«Опять эти углеводороды, — подумала она и заплакала горько…»
17 декабря, 2021 3:01 пп
Maria Strong, Валерий Зеленогорский
Maria Strong поделилась
Валерий Зеленогорский:
Утреннее-3. Почти рождественское.
Посвящается Марии Стронг-лучшей девушке Чехии и второе место в Сергиево Посаде (Московская область).
У нее нет мужчины, вот уже ровно три часа, ровно с того момента, как пришло письмо из Лондона от Любимого, он сообщил, что их встреча на Диагонале в Барселоне не состоится.
Она ждала встречи три месяца, у нее все было готово: и платье, и меню, и апартаменты, но он написал, что не приедет, потому что ему нужно быть в Мексиканском заливе и он должен спасти мир и попутно защитить репутацию своей компании.
Опять эти углеводороды, — подумала она и заплакала горько.
Ее Любимый не может разделить с ней долгожданные каникулы, а ей некогда ждать, когда он решит, наконец, кто ему дороже, карьера или личное счастье и она ответила ему с маленькой буквы, и любимый из великана превратился в карлика.
Сразу стало легче, всего одна буква, а размер, оказывается, имеет значение, подумала она, и слезы высохли и в глазах появились молнии.
Ехать туда одной было глупо и она решила поехать в Прагу и там, на Карловом мосту решить для себя , как ей жить дальше.
Нет, она не собиралась, как бедная Лиза топиться, она просто решила поехать в Прагу и в толпе туристов утолить свои печали.
Она прилетела в Прагу первым рейсом и, бросив чемодан пошла, как арабский осел, куда попало без навигатора, без плана, без ясной цели, просто шла по направлению скопления шпилей в сторону Старого Места, уже совсем пахло весной и она присела покурить во Французском парке на Виноградах, в парке еще было тихо, няньки еще не повели своих детей на моцион и даже воспитанные собаки еще ждали своих наглых хозяев и только слегка урчали у дверей и пожевывали свои поводки и пластмассовые кости для игры.
Что может быть прекраснее утра для брошенной девушки, только чужой город в ожидании чуда.
Она сидела на лавочке прикрыв глаза от слепящего солнца, с начала она услышала легкий храп и урчание. а уж потом почувствовала на коленях теплое короткое тельце, слегка подрагивающее, еще не открыв глаза она поняла, что это мопс, любимая собачья морда из всего собачьего племени.
Она открыла глаза, и они уперлись на дорожку перед скамейкой, на нее глядели дурашливые тапочки с кошачьими глазами, очень симпатичными, она перевела взгляд выше и обмерла, перед ней стоял принц.
Нет, даже не принц, просто классный мужик, которого не увидишь в глянцевом журнале, он закрыл ей все солнце, он сам ослепил ее, в нем была полная гармония, рост, вес, цвет глаз и улыбка на все тридцать два совершенно нелеченных зуба, с белой кожей и улыбкой Алена Делона семидесятых годов.
У него зазвонил телефон, и он ответил по-русски, а потом быстро дал отбой, не начав разговора.
Он оказался москвичом, почти соседом с Ржевского, они даже учились с ним в одной школе, но с интервалом в десять лет, он рассказал, что работает здесь в офисе очень большой нефтяной компании (опять углевороды).
Ей даже показалось на секунду, что она школьницей видела его в кафе «Ивушка» на джазовом субботнике, в те еще времена, пока туда не стали ходить чеченцы и глухонемые.
Мопс уютно храпел у нее на коленях, с парнем было легко и весело и ей казалось, что она давно знает его и каждая его ироничная, и слегка покровительственная фраза открывала новые двери в пространстве между ними.
Она сразу, как дура, рассказала ему про свою историю, так доверчиво и глупо она никогда еще не вела в жизни, ей было даже страшно видеть себя такой, она даже зажмурилась специально, но он не исчез, наоборот стал еще ближе и понятнее.
Он набрал номер, из подъезда вышла какая-то тетка в униформе и забрала собаку и они пошли, он шел прямо в кошачьих тапочках, но ей было все равно.
Они шли, нет, они плыли по старой Праге, не обращая внимания на здешние красоты, он вел ее уверенно и легко, и она поддалась ему, как опытному лоцману, не спрашивая цели.
Через какое-то время они чудесным образом оказались на Карловом мосту и он исчез, просто взял и исчез, растворившись в дымке, поднимающегося тумана от вод Влтавы, она остолбенела и замерла, его нигде не было, она заметалась среди многоязычной толпы, но сойти с места у нее не было сил, она оперлась на ограждение и поняла, что если он не появится на счет десять, она сиганет с моста вниз.
Она стала считать в голос; до пяти она досчитала быстро, а потом стала тянуть цифры, проговаривая каждую со всеми буквами, на букве «м» в цифре восемь кто-то тронул ее за плечо.
