«Они отгоняли мародёров – жителей той самой деревни, которые пытались снять с меня кольца…»
26 сентября, 2021 8:45 дп
Лена Пчёлкина
Лена Пчелкина:
Сегодня ровно 20 лет, как я родилась заново.
Двадцать лет назад, я попала в аварию. Совершенно бесперспективную, с точки зрения еще раз выпить виски и еще раз с кем-то поскандалить. Это была лобовая авария на трассе Жуковский-Москва. В меня, в пробке, въехали на встречке три гражданина, под запрещенными препаратами, на угнанной машине и без прав. Я могла направить машину только на жителей деревни Пехорка, которые у обочины торговали дарами огорода, но это был бы таран Талалихина. То есть, просто повернуть и просто въехать не только в живого человека, но, что значительно страшнее, в пирамиду продукции. Собственно, все это заняло долю секунды.
Могу поделиться лайфхаком: умирать не больно, совсем. Это если сразу, или, через полчаса. Полчаса ты нормально в шоке, и даже очень бодр. Схема нехитрая: они на меня по встречке из-за слепого поворота, я-в пробке, в меня естественно въехали сзади, потом спереди задом, потом повторились. Ехала я на новой машине КИА – спортаж и ехала я ставить подушки безопасности, потому что в 2001 году в комплекте все не продавали, или мне не продавали. Конечно, я была не пристегнута, потому что тогда никто не пристегивался (и эту свою вину я с себя не снимаю). Рамная машина, и она меня спасла и ушла на списание. То есть ушла не дослушав припева, новая, закрыв собой меня. Очнулась я быстро. И вместо апостола Петра увидела сотрудника ГАИ (или как это называлось тогда). Они отгоняли мародеров – жителей той самой деревни, которые пытались снять с меня кольца. Надо сразу сказать, что тут мне повезло, потому что рука болталась на нитке, или жилке и она отекла, и это (как говорит Ношреван Альбертович) было совершенно невозможно. Но нательный крест (который до сих пор на мне) они уже снимали. Я чувствовала чужие руки на себе (это довольно неприятно), ничего не могла сделать, но ГАИшник стал так на них кричать, да так витиевато, что я вышла их небытия, услышав новые выражения. Да, он восполнил некоторые лексические пробелы в моем сознании. Крест остался при мне, сумку они отбили, но уже сильно не укомплектованную (мы помним, что я везла деньги за подушки). Словом, жители деревни Пехорка оказались так себе жителями. Я им потом отомстила — я на них наслала порчу — чтобы никто не покупал их маринады и соленья. Тут шок стал немного отходить. Это стало довольно больно, то есть не довольно, а примерно так, когда хочешь встретиться с апостолом Петром, прихватив банку тех самых солений, чтобы он видел, как мы тут живем.. И тут подъехала скорая. Областная. В некотором роде они меня даже выручили, потому что так благоухали, что можно было смело смародерствовать соленья и закусить. Приговор (или в их случае анамнез) был строг:
— Женщина, лежим, травмы несовместимы с жизнью, доверьтесь профессионалам.
Идея мне, мягко скажем ,не понравилась и по многим позициям: во-первых мне негде было лежать, во-вторых и вообще.
Я встала в третью позицию ( к этому времени мне удалось со страху вылезти из машины, которая дымилась). В этой позиции я была слегка похожа на терминатора в не лучшей его ипостаси. И строго (как мне казалось) произнесла:
— Обезбольте меня, наверняка у вас есть средства.
— Ах вы еще и наркоманка, — услышала я в ответ.
— Имеет ли это значение, если я почти труп?
— Вы еще и хулиганите.
Я-то знала о чем говорю — деревня была цыганская и все торговали. И все знали чем.
Опять же спасли меня менты. И два дядьки, которые в меня въехали сзади. Дядьки позвонили моему тогдашнему мужу. Кстати небольшое отступление: когда они спрашивали телефон, то я молила, чтобы они не начинали со слов : «вы только не волнуйтесь».
Крупный, русский, уже в годах мужчина, взял номер и говорит: я в Афгане воевал. Ты лежи, дочка, выдюжишь (лежала я у них на заднем сидении, заливая кровью им все). Я мужик, уж с мужиком я поговорю. Я многое видел. И я услышала начало разговора:
— Вы только не волнуйтесь….
А, собственно, сотрудники ГАИ фактически заставили скорую мной заняться. Ближе этих четырех человек (сотрудников и мужчин из задней машины) в тот момент у меня никого не было. В некотором роде, они спасли мне жизнь. Пользуясь случаем, им низкий поклон: 25 сентября 2001 года 10 утра, трасса Жуковский -Москва. Если это кто-то из них читает.
Этого нельзя писать, но прошли все сроки давности — сотрудник наставил на скорую оружие, и они повезли меня в Люберецкую больницу номер 2 (у меня никогда не было самого лучшего, номер 2 — мой потолок).
К этому моменту, я не была в болевом шоке только потому, что я понимала, что, если я вырублюсь, то все. Бороться надо самому. Как то, что ты невиновен, результативней доказывать не из тюрьмы. Полтаблетки анальгина, которые мне выдали под угрозой оружия, существенно не повлияли на мои ощущения.
Люберецкая больница номер два (2001 года исполнения) — это то место, где ты уже не хочешь встретиться с апостолом Петром. Когда ты понимаешь, что ты можешь здесь задержаться, ты начинаешь вспоминать все свои грехи, чтобы тебя уже забрали в ад, потому что человек всегда ищет, где лучше. Человек — грешен. Я лежала на каталке, ко мне никто не подходил, боль, даже не надо вспоминать. И я стала орать «Караул», я вспомнила Булгакова. Пришла бабка с тряпкой, которой она мыла пол. Я спросила, не может ли кто-нибудь, вынуть мне стекла из головы. Довольно большие- ими можно было бы остеклить, например, мою могилу.
— Череп очень крепкий, — сказала она. И предложила свои услуги в двух пунктах: протереть меня тряпкой, которой она мыла пол, и снять с меня кольца (вероятно она владела депозитным сейфом).
Но тут ГАИшники (еще раз низкий поклон) привезли моего мужа, меня перевезли в другую больницу, и я взялась за старое.
ЗЫ: Инвалидность я подтверждала в морге той же Люберецкой больницы номер 2. Но это уже другая история.
Лена Пчёлкина
Лена Пчелкина:
Сегодня ровно 20 лет, как я родилась заново.
Двадцать лет назад, я попала в аварию. Совершенно бесперспективную, с точки зрения еще раз выпить виски и еще раз с кем-то поскандалить. Это была лобовая авария на трассе Жуковский-Москва. В меня, в пробке, въехали на встречке три гражданина, под запрещенными препаратами, на угнанной машине и без прав. Я могла направить машину только на жителей деревни Пехорка, которые у обочины торговали дарами огорода, но это был бы таран Талалихина. То есть, просто повернуть и просто въехать не только в живого человека, но, что значительно страшнее, в пирамиду продукции. Собственно, все это заняло долю секунды.
Могу поделиться лайфхаком: умирать не больно, совсем. Это если сразу, или, через полчаса. Полчаса ты нормально в шоке, и даже очень бодр. Схема нехитрая: они на меня по встречке из-за слепого поворота, я-в пробке, в меня естественно въехали сзади, потом спереди задом, потом повторились. Ехала я на новой машине КИА – спортаж и ехала я ставить подушки безопасности, потому что в 2001 году в комплекте все не продавали, или мне не продавали. Конечно, я была не пристегнута, потому что тогда никто не пристегивался (и эту свою вину я с себя не снимаю). Рамная машина, и она меня спасла и ушла на списание. То есть ушла не дослушав припева, новая, закрыв собой меня. Очнулась я быстро. И вместо апостола Петра увидела сотрудника ГАИ (или как это называлось тогда). Они отгоняли мародеров – жителей той самой деревни, которые пытались снять с меня кольца. Надо сразу сказать, что тут мне повезло, потому что рука болталась на нитке, или жилке и она отекла, и это (как говорит Ношреван Альбертович) было совершенно невозможно. Но нательный крест (который до сих пор на мне) они уже снимали. Я чувствовала чужие руки на себе (это довольно неприятно), ничего не могла сделать, но ГАИшник стал так на них кричать, да так витиевато, что я вышла их небытия, услышав новые выражения. Да, он восполнил некоторые лексические пробелы в моем сознании. Крест остался при мне, сумку они отбили, но уже сильно не укомплектованную (мы помним, что я везла деньги за подушки). Словом, жители деревни Пехорка оказались так себе жителями. Я им потом отомстила — я на них наслала порчу — чтобы никто не покупал их маринады и соленья. Тут шок стал немного отходить. Это стало довольно больно, то есть не довольно, а примерно так, когда хочешь встретиться с апостолом Петром, прихватив банку тех самых солений, чтобы он видел, как мы тут живем.. И тут подъехала скорая. Областная. В некотором роде они меня даже выручили, потому что так благоухали, что можно было смело смародерствовать соленья и закусить. Приговор (или в их случае анамнез) был строг:
— Женщина, лежим, травмы несовместимы с жизнью, доверьтесь профессионалам.
Идея мне, мягко скажем ,не понравилась и по многим позициям: во-первых мне негде было лежать, во-вторых и вообще.
Я встала в третью позицию ( к этому времени мне удалось со страху вылезти из машины, которая дымилась). В этой позиции я была слегка похожа на терминатора в не лучшей его ипостаси. И строго (как мне казалось) произнесла:
— Обезбольте меня, наверняка у вас есть средства.
— Ах вы еще и наркоманка, — услышала я в ответ.
— Имеет ли это значение, если я почти труп?
— Вы еще и хулиганите.
Я-то знала о чем говорю — деревня была цыганская и все торговали. И все знали чем.
Опять же спасли меня менты. И два дядьки, которые в меня въехали сзади. Дядьки позвонили моему тогдашнему мужу. Кстати небольшое отступление: когда они спрашивали телефон, то я молила, чтобы они не начинали со слов : «вы только не волнуйтесь».
Крупный, русский, уже в годах мужчина, взял номер и говорит: я в Афгане воевал. Ты лежи, дочка, выдюжишь (лежала я у них на заднем сидении, заливая кровью им все). Я мужик, уж с мужиком я поговорю. Я многое видел. И я услышала начало разговора:
— Вы только не волнуйтесь….
А, собственно, сотрудники ГАИ фактически заставили скорую мной заняться. Ближе этих четырех человек (сотрудников и мужчин из задней машины) в тот момент у меня никого не было. В некотором роде, они спасли мне жизнь. Пользуясь случаем, им низкий поклон: 25 сентября 2001 года 10 утра, трасса Жуковский -Москва. Если это кто-то из них читает.
Этого нельзя писать, но прошли все сроки давности — сотрудник наставил на скорую оружие, и они повезли меня в Люберецкую больницу номер 2 (у меня никогда не было самого лучшего, номер 2 — мой потолок).
К этому моменту, я не была в болевом шоке только потому, что я понимала, что, если я вырублюсь, то все. Бороться надо самому. Как то, что ты невиновен, результативней доказывать не из тюрьмы. Полтаблетки анальгина, которые мне выдали под угрозой оружия, существенно не повлияли на мои ощущения.
Люберецкая больница номер два (2001 года исполнения) — это то место, где ты уже не хочешь встретиться с апостолом Петром. Когда ты понимаешь, что ты можешь здесь задержаться, ты начинаешь вспоминать все свои грехи, чтобы тебя уже забрали в ад, потому что человек всегда ищет, где лучше. Человек — грешен. Я лежала на каталке, ко мне никто не подходил, боль, даже не надо вспоминать. И я стала орать «Караул», я вспомнила Булгакова. Пришла бабка с тряпкой, которой она мыла пол. Я спросила, не может ли кто-нибудь, вынуть мне стекла из головы. Довольно большие- ими можно было бы остеклить, например, мою могилу.
— Череп очень крепкий, — сказала она. И предложила свои услуги в двух пунктах: протереть меня тряпкой, которой она мыла пол, и снять с меня кольца (вероятно она владела депозитным сейфом).
Но тут ГАИшники (еще раз низкий поклон) привезли моего мужа, меня перевезли в другую больницу, и я взялась за старое.
ЗЫ: Инвалидность я подтверждала в морге той же Люберецкой больницы номер 2. Но это уже другая история.