ОДНАЖДЫ В ХЛЕБЕ И ВИНЕ
7 июня, 2018 9:15 дп
Самвел Аветисян
Друзья,
одно крошечное издание просит у меня рассказ для сборника. Я предложил новеллу в стихах, написанную больше года назад. Редактор отвергла, посчитав опус пошловатым.
Рассудите нас.
ОДНАЖДЫ В ХЛЕБЕ И ВИНЕ
Плывут в тоске необъяснимой среди столов сугубо винных две незнакомые блондинки с глазами мутными, как льдинки.
— А где нам сесть? — надула губки та, что была в песцовой шубке, и вся ресницами порхая, своей тоски не объясняя, спросила менеджера зала.
— Придется подождать немного, по вечерам у нас тут строго. Бар переполнен до отказа, — ответил сомелье.
— Зараза!
— Садитесь! У меня свободно, — взмахнув рукою благородно, которой я держал бутылку, и выдав из себя улыбку, блондинок пригласил за стол.
Но незнакомки извинились, мол лишь намедни воротились в Москву из Дохи, где трудились на ниве рыночных активов — ну, всяких там деривативов и прочих биржевых бумаг. И потому, дождавшись часа и медленно пройдя меж пьяными, дыша духами и туманами, красотки сели у окна.
Я ж вновь нырнул в свои печали, где сквозь влюбленное вино увидел берег одичалый и дом покинутый давно, где умереть мне суждено, сперва измучившись, а после насладиться… Но насладиться не случилось. Вдруг гвалт и гогот приключились. Я обернулся — отличились мои недавние блондинки:
— Вы тут справляете поминки или торгуетесь на рынке? Здесь винный бар. Охолонитесь!
— А что Вы, как старик, бурчите? Вы лучше этого уймите, — вскипели гневом незнакомки и, вынув изо рта соломки, глазами ткнули на юнца, что зубоскалил без конца, — Нам кажется, он чужестранец.
— Да, кто? Вот этот голодранец? Слышь, парень, plug your mouth! This is a bar, not whorehouse. Where are you from? И где твой house?
— I’m from Turkey.
— From Turkey говоришь, засранец? Вино покажется вмиг горьким. И сколько можешь ты галдеть? I’m armenian, наглец. И Арарат вернем, запомни!
— Вы армянин? — воспряли дамы, — мы летом были в Ереване и вмиг влюбились в ваши храмы: Гехард, Гарни, Эчмиадзин.
— Так может сядете поближе, чтоб вечер не казался жиже? А то я пью совсем один — без третьекурсниц и без Зин.
— У Вас тут схвачено, без лести. И нам не повернуть с пути! Вы — мастер соблазнять и гуру фарисейства. Нам пересесть — что поле перейти. Поможете багаж перенести?
— Вина, шампанского или опять коктейли? И может что-то из еды? Вы прямо с трапа? В самом деле?
— Я буду граппу.
— Мы поели. А можно zin из Napa Valley?
— А что вы в Дохе потеряли? Что занесло в такие дали?
— Вы слышали про private banking? И Вам знакомо слово «картинг»? — съязвила та, чей красный бантик скрывал из силикона грудь.
— Картинг? Это про машины?
— Картинг — это про кредитки, — меня поправила вторая. Ее, зачем-то, звали Рая, — мы помогаем шейхам разным…
— Сопровождаем их по важным конгрессам, форумам, vip-party. В субботу в Абу-Даби, кстати, прием у шейха был в Хайяте.
— Эскортом рубите бабло? И кто ж тогда знаток в соблазне?!
— Не путайте соблазн с приязнью.
— Отнюдь. Я понимаю толк в разврате.
— Соблазн всегда был ухищреньем черта. Был искони соблазном зла. И он повсюду — в красоте, в уродстве. У Кьеркегора соблазнение — слабость. Вы часто соблазняете одну, имея целью соблазнить другую.
— Другую?
— И что так соблазнительней, скажите: искусно соблазнять иль уступать соблазну?
— А кто сейчас кого тут соблазняет?
— Кто слабостью другого обольщает. Ведь слабость придает нам мощь. Мы соблазнительны своею пустотой и жалкой уязвимостью да злой неотвратимой гибелью тупой.
— Давайте выпьем! Нас спасет запой…
Самвел Аветисян
Друзья,
одно крошечное издание просит у меня рассказ для сборника. Я предложил новеллу в стихах, написанную больше года назад. Редактор отвергла, посчитав опус пошловатым.
Рассудите нас.
ОДНАЖДЫ В ХЛЕБЕ И ВИНЕ
Плывут в тоске необъяснимой среди столов сугубо винных две незнакомые блондинки с глазами мутными, как льдинки.
— А где нам сесть? — надула губки та, что была в песцовой шубке, и вся ресницами порхая, своей тоски не объясняя, спросила менеджера зала.
— Придется подождать немного, по вечерам у нас тут строго. Бар переполнен до отказа, — ответил сомелье.
— Зараза!
— Садитесь! У меня свободно, — взмахнув рукою благородно, которой я держал бутылку, и выдав из себя улыбку, блондинок пригласил за стол.
Но незнакомки извинились, мол лишь намедни воротились в Москву из Дохи, где трудились на ниве рыночных активов — ну, всяких там деривативов и прочих биржевых бумаг. И потому, дождавшись часа и медленно пройдя меж пьяными, дыша духами и туманами, красотки сели у окна.
Я ж вновь нырнул в свои печали, где сквозь влюбленное вино увидел берег одичалый и дом покинутый давно, где умереть мне суждено, сперва измучившись, а после насладиться… Но насладиться не случилось. Вдруг гвалт и гогот приключились. Я обернулся — отличились мои недавние блондинки:
— Вы тут справляете поминки или торгуетесь на рынке? Здесь винный бар. Охолонитесь!
— А что Вы, как старик, бурчите? Вы лучше этого уймите, — вскипели гневом незнакомки и, вынув изо рта соломки, глазами ткнули на юнца, что зубоскалил без конца, — Нам кажется, он чужестранец.
— Да, кто? Вот этот голодранец? Слышь, парень, plug your mouth! This is a bar, not whorehouse. Where are you from? И где твой house?
— I’m from Turkey.
— From Turkey говоришь, засранец? Вино покажется вмиг горьким. И сколько можешь ты галдеть? I’m armenian, наглец. И Арарат вернем, запомни!
— Вы армянин? — воспряли дамы, — мы летом были в Ереване и вмиг влюбились в ваши храмы: Гехард, Гарни, Эчмиадзин.
— Так может сядете поближе, чтоб вечер не казался жиже? А то я пью совсем один — без третьекурсниц и без Зин.
— У Вас тут схвачено, без лести. И нам не повернуть с пути! Вы — мастер соблазнять и гуру фарисейства. Нам пересесть — что поле перейти. Поможете багаж перенести?
— Вина, шампанского или опять коктейли? И может что-то из еды? Вы прямо с трапа? В самом деле?
— Я буду граппу.
— Мы поели. А можно zin из Napa Valley?
— А что вы в Дохе потеряли? Что занесло в такие дали?
— Вы слышали про private banking? И Вам знакомо слово «картинг»? — съязвила та, чей красный бантик скрывал из силикона грудь.
— Картинг? Это про машины?
— Картинг — это про кредитки, — меня поправила вторая. Ее, зачем-то, звали Рая, — мы помогаем шейхам разным…
— Сопровождаем их по важным конгрессам, форумам, vip-party. В субботу в Абу-Даби, кстати, прием у шейха был в Хайяте.
— Эскортом рубите бабло? И кто ж тогда знаток в соблазне?!
— Не путайте соблазн с приязнью.
— Отнюдь. Я понимаю толк в разврате.
— Соблазн всегда был ухищреньем черта. Был искони соблазном зла. И он повсюду — в красоте, в уродстве. У Кьеркегора соблазнение — слабость. Вы часто соблазняете одну, имея целью соблазнить другую.
— Другую?
— И что так соблазнительней, скажите: искусно соблазнять иль уступать соблазну?
— А кто сейчас кого тут соблазняет?
— Кто слабостью другого обольщает. Ведь слабость придает нам мощь. Мы соблазнительны своею пустотой и жалкой уязвимостью да злой неотвратимой гибелью тупой.
— Давайте выпьем! Нас спасет запой…