Она повернулась и увидела только букет невообразимых лиловых орхидей, целый ворох цветов в его руке, крепкой и сильной, и она заплакала от счастья, что он нашелся, ведь всего осталось две цифры отделявшие ее от темной бездны лежащей на дне
А потом они шли по затейливым изгибам улочек Старого Места, куда-то заходили, где-то что-то ели и пили и говорили в горячем бреду, пересказывали свои жизни, детские страхи и фантазии.
Слов накопилось у каждого так много, что два потока сливались в одну реку и она несла их мимо домов, церквей, через толпы людей, желающих украсть своими жадными глазами и фотокамерами средневековую вечность.
Уже начинался вечер, и усталые ноги привели их на Вацлавскую площадь и они втолкнулись в кафе времен австро-венгерской империи в гостинице «Европа».
Старая буржуазная гостиница позапрошлого века сияла старыми зеркалами и остатками резной мебели, помнившей еще Штрауса, в кафе было мало народу, они сели в самом углу и пили кофе с пирожными, очень похожими на венские с шоколадом и с ягодами.
Чуть позже появился скрипач, старый и седой осколок той сладкой эпохи, которая еще сохранилась в заведениях Вены и Будапешта.
Он стал играть чешские польки и венгерские чардаши, цыганские напевы вперемежку с западными хитами Мориконе и Бернстайна, он знал дело этот хитрый старик, прикрыв глаза. рвал душу многоголосой толпе со всего света, переходя от стола к столу, он наугад играл хиты любого народа и вместе с аплодисментами получал щедрую денежку.
Когда он встал у их стола он сразу заиграл «Осень. Прохладное утро», как он угадал, что они русские было его тайной, но слова романса « не уходи, тебя умоляю., слова любви, стократ я повторю» он спел эти слова наклонившись к ней с небольшим акцентом, но музыкально очень точно, он спел, то, что она хотела сказать ему, но у нее не было сил.
И опять он исчез, внезапно, но она не успела испугаться, они встали и он ее повел по кованым лестницам старой гостиницы и они отражались в циклопических зеркалах и старый ковер, стянутый золотыми рейками времен кайзера скрадывал их шаги.
У огромной двери на седьмом этаже они остановились, он отпер дверь каким-то антикварным ключом и створки распахнулись, перед ней в огромной комнате стояла гигантская кровать с перинами и подушками в метр толщиной, в комнате по традиции позапрошлого века отопления не было, она посмотрела на него и в этот момент хлопнула дверь балкона и длинная портьера забилась в балконной двери огромной блестящей рыбой, она выбежала на балкон и вид Праги унес ее в свою тайну, она почувствовала его руки и ей стало так спокойно и легко и невыразимо прекрасно, она поняла, что с ним ей холодно не будет…
Maria Strong, Валерий Зеленогорский
Maria Strong поделилась
Валерий Зеленогорский:
Утреннее-3. Почти рождественское.
Посвящается Марии Стронг-лучшей девушке Чехии и второе место в Сергиево Посаде (Московская область).
У нее нет мужчины, вот уже ровно три часа, ровно с того момента, как пришло письмо из Лондона от Любимого, он сообщил, что их встреча на Диагонале в Барселоне не состоится.
Она ждала встречи три месяца, у нее все было готово: и платье, и меню, и апартаменты, но он написал, что не приедет, потому что ему нужно быть в Мексиканском заливе и он должен спасти мир и попутно защитить репутацию своей компании.
Опять эти углеводороды, — подумала она и заплакала горько.
Ее Любимый не может разделить с ней долгожданные каникулы, а ей некогда ждать, когда он решит, наконец, кто ему дороже, карьера или личное счастье и она ответила ему с маленькой буквы, и любимый из великана превратился в карлика.
Сразу стало легче, всего одна буква, а размер, оказывается, имеет значение, подумала она, и слезы высохли и в глазах появились молнии.
Ехать туда одной было глупо и она решила поехать в Прагу и там, на Карловом мосту решить для себя , как ей жить дальше.
Нет, она не собиралась, как бедная Лиза топиться, она просто решила поехать в Прагу и в толпе туристов утолить свои печали.
Она прилетела в Прагу первым рейсом и, бросив чемодан пошла, как арабский осел, куда попало без навигатора, без плана, без ясной цели, просто шла по направлению скопления шпилей в сторону Старого Места, уже совсем пахло весной и она присела покурить во Французском парке на Виноградах, в парке еще было тихо, няньки еще не повели своих детей на моцион и даже воспитанные собаки еще ждали своих наглых хозяев и только слегка урчали у дверей и пожевывали свои поводки и пластмассовые кости для игры.
Что может быть прекраснее утра для брошенной девушки, только чужой город в ожидании чуда.
Она сидела на лавочке прикрыв глаза от слепящего солнца, с начала она услышала легкий храп и урчание. а уж потом почувствовала на коленях теплое короткое тельце, слегка подрагивающее, еще не открыв глаза она поняла, что это мопс, любимая собачья морда из всего собачьего племени.
Она открыла глаза, и они уперлись на дорожку перед скамейкой, на нее глядели дурашливые тапочки с кошачьими глазами, очень симпатичными, она перевела взгляд выше и обмерла, перед ней стоял принц.
Нет, даже не принц, просто классный мужик, которого не увидишь в глянцевом журнале, он закрыл ей все солнце, он сам ослепил ее, в нем была полная гармония, рост, вес, цвет глаз и улыбка на все тридцать два совершенно нелеченных зуба, с белой кожей и улыбкой Алена Делона семидесятых годов.
У него зазвонил телефон, и он ответил по-русски, а потом быстро дал отбой, не начав разговора.
Он оказался москвичом, почти соседом с Ржевского, они даже учились с ним в одной школе, но с интервалом в десять лет, он рассказал, что работает здесь в офисе очень большой нефтяной компании (опять углевороды).
Ей даже показалось на секунду, что она школьницей видела его в кафе «Ивушка» на джазовом субботнике, в те еще времена, пока туда не стали ходить чеченцы и глухонемые.
Мопс уютно храпел у нее на коленях, с парнем было легко и весело и ей казалось, что она давно знает его и каждая его ироничная, и слегка покровительственная фраза открывала новые двери в пространстве между ними.
Она сразу, как дура, рассказала ему про свою историю, так доверчиво и глупо она никогда еще не вела в жизни, ей было даже страшно видеть себя такой, она даже зажмурилась специально, но он не исчез, наоборот стал еще ближе и понятнее.
Он набрал номер, из подъезда вышла какая-то тетка в униформе и забрала собаку и они пошли, он шел прямо в кошачьих тапочках, но ей было все равно.
Они шли, нет, они плыли по старой Праге, не обращая внимания на здешние красоты, он вел ее уверенно и легко, и она поддалась ему, как опытному лоцману, не спрашивая цели.
Через какое-то время они чудесным образом оказались на Карловом мосту и он исчез, просто взял и исчез, растворившись в дымке, поднимающегося тумана от вод Влтавы, она остолбенела и замерла, его нигде не было, она заметалась среди многоязычной толпы, но сойти с места у нее не было сил, она оперлась на ограждение и поняла, что если он не появится на счет десять, она сиганет с моста вниз.
Она стала считать в голос; до пяти она досчитала быстро, а потом стала тянуть цифры, проговаривая каждую со всеми буквами, на букве «м» в цифре восемь кто-то тронул ее за плечо.
Она повернулась и увидела только букет невообразимых лиловых орхидей, целый ворох цветов в его руке, крепкой и сильной, и она заплакала от счастья, что он нашелся, ведь всего осталось две цифры отделявшие ее от темной бездны лежащей на дне
А потом они шли по затейливым изгибам улочек Старого Места, куда-то заходили, где-то что-то ели и пили и говорили в горячем бреду, пересказывали свои жизни, детские страхи и фантазии.
Слов накопилось у каждого так много, что два потока сливались в одну реку и она несла их мимо домов, церквей, через толпы людей, желающих украсть своими жадными глазами и фотокамерами средневековую вечность.
Уже начинался вечер, и усталые ноги привели их на Вацлавскую площадь и они втолкнулись в кафе времен австро-венгерской империи в гостинице «Европа».
Старая буржуазная гостиница позапрошлого века сияла старыми зеркалами и остатками резной мебели, помнившей еще Штрауса, в кафе было мало народу, они сели в самом углу и пили кофе с пирожными, очень похожими на венские с шоколадом и с ягодами.
Чуть позже появился скрипач, старый и седой осколок той сладкой эпохи, которая еще сохранилась в заведениях Вены и Будапешта.
Он стал играть чешские польки и венгерские чардаши, цыганские напевы вперемежку с западными хитами Мориконе и Бернстайна, он знал дело этот хитрый старик, прикрыв глаза. рвал душу многоголосой толпе со всего света, переходя от стола к столу, он наугад играл хиты любого народа и вместе с аплодисментами получал щедрую денежку.
Когда он встал у их стола он сразу заиграл «Осень. Прохладное утро», как он угадал, что они русские было его тайной, но слова романса « не уходи, тебя умоляю., слова любви, стократ я повторю» он спел эти слова наклонившись к ней с небольшим акцентом, но музыкально очень точно, он спел, то, что она хотела сказать ему, но у нее не было сил.
И опять он исчез, внезапно, но она не успела испугаться, они встали и он ее повел по кованым лестницам старой гостиницы и они отражались в циклопических зеркалах и старый ковер, стянутый золотыми рейками времен кайзера скрадывал их шаги.
У огромной двери на седьмом этаже они остановились, он отпер дверь каким-то антикварным ключом и створки распахнулись, перед ней в огромной комнате стояла гигантская кровать с перинами и подушками в метр толщиной, в комнате по традиции позапрошлого века отопления не было, она посмотрела на него и в этот момент хлопнула дверь балкона и длинная портьера забилась в балконной двери огромной блестящей рыбой, она выбежала на балкон и вид Праги унес ее в свою тайну, она почувствовала его руки и ей стало так спокойно и легко и невыразимо прекрасно, она поняла, что с ним ей холодно не будет…