.

— Сiao! — издалека замахала рукой Эбру и подбежала целоваться.
— Сiao, bella! — улыбнулась она Анне. — I’m Ebru, we’ve been friends with him for ages. Don’t be angry with me for kissing him!
— Is Giulio already here? — спросил он, закрывая машину.
— He’s coming, he’s coming soon… — пропела Эбру и упорхнула в сторону Миралаго.

Вместо неё, тоже с поцелуем, мгновенно нарисовалась Луиза:

— Ciao, caro! Сom’è bella la tua amica!
— Ты меня сюда привёз, чтоб я смотрела, как ты целуешься со своими бабами? — спросила Анна.
— Это не мои бабы. Пойдём, я тебя с Региной познакомлю. Можешь ключи в сумочку бросить?

Она позвонила через неделю после его отлёта.

— Хочешь послушать колокола? Я тебе громкую связь включу.

Потом позвонила ещё через пару дней, потом вообще стала звонить каждый день. Они вдвоём слушали перезвон, пили вино, болтали.

— А почему ты сам мне не звонишь? — однажды спросила Анна.
— Потому, что не знаю, когда с того берега придёт паром, которого ты ждёшь.

Она замолчала, а он сказал:

— Тебе привет от Регины. Помнишь её?

— Золотко моё! — заголосила Регина при их появлении. — Do you fucking know или у нас будет fest или у нас не будет fest? Это ж геволт или я have no idea! Шо ты себе think about, я интересуюсь? Я уже хочу иметь long-drink, пока эти паскуды тут making such a mess!
— Аня! Познакомься с Региной! Пойдёмте, правда выпьем. Регина, курить хочешь?
— I do, а как ты думал! Но я имею субботу.
— Пойдём! У меня сигареты кошерные.
— А они или бывают? You kidding me! И шо? В их даже не копалися свиньи? You my love! You always know как сделать женщине хороший enjoy!
— Слышала? — спросил он Анну. — Учись с людьми говорить! Это тебе не смс-ки на тот берег писать…
— Шо учись! Шо учись! Детка, идите сюда или я не знаю, шо этот шлимазл думает своим безмозглым head!

Регина ткнула рукой в джинсы Ани и снова обратилась к нему:

— Моё щастье, или у тебя нету немного мозгов? Я тебя водила на Miracle Mile и ты не мог такой красивой женщине купить приличные бруки? У неё ж нет приличные бруки! Она такая very nice, а он её одел в jeens! Детка, вы не с тем связались. Я познакомлю вас с Джулио — так тот хоть имеет вкус, тем более, шо у этого нету даже money. Он ходит как матрос — ходи как матрос, I’ll never say a word! Но прятать в лохмотьях such a cutie? — я извиняюсь! —  совсем like an идьёт! Или я старая дура, или я притворяюсь…
— Регин, отстань от человека! — сказал он и, взяв Анну за руку, повёл за собою к свободному столику.
— Не! Ну вы токо подумайте! — засеменила следом Регина. — И со спины, я скажу, тоже немного повезло человеку! She looks just like me в семьдесят втором…

…В конце весны он снова прилетел в Милан. От аэропорта до причала в Ардженьо остановился только раз, у стекляшки с надписью «Fiori Freschi». Анна сидела за своим столиком и работала. Он подождал отхода последнего парома, забрал с заднего сиденья букет и вышел из машины.

— Спасибо, — сказала она, уткнувшись в цветы. — Прости меня, пожалуйста, ещё раз за тот случай.
— Прощу, уговорила. Спасибо, что хоть себя прислала, а не его. Сделаешь сегодня  risotto nero?

   Натереть сыр. Лучше всего пармезан, но можно и чедер. Мелко нарезать лук и чеснок. В разогретой сковороде растопить сливочное масло, добавить в него оливковое. Положить в сковороду лук с чесноком и приблизительно две-три минуты томить их до прозрачности.

«Тот случай» вышел хуже некуда. Вечером пятого мая он получил смс: «Спасибо за цветы! Дико приятно. Я совсем не ждала их от тебя. Спасибо громадное!».

И всё было б нормально, если б тут же не прилетело сэлфи. Снимок она делала не для него, это были их игры с Альбертом, она случайно перепутала адресата, но легче ему не стало: расстёгнутая блузка, обнажённая грудь и её рука в том самом браслете, в котором она ездила с ним на праздник. Да ещё хризантемы на заднем плане.

…Народ уже выползал из-за столиков танцевать. И даже на подоконнике раскрытого окна Миралаго извивалась какая-то незнакомая девочка в чёрном. Непонятно откуда возникшая Эбру выволокла на площадь упирающегося Джулио и, прижавшись к нему, закрутила что-то среднее между танцем и откровенным приставанием.

— Ну, а ты-то пойдёшь танцевать? — спросил он у Анны.
— Куда я пойду! У меня нет «приличные бруки». И вообще я не танцую… Лучше выпью ещё. А что это за место, откуда ты забыл мне штаны привезти?
— Miracle Mile? — бутиковая миля в Нью-Йорке. Только я там был последний раз лет сто назад. Вот же Регина magyar kecske partizán!
— Как ты сказал?!
— Ругательство такое закарпатское. «Мóдьяр кéчке пóртизан», если ничего не путаю. Переводится — «венгерская коза-партизан». Почему коза — партизан, не спрашивай. Регина — венгерская еврейка из Ужгорода.

…Праздник закончился, когда колокола собора пробили два ночи. Начал накрапывать холодный дождь. Обратно он повёз Анну нижней дорогой: на верхней, в укромных вырезах серпантина, по субботам всегда дежурила полиция, ловившая тех, кто выползал из баров и клубов Белладжио. Когда добрались до её дома, дождь почти кончился, но теперь на озеро и на горы лёг настолько густой туман, что не было видно совсем ничего, кроме мутных, размытых фонарей на набережной. И стояла такая тишина, что прощальный звон стаканов на её балконе показался им единственным звуком, полетевшим в ту ночь из Ардженьо на другой берег.

Они допили вино, он уехал в Лалио, наутро улетел в Москву, а через неделю она позвонила с колоколами.

У них действительно что-то произошло в прошлой жизни. Ни он сам, ни Анна той жизни не помнили, но то, что эта жизнь когда-то была, чувствовали уже оба. Он прилетел, чтобы забрать её в Тоскану и она сразу согласилась ехать. Только один вопрос задала: «В качестве кого я поеду? Как кто?». «Как близкий мне человек, — ответил он. — Как мой друг. Ничего больше». Она кивнула.

Они добрались до Генуи, погуляли, переночевали, оттуда двинулись в Чинкве-Терре, потом дальше. У неё на озере шли холодные дожди, часто с градом, только их ненормальные соотечественники в такую погоду решались нырять с гидросамолётов и мыть в озере головы. Здесь, и в Лигурии, и в Тоскане светило солнце, море было тёплым и они каждый день купались. Иногда приходили на пляжи ближе к ночи, когда там уже никого не было.
В отелях спали по-разному: кровати иногда стояли порознь, иногда — вместе. Выяснилось, что Анна привыкла рано засыпать и так же рано просыпаться. Сон у неё был тревожным. Он старался беззвучно открывать дверь, но она всё равно просыпалась. «Ложись», — говорила она и, если кровать была общей, отодвигалась подальше. Потом, среди ночи, иногда тыкалась носом ему в плечо. Когда он просыпался, её уже не было и встречались они внизу, где она сидела с компьютером. Потом шли куда-нибудь завтракать, ехали дальше.

— Benvenuto in Italia! — сказала она как-то раз. — Я ведь, кроме Ломбардии, ничего не знаю и нигде не была. Да и в Ломбардии — только озеро и Милан. Ты заметил, что здесь говорят иначе?
— Не заметил, я плохо знаю язык, — ответил он. — Все эти «credo che sia…» для меня вообще тёмный лес. Не говоря уже про всякие passato remoto. Там вообще глохну. Но я чувствую, мы правильно сделали, что поехали.
— Да, правильно, — отозвалась она. — Спасибо тебе.
— А вот и не угадала: это тебе спасибо, что согласилась.

  В сковороду с луком и чесноком высыпать стакан хорошо промытого риса. Помешивая рис вместе с луком и чесноком, прогреть его на малом огне и добавить соль.

Он не знал, что она может быть такой весёлой. Не догадывался, что умеет так искренне смеяться, не подозревал, что с ней может быть так легко, будто они знают друг друга всю жизнь. Или несколько жизней. Потом всё оборвалось.

На вопрос «С кем?» она так и ответила в WhatsApp: «С другом». Ответ из Леццено был ожидаемым: «I quit». Они тем вечером пошли на пляж в Анседонии. Анна осталась на берегу, даже не стала раздеваться, хотя никого вокруг не было и таких ситуациях она всегда купалась голышом. А тут просто села на песок и ждала, пока он выйдет из воды. Потом встала, подала ему полотенце и, когда он вытерся, очень неуверенно попросила:

— Поцелуй меня.

Он её обнял и почувствовал, что она плачет. Тогда он легонько отстранил её от себя и, посмотрев в глаза, спросил напрямую:

— Альберто?

Она несколько раз кивнула.

— Я не смогла его бросить. А он смог.
— Альберто тебя не бросил. Запомни: он тебя просто не потянул.

До отеля дошли молча, крепко держа друг друга за руки. Он не знал, что ей сказать. Перед тем, как войти, Анна опять подняла глаза и попросила:

— Не оставляй меня пока, пожалуйста. Мне очень плохо.
— Как я тебя оставлю? Наш любимый нас с тобой бросил, у нас горе горькое, а я в кусты? Даже не рассчитывай.

Она посмотрела на него застывшим, непонимающим взглядом.

— Прости, Анька, я дурак, — сказал он. — Прости меня, пожалуйста.

Ночью она, как всегда, уползла на край кровати, но, заснув, вернулась и ткнулась в него. Он долго-долго гладил её по голове, пока сам не отключился.

— Немного не спеши. Take a seat, золотко. Tell Регине now, где ты её себе get, такую cutie?
— Регин! Давай потом, а? — заныл он, пытаясь вывернуться.
— Сядь, сказала! No rush tonight. Скажи Регине, шо тебе её не привезти к нам до Ну-Ёрку? Буквально немного её dress-up шики-рики to be a lady, шо ты мне за это скажешь? Ну-Ёрк для этого — самый right place.
— Регина! Пусти! — попробовал он вырваться.
— Шо, пусти? Где пусти? Дай мне an answer, а не «пусти»? Или ты не знаешь, как я разбираюсь за fashion?

 Добавить в рис белое вино. Рис при этом не должен быть покрыт. На медленном огне выпарить вино. Затем понемногу влить бульон и выпаривать его почти до готовности риса.

Всю обратную дорогу лили дожди. На этот раз накрыло не только Ломбардию, но и Тоскану с Лигурией. Выехали на рассвете, а в Ардженьо добрались уже ночью. «Останься», — попросила она. Он остался, постелил себе в другой комнате. Несмотря на вымотавшую его дорогу, спать совсем не хотелось. У Анны на холодильнике нашлось немного граппы, он налил и вышел на балкон со стаканом и сигаретами. Над озером опять висел туман и огни другого берега снова были закрыты.

В голове вертелись какие-то обрывки из их последней поездки, куски того дня, когда Inter играл с Napoli, воспоминания о празднике, боль в её глазах на пляже Анседонии. Она спала в своей комнате, а он лёг только тогда, когда начало светать и, уже проваливаясь в сон, услышал колокола.

Она звонила в Москву, они снова говорили друг с другом каждый вечер и слушали колокольный звон. «Не оставляй меня пока, пожалуйста». Он запомнил её слова и не оставлял. Но что-то было не то, не так, по-другому. Что-то случилось и он не мог понять, что именно. Потом она неожиданно пропала, а когда, наконец, позвонила снова, он всё понял по её голосу.

— Альберто вернулся?
— Да, — ответила она.
— Так в чём дело? Поздравляю.
— Ни в чём. Просто думаю. О тебе, о нём. О той ситуации, которая у меня с ним и о той, которая у нас с тобой.
— У нас нет никакой ситуации, забудь, — резко ответил он. — Ситуация у тебя с Альберто. У нас есть я и есть ты. Отдельно. А ситуации нет.
— D’accordo, — глухо ответила она. — Scusami…

 Постоянно проверять рис. Приблизительно за пять минут до его предполагаемой готовности добавить сливки, чернила, сыр и сливочное масло. Закрыть крышкой и выключить огонь.

История была закрыта, огонь, ещё недавно горевший в нём — выключен. Июнь выдался холодным, а небо над Москвой было таким мрачным, будто миллионы каракатиц выпустили в него свои чернила. Шли дожди, такие же холодные, как на озере. Но настроение было ровным, грустные мысли почти не появлялись, об Анне он, если и думал, то не часто и уже как-то отстранённо. Наверное, действительно, каким-то образом ему удалось исправить ту, так и не понятую ошибку, которая когда-то уничтожила их с Анной прошлую жизнь. Он чувствовал, что и она это понимает. Он знал, что и ей теперь легко.

Вот только иногда вспоминалась фраза, брошенная Региной напоследок:

— Золотко! You gonna be полный идьёт, если её потеряешь. Это будет mistake. Или я старая дура…