Очень хотелось голубцов
19 мая, 2021 8:42 дп
Валерий Зеленогорский
Igor Brodsky поделился
Валерий Зеленогорский:
ДЯДЯ МИША ЛЕВИН
Сергеев стоял у прилавка модного гастрономического бутика и смотрел на голубцы.
Голубцы манили, как раньше девушки. Купить продукт он мог, но не знал, как его довести до употребления. Жена была на даче, он никогда не готовил – мама не пускала своих мужчин на кухню, не терпела их на своей заветной территории, только за накрытый стол можно было сесть. Жена тоже исповедовала эту философию, считала мужчину в фартуке и с руками в муке или с шумовкой, пробующего кипящий суп, просто п*****стом.
Очень хотелось голубцов, и Сергеев решился, купил упаковку маленьких и хорошо завернутых в капусту параллелепипедов. Через капустный лист просвечивал розовый фарш. Он зажмурился от предполагаемого удовольствия и понес полуфабрикат домой.
Звонить жене и спрашивать, как тушить их, он не мог, она бы сразу вызвала карету из института Сербского или приехала бы и нарушила священную трапезу.
Он сразу вспомнил дядю Мишу, соседа по дому в далеком детстве. Дядя Миша дружил с папой, но дружбу потерял из-за варенья из райских яблочек.
До своего падения дядя Миша был борцом классического стиля и тренировал секцию в школе Сергеева. Коротконогий мужик с бычьей шеей, он ходил по школе в спортивных штанах и в майке, на шее висел свисток.
Годам к пятидесяти он перенес инфаркