«Он от этого теряет потенцию и терпит невозможные страдания…»
26 июня, 2020 6:03 дп
Инна Сергеевна
Инна Сергеевна:
Шаманка. Часть 1.
Чему ты дивишься, что путешествия тебе не помогли, ведь ты повсюду за собой возил себя самого.
У отца все произошло довольно стремительно — развод, жесткие разбирательства с новым нач. составом, кризис среднего возраста, неполадки со здоровьем, как следствие — расстройство аппетита, плохой цвет лица, бессонница и непривычные размышления о смысле бытия с вечным вопросом: зачем я здесь?
Сколько мог, отец отмахивался от идеи хоть что-то менять в своем мироустройстве после сорока, но прикинув, что Гоголь преставился в сорок два года, Шопен оставил этот свет в сорок, так же, в расцвете, зачахли Фонвизин и Наполеон, он решил, что пора делать перезагрузку. Взвесив все, отец наконец начал бракоразводный процесс, хотя терзаем был противоречиями несколько лет, оборвал старые путы и отбыл на повышение в далекий якутский край.
Мы с братом решили лететь к батюшке на каникулы. Приземляясь в аэропорту Якутска, мы с братом радостно предвкушали посещение сакральных мест загадочного края. Встретив нас, родитель пояснил, что мы обязаны немедленно ехать на празднование настоящего Нового Года, столы накрыты, нас ждут, промедление подобно смерти и новому сроку Путина.
Мы выдвинулись на культовое место празднования — в заповедник. Давно заметила старинную забаву хомосов- создать заповедник, чтоб потом там самозабвенно пить, жечь костры, вырубать деревья, весело не переставая гадить, уничтожая все живое и распространять бациллы тлена и хаоса.
По гремящей музыке, огромным облакам пыли, нереальному количеству машин с мигалками и жуткому количеству пьяных, мы поняли, что сие и есть заповедник, и праздник — в разгаре.
Губернатор, мэр, вся депутатская братия, бизнесмены были облачены исключительно в камзолы национального колорита, народ был в диком восторге.
Трезвых людей в радиусе ста километров не наблюдалось. Высшее общество было представлено во всей красе — спикер якутского парламента, убивший жену, депутат того же парламента, расстрелявший трех человек на пикнике, и прочие вежливые люди.
Более остальных, национальному колориту соответствовала я — выжженные блондинистые волосы до задницы, босоножки на шпильке, джинсовые шорты в стиле “Кайли Миноуг”, белоснежный топ, похожий скорее на рваную тряпку, сразу понятно — журналистка . Манерно выйдя из джипа и рухнув в первую же грязную канаву, заботливо вырытую осветителями, я, не теряя реноме, тряхнула кудельками, недоуменно повела бедрами, и ледоколом двинулась к главному столу, где уже речь провозглашал один из министров.
Особая пикантность состояла в том, что текст по задумке вышестоящей братии требовалось говорить по-якутски, а так как товарищ не мог похвастаться наличием серого вещества и даже в трезвом уме и доброй памяти не мог изъясняться по-русски, то все это походило на русский бессмысленный и беспощадный рэп батл, нетрезвые сотоварищи по партии хихикали, журналисты нервно кусали губы, ибо персонаж был одним из тех, про кого не разрешают снимать “неправильные” сюжеты.
Министру было жарко в этом громоздком костюме, пунцовое лицо было в поту, стук сердца был слышен за соседним столом, но игра стоит свеч, объясниться в любви своему народу, чтоб потом выгрести из кармана народа последнее, дело святое. Его не смущал игривый настрой коллег, он, снедаемый алкогольными парами, на долю секунды уверовал в то, что является слугой народа, прослезился и начал говорить о том, что когда-то давно были недопонимания между нациями, и может кто-то там выхватывал за пятую графу в паспорте, но за давностью лет, все недопонимания напрочь стерлись и теперь все мы — одна большая дружная семья. Вообще — все прекрасно: пенсии и зарплаты растут неимоверно, у людей отличное настроение и цветущий вид, отменное здоровье, а ведь когда-то чиновникам противно и тяжко было смотреть на вопиющее социальное неравенство и блевать черной икрой, сношая топ-моделей в саунах.
Весь этот театр абсурда жутко утомил, хорошо, водитель отца вкратце обрисовал мне все части марлезонского балета — сначала поздравление от главных, ритуальный танец дев с юношами, кульминация — камлание шамана.
За столом я пафосно пробубнила, что являюсь вегетарианкой и передо мной тут же выросла тарелка с языками жеребят. Я гордо вышла из-за стола и продефилировала в сторону лошадей и оленей. Животные сатанели, в неподвижном положении они находились с пяти утра, дабы уменьшить биологические отходы, их не поили и не кормили, зато довольно фотографировались на их фоне. Разве есть на земле более эгоистичное, негармоничное животное кроме человека?
Я внимательнее присмотрелась к заповеднику — трава вытоптана, деревья спилены для удобного подъезда, земля разрыта, ибо для подсветки царственных особ потребовалось тянуть какие-то бесконечные кабели, неимоверное количество пустых бутылок, окурки, пользованная одноразовая посуда, многочисленные головешки от костров, выцветшие палатки.
Я продолжала отстранено бродить, наблюдая, как немигающей публике очередной пьяный вещун признавался в любви и на крови клялся отдать детей с женой в рабство и толкнуть на китайском рынке свою пропитую печень, но заветы Путина по нац. проектам в этом году исполнить, купить всем по пентхаусу и освободить население от уплаты налогов! Он, дескать, потрясен тем печальным фактом, что соплеменники его ютятся в домах революционной постройки, он от этого теряет потенцию и терпит невозможные страдания и поминутно огорчается, поэтическую душу постоянно терзает забота о всеобщем процветании, а величайшее свинство взяткоимцев и вопиющая непорядочность коллег заставляют думать, что покинет свой высокий пост нескоро, много работы, ох, много.
Потом выступал еще один видный полит. деятель, и еще, и казалось, им несть числа, все посылали народу воздушные поцелуи и клялись сделать следующий год волшебным. Каждый из этих замечательных людей покупал свой пост за серьезную сумму. Стояла и думала: «Как все-таки могущественны деньги, на них покупается не только должность, замки, дорогие побрякушки, а — громкая слава, репутация, это просто, ни дать-ни взять, волшебный эликсир, делающий из стареющего плешивого, обрюзгшего импотента «прекрасного , подтянутого интересного мужчину», из долговязой, несуразной, злобной косноязычной мадемуазели, «лучезарную нимфетку», из конченого подонка — почетное, «уважаемое политическое лицо». После наблюдений за бомондом снова захотелось прогуляться до парнокопытных.
Наконец, пламенные речи стихли, танцы завершились, на горизонте появилась фигура миниатюрной женщины в белоснежном костюме, по шепоту за спиной я поняла, это шаманка.
Люди начали суетиться, вставая в хоровод. Побросав выпивку, народ потянулся в центр поляны. Я ничего не понимала, но встала поближе, дабы узреть в деталях, во имя чего все всполошились. Шаманка явно была не тем, что подсовывают высоким гостям, встречая их в аэропорту или на всевозможных однотипных экскурсиях, где их воображение поражает жирное бесноватое существо, остервенело лупящее в бубен.
Шаманка зажгла костер, покормила духов и запела.
То, что вытворяла эта крохотная старушка, невозможно внятно описать. Люди в хороводах начали покачиваться, ситуация стала сюрреалистичной: земля будто плыла под ногами, транс в полном сознании, в голову сыпались какие-то обрывочные мысли, люди дышали и двигались в одном ритме.
Боковым зрением я увидела, что лошади и олени, бесновавшиеся на привязи, просто легли.
Через несколько минут Саина начала перемежать свое пение игрой на комусе и мне стало совершенно безразлично, что происходит вокруг. Закончив, старушка повернулась ко мне и строго сказала: «Подойди…»
Если бы тогда мне кто-то сказал, чем обернется эта встреча…
Инна Сергеевна
Инна Сергеевна:
Шаманка. Часть 1.
Чему ты дивишься, что путешествия тебе не помогли, ведь ты повсюду за собой возил себя самого.
У отца все произошло довольно стремительно — развод, жесткие разбирательства с новым нач. составом, кризис среднего возраста, неполадки со здоровьем, как следствие — расстройство аппетита, плохой цвет лица, бессонница и непривычные размышления о смысле бытия с вечным вопросом: зачем я здесь?
Сколько мог, отец отмахивался от идеи хоть что-то менять в своем мироустройстве после сорока, но прикинув, что Гоголь преставился в сорок два года, Шопен оставил этот свет в сорок, так же, в расцвете, зачахли Фонвизин и Наполеон, он решил, что пора делать перезагрузку. Взвесив все, отец наконец начал бракоразводный процесс, хотя терзаем был противоречиями несколько лет, оборвал старые путы и отбыл на повышение в далекий якутский край.
Мы с братом решили лететь к батюшке на каникулы. Приземляясь в аэропорту Якутска, мы с братом радостно предвкушали посещение сакральных мест загадочного края. Встретив нас, родитель пояснил, что мы обязаны немедленно ехать на празднование настоящего Нового Года, столы накрыты, нас ждут, промедление подобно смерти и новому сроку Путина.
Мы выдвинулись на культовое место празднования — в заповедник. Давно заметила старинную забаву хомосов- создать заповедник, чтоб потом там самозабвенно пить, жечь костры, вырубать деревья, весело не переставая гадить, уничтожая все живое и распространять бациллы тлена и хаоса.
По гремящей музыке, огромным облакам пыли, нереальному количеству машин с мигалками и жуткому количеству пьяных, мы поняли, что сие и есть заповедник, и праздник — в разгаре.
Губернатор, мэр, вся депутатская братия, бизнесмены были облачены исключительно в камзолы национального колорита, народ был в диком восторге.
Трезвых людей в радиусе ста километров не наблюдалось. Высшее общество было представлено во всей красе — спикер якутского парламента, убивший жену, депутат того же парламента, расстрелявший трех человек на пикнике, и прочие вежливые люди.
Более остальных, национальному колориту соответствовала я — выжженные блондинистые волосы до задницы, босоножки на шпильке, джинсовые шорты в стиле “Кайли Миноуг”, белоснежный топ, похожий скорее на рваную тряпку, сразу понятно — журналистка . Манерно выйдя из джипа и рухнув в первую же грязную канаву, заботливо вырытую осветителями, я, не теряя реноме, тряхнула кудельками, недоуменно повела бедрами, и ледоколом двинулась к главному столу, где уже речь провозглашал один из министров.
Особая пикантность состояла в том, что текст по задумке вышестоящей братии требовалось говорить по-якутски, а так как товарищ не мог похвастаться наличием серого вещества и даже в трезвом уме и доброй памяти не мог изъясняться по-русски, то все это походило на русский бессмысленный и беспощадный рэп батл, нетрезвые сотоварищи по партии хихикали, журналисты нервно кусали губы, ибо персонаж был одним из тех, про кого не разрешают снимать “неправильные” сюжеты.
Министру было жарко в этом громоздком костюме, пунцовое лицо было в поту, стук сердца был слышен за соседним столом, но игра стоит свеч, объясниться в любви своему народу, чтоб потом выгрести из кармана народа последнее, дело святое. Его не смущал игривый настрой коллег, он, снедаемый алкогольными парами, на долю секунды уверовал в то, что является слугой народа, прослезился и начал говорить о том, что когда-то давно были недопонимания между нациями, и может кто-то там выхватывал за пятую графу в паспорте, но за давностью лет, все недопонимания напрочь стерлись и теперь все мы — одна большая дружная семья. Вообще — все прекрасно: пенсии и зарплаты растут неимоверно, у людей отличное настроение и цветущий вид, отменное здоровье, а ведь когда-то чиновникам противно и тяжко было смотреть на вопиющее социальное неравенство и блевать черной икрой, сношая топ-моделей в саунах.
Весь этот театр абсурда жутко утомил, хорошо, водитель отца вкратце обрисовал мне все части марлезонского балета — сначала поздравление от главных, ритуальный танец дев с юношами, кульминация — камлание шамана.
За столом я пафосно пробубнила, что являюсь вегетарианкой и передо мной тут же выросла тарелка с языками жеребят. Я гордо вышла из-за стола и продефилировала в сторону лошадей и оленей. Животные сатанели, в неподвижном положении они находились с пяти утра, дабы уменьшить биологические отходы, их не поили и не кормили, зато довольно фотографировались на их фоне. Разве есть на земле более эгоистичное, негармоничное животное кроме человека?
Я внимательнее присмотрелась к заповеднику — трава вытоптана, деревья спилены для удобного подъезда, земля разрыта, ибо для подсветки царственных особ потребовалось тянуть какие-то бесконечные кабели, неимоверное количество пустых бутылок, окурки, пользованная одноразовая посуда, многочисленные головешки от костров, выцветшие палатки.
Я продолжала отстранено бродить, наблюдая, как немигающей публике очередной пьяный вещун признавался в любви и на крови клялся отдать детей с женой в рабство и толкнуть на китайском рынке свою пропитую печень, но заветы Путина по нац. проектам в этом году исполнить, купить всем по пентхаусу и освободить население от уплаты налогов! Он, дескать, потрясен тем печальным фактом, что соплеменники его ютятся в домах революционной постройки, он от этого теряет потенцию и терпит невозможные страдания и поминутно огорчается, поэтическую душу постоянно терзает забота о всеобщем процветании, а величайшее свинство взяткоимцев и вопиющая непорядочность коллег заставляют думать, что покинет свой высокий пост нескоро, много работы, ох, много.
Потом выступал еще один видный полит. деятель, и еще, и казалось, им несть числа, все посылали народу воздушные поцелуи и клялись сделать следующий год волшебным. Каждый из этих замечательных людей покупал свой пост за серьезную сумму. Стояла и думала: «Как все-таки могущественны деньги, на них покупается не только должность, замки, дорогие побрякушки, а — громкая слава, репутация, это просто, ни дать-ни взять, волшебный эликсир, делающий из стареющего плешивого, обрюзгшего импотента «прекрасного , подтянутого интересного мужчину», из долговязой, несуразной, злобной косноязычной мадемуазели, «лучезарную нимфетку», из конченого подонка — почетное, «уважаемое политическое лицо». После наблюдений за бомондом снова захотелось прогуляться до парнокопытных.
Наконец, пламенные речи стихли, танцы завершились, на горизонте появилась фигура миниатюрной женщины в белоснежном костюме, по шепоту за спиной я поняла, это шаманка.
Люди начали суетиться, вставая в хоровод. Побросав выпивку, народ потянулся в центр поляны. Я ничего не понимала, но встала поближе, дабы узреть в деталях, во имя чего все всполошились. Шаманка явно была не тем, что подсовывают высоким гостям, встречая их в аэропорту или на всевозможных однотипных экскурсиях, где их воображение поражает жирное бесноватое существо, остервенело лупящее в бубен.
Шаманка зажгла костер, покормила духов и запела.
То, что вытворяла эта крохотная старушка, невозможно внятно описать. Люди в хороводах начали покачиваться, ситуация стала сюрреалистичной: земля будто плыла под ногами, транс в полном сознании, в голову сыпались какие-то обрывочные мысли, люди дышали и двигались в одном ритме.
Боковым зрением я увидела, что лошади и олени, бесновавшиеся на привязи, просто легли.
Через несколько минут Саина начала перемежать свое пение игрой на комусе и мне стало совершенно безразлично, что происходит вокруг. Закончив, старушка повернулась ко мне и строго сказала: «Подойди…»
Если бы тогда мне кто-то сказал, чем обернется эта встреча…