«Он пришёл издалека…»
17 августа, 2020 5:38 пп
Артём Липатов
Артем Липатов:
Кто мне принес в 1983-м, кассету с альбомом «45»? Не помню. Там еще не было фирменного упругого баса, каспаряновских гитаризмов и гурьяновского лаконичного ритма. Это была тинейджерская акустика, смешная, веселая, грустная. «Я посадил дерево», и еще лихая: «Мои друзья всегда идут по жизни маршем». Это был панк — настоящий панк это не когда «я бубу ее каждый день», а когда формально строго, а по сути — наотмашь. Наотмашь Виктор Робертович умел.
А пять лет спустя я стоял на Ленинградском вокзале, было холодно, мы лезли в вагон, — ехать в Питер, прощаться с Башлачевым. Цой стоял у соседнего вагона в лихой волчьей шубе, а рядом с ним стоял Рыженко, и подойти к ним было невозможно: у них было не наше горе, свое. И Цой был звезда.
На его примере можно было впервые понять, что такое рок-звезда. Он был первым у нас и как бы не единственным. Лагутенко? Земфира? Я вас умоляю. Не тянут вдвоем на десятую часть цоевской звездности.
И ведь он ничего для этого не делал. Но у него был невероятный фасон и ощущение невообразимой уместности всего, что он делал. Я давно всех заебал этим воспоминанием, тем более оно не только мое — но когда он вышел на сцену «Лужников» на Башлачевском мемориале, было чувство, что Моисей руками развел океан. Слева — «мы вместе», «грянул майский гром», а справа — отточенность, спокойствие, героические позы — они казались уместными. Начиналась эпоха — жаль, что она с Цоем и закончилась. Проживи он ещё хотя бы пару лет, русский шоу-бизнес был бы другим в эти идиотские 90-е!
Но я не видел его другим, которого видела Джоанна в видоискателе, каким он был на квартирниках. Помните песню про девушку, которая больна? Вы в курсе, что она шуточная? На записи квартирника, которая у меня была, Цой ее допеть не может, его смех душит.
А, и был 1985-й, «Это не любовь». Переход от голенастой акустики к герою, с цыплячьей шеей — но уже с наросшим мясцом. Неуклюжее, но решительное было время.
На этом альбоме есть моя любимая песня. Ею и закончим.
Мастер слова и клинка,
Он глядит в свою ладонь.
Он пришёл издалека
И прошёл через огонь.
Артём Липатов
Артем Липатов:
Кто мне принес в 1983-м, кассету с альбомом «45»? Не помню. Там еще не было фирменного упругого баса, каспаряновских гитаризмов и гурьяновского лаконичного ритма. Это была тинейджерская акустика, смешная, веселая, грустная. «Я посадил дерево», и еще лихая: «Мои друзья всегда идут по жизни маршем». Это был панк — настоящий панк это не когда «я бубу ее каждый день», а когда формально строго, а по сути — наотмашь. Наотмашь Виктор Робертович умел.
А пять лет спустя я стоял на Ленинградском вокзале, было холодно, мы лезли в вагон, — ехать в Питер, прощаться с Башлачевым. Цой стоял у соседнего вагона в лихой волчьей шубе, а рядом с ним стоял Рыженко, и подойти к ним было невозможно: у них было не наше горе, свое. И Цой был звезда.
На его примере можно было впервые понять, что такое рок-звезда. Он был первым у нас и как бы не единственным. Лагутенко? Земфира? Я вас умоляю. Не тянут вдвоем на десятую часть цоевской звездности.
И ведь он ничего для этого не делал. Но у него был невероятный фасон и ощущение невообразимой уместности всего, что он делал. Я давно всех заебал этим воспоминанием, тем более оно не только мое — но когда он вышел на сцену «Лужников» на Башлачевском мемориале, было чувство, что Моисей руками развел океан. Слева — «мы вместе», «грянул майский гром», а справа — отточенность, спокойствие, героические позы — они казались уместными. Начиналась эпоха — жаль, что она с Цоем и закончилась. Проживи он ещё хотя бы пару лет, русский шоу-бизнес был бы другим в эти идиотские 90-е!
Но я не видел его другим, которого видела Джоанна в видоискателе, каким он был на квартирниках. Помните песню про девушку, которая больна? Вы в курсе, что она шуточная? На записи квартирника, которая у меня была, Цой ее допеть не может, его смех душит.
А, и был 1985-й, «Это не любовь». Переход от голенастой акустики к герою, с цыплячьей шеей — но уже с наросшим мясцом. Неуклюжее, но решительное было время.
На этом альбоме есть моя любимая песня. Ею и закончим.
Мастер слова и клинка,
Он глядит в свою ладонь.
Он пришёл издалека
И прошёл через огонь.