Одна нога и двадцать медалей
9 мая, 2022 5:38 пп
Валерий Зеленогорский
Igor Brodsky поделился
Валерий Зеленогорский:
В День Победы.
Иван Денисович встал рано, дел накопилось много и с одной ногой, оставшейся после ранения, их сходу не переделаешь.
Он жил один, ветеран Великой Отечественной. Жена умерла давно, у него осталась одна нога, двадцать медалей, пенсия, самая большая в деревне. Вот, пожалуй, и все.
Газа не было, вода была в колодце на краю деревни. Триста шагов по тропинке на костылях с ведром давались ему так же тяжело, как и 65 лет назад, когда ему оторвало ногу. Тогда он дошел и упал без сознания, а потом привык, и сознания уже не терял. Ходил два раза в день: триста шагов туда, триста обратно, вместо физкультуры — так он убеждал себя, чтобы не отчаиваться. Зато подъем тарифов ЖКХ его не трогал, он не платил, не за что было.
Деревня была около Химок, недалеко, три километра от памятника защитникам Москвы. А он им и был, примерно в этом месте он защищал столицу, без винтовки — не хватило в суматохе, там ему и оторвало ногу.
Так он попал в свою деревню, там и остался, женившись на девочке, выходившей его.
Дороги до трассы никогда не было, домов мало, денег мало, все ушло на памятник защитникам. Иван Денисович не сетовал, он знал : «Родина слышит! Родина знает!..». Был доволен, что жив остался, другие вообще не дожили, а он, слава богу, еще скрипит.
Он сходил за водой, дополз, если точнее. Растопил печку, потом побрился старой, наполовину сточенной бритвой. Давно нужно было купить новую, но он решил, что на его век и этой хватит.
Достал из шкафа свой пиджак с медалями, осмотрел его — вроде неплохо. Надевал его он всего сорок раз, только на День Победы и один раз на похороны своей жены, голубушки, которая была для него второй ногой, и всем остальным. Повесив пиджак в шкаф, он принялся за завтрак.
Ветеран собирался на рынок: слышал он от людей, что в Химки — Ховрино есть рынок, который все называли «Просрочка» — товара навалом, цены умеренные. Хотел колбаски подкупить, сырку твердого, если повезет, то и тушеночки…. Собрался и побрел на трассу: всего три километра по бездорожью, дорога была знакомой, пятьдесят лет на нее не ступала нога дорожного рабочего, только трактор раз в месяц притаскивал автолавку, где двадцать старух и Иван Денисович покупали, как всегда, хлеб, сахар и кое-что по мелочи — крупы, соль да спички.
Добрел до трассы, удачно пришел, автобус приехал скоро, ему помогли влезть в него, и даже нашлось местечко возле окошка, он ехал и дивился новой жизни: последний раз он выезжал из деревни в поликлинику на комиссию пять лет назад, когда его вызвали выяснить, не выросла ли у него новая нога. «Не выросла», — констатировали врачи и отправили обратно .
За пять прошедших лет за окном, он увидел новую страну, по дороге ехали диковинные машины, сияли огнями города-магазины, на обочинах стояли веселые девушки, приветствующие проезжающих.
Иван Денисович радовался: встает страна с колен, сосредотачивается.
Вспомнил, как на прошлой неделе на лакированном тракторе-джипе к ним в деревню приехало телевидение, снимать репортаж по жалобе старух на отсутствие колонки в их деревне. Бабки выставили его с медалями у дальнего колодца.
Корреспондент пытался вытянуть из Ивана Денисовича общенародное возмущение, но Иван Денисович дураком не был, власть ругать не стал, сказал, все хорошо, спасибо за заботу.
Почему не жалуетесь, не судитесь, не отстаиваете свои права? — верещал юркий с микрофоном. Иван Денисович послал провокатора на три буквы и пошел домой с ведром, наполовину полным, он был оптимист, полное ведро на костылях он донести не мог.
Возле рынка он вышел, прошел к рядам, весь рынок был заполнен тухлой колбасой, сливками за прошлый месяц, сыром с натуральной плесенью и с запахом помойного ведра. А также покупателями — старыми людьми, покупающими этот товар для поддержания своей никому не нужной жизни.
Иван Денисович оторопел, увидев столько людей, копающихся в том, что когда-то было едой.
Он подумал, что после войны он не стал бы есть такую тухлятину, не смог бы, жена держала огород, было голодно, но есть падаль… Это уже слишком.
Он повернул назад, чтобы не видеть и не слышать рецепты, как из гнилого мяса, уксусом и марганцовкой сделать чудесный фарш, чем протереть сосиски, чтобы они не воняли и сколько варить говядину для борща, если ее еще не успели съесть черви.
Рядом с рынком он купил себе чекушку «Московской» и выпил здесь же, около крыльца, выпил за Победу, и поехал к себе, на рубеж обороны. Возле памятника он вышел и приготовился ползти в деревню, где жил вместе со своим народом.
Из Москвы слышался лязг гусениц могучей боевой техники: шли колонны возвращающихся с парада войск, могучей лавиной шли танки и ракеты.
Иван Денисович стоял на обочине, как когда-то, в далеком 41 году и плакал от счастья, он верил, что они и в этот раз Москву не сдадут, отстоят и оставят себе и внукам своим…
Валерий Зеленогорский
Igor Brodsky поделился
Валерий Зеленогорский:
В День Победы.
Иван Денисович встал рано, дел накопилось много и с одной ногой, оставшейся после ранения, их сходу не переделаешь.
Он жил один, ветеран Великой Отечественной. Жена умерла давно, у него осталась одна нога, двадцать медалей, пенсия, самая большая в деревне. Вот, пожалуй, и все.
Газа не было, вода была в колодце на краю деревни. Триста шагов по тропинке на костылях с ведром давались ему так же тяжело, как и 65 лет назад, когда ему оторвало ногу. Тогда он дошел и упал без сознания, а потом привык, и сознания уже не терял. Ходил два раза в день: триста шагов туда, триста обратно, вместо физкультуры — так он убеждал себя, чтобы не отчаиваться. Зато подъем тарифов ЖКХ его не трогал, он не платил, не за что было.
Деревня была около Химок, недалеко, три километра от памятника защитникам Москвы. А он им и был, примерно в этом месте он защищал столицу, без винтовки — не хватило в суматохе, там ему и оторвало ногу.
Так он попал в свою деревню, там и остался, женившись на девочке, выходившей его.
Дороги до трассы никогда не было, домов мало, денег мало, все ушло на памятник защитникам. Иван Денисович не сетовал, он знал : «Родина слышит! Родина знает!..». Был доволен, что жив остался, другие вообще не дожили, а он, слава богу, еще скрипит.
Он сходил за водой, дополз, если точнее. Растопил печку, потом побрился старой, наполовину сточенной бритвой. Давно нужно было купить новую, но он решил, что на его век и этой хватит.
Достал из шкафа свой пиджак с медалями, осмотрел его — вроде неплохо. Надевал его он всего сорок раз, только на День Победы и один раз на похороны своей жены, голубушки, которая была для него второй ногой, и всем остальным. Повесив пиджак в шкаф, он принялся за завтрак.
Ветеран собирался на рынок: слышал он от людей, что в Химки — Ховрино есть рынок, который все называли «Просрочка» — товара навалом, цены умеренные. Хотел колбаски подкупить, сырку твердого, если повезет, то и тушеночки…. Собрался и побрел на трассу: всего три километра по бездорожью, дорога была знакомой, пятьдесят лет на нее не ступала нога дорожного рабочего, только трактор раз в месяц притаскивал автолавку, где двадцать старух и Иван Денисович покупали, как всегда, хлеб, сахар и кое-что по мелочи — крупы, соль да спички.
Добрел до трассы, удачно пришел, автобус приехал скоро, ему помогли влезть в него, и даже нашлось местечко возле окошка, он ехал и дивился новой жизни: последний раз он выезжал из деревни в поликлинику на комиссию пять лет назад, когда его вызвали выяснить, не выросла ли у него новая нога. «Не выросла», — констатировали врачи и отправили обратно .
За пять прошедших лет за окном, он увидел новую страну, по дороге ехали диковинные машины, сияли огнями города-магазины, на обочинах стояли веселые девушки, приветствующие проезжающих.
Иван Денисович радовался: встает страна с колен, сосредотачивается.
Вспомнил, как на прошлой неделе на лакированном тракторе-джипе к ним в деревню приехало телевидение, снимать репортаж по жалобе старух на отсутствие колонки в их деревне. Бабки выставили его с медалями у дальнего колодца.
Корреспондент пытался вытянуть из Ивана Денисовича общенародное возмущение, но Иван Денисович дураком не был, власть ругать не стал, сказал, все хорошо, спасибо за заботу.
Почему не жалуетесь, не судитесь, не отстаиваете свои права? — верещал юркий с микрофоном. Иван Денисович послал провокатора на три буквы и пошел домой с ведром, наполовину полным, он был оптимист, полное ведро на костылях он донести не мог.
Возле рынка он вышел, прошел к рядам, весь рынок был заполнен тухлой колбасой, сливками за прошлый месяц, сыром с натуральной плесенью и с запахом помойного ведра. А также покупателями — старыми людьми, покупающими этот товар для поддержания своей никому не нужной жизни.
Иван Денисович оторопел, увидев столько людей, копающихся в том, что когда-то было едой.
Он подумал, что после войны он не стал бы есть такую тухлятину, не смог бы, жена держала огород, было голодно, но есть падаль… Это уже слишком.
Он повернул назад, чтобы не видеть и не слышать рецепты, как из гнилого мяса, уксусом и марганцовкой сделать чудесный фарш, чем протереть сосиски, чтобы они не воняли и сколько варить говядину для борща, если ее еще не успели съесть черви.
Рядом с рынком он купил себе чекушку «Московской» и выпил здесь же, около крыльца, выпил за Победу, и поехал к себе, на рубеж обороны. Возле памятника он вышел и приготовился ползти в деревню, где жил вместе со своим народом.
Из Москвы слышался лязг гусениц могучей боевой техники: шли колонны возвращающихся с парада войск, могучей лавиной шли танки и ракеты.
Иван Денисович стоял на обочине, как когда-то, в далеком 41 году и плакал от счастья, он верил, что они и в этот раз Москву не сдадут, отстоят и оставят себе и внукам своим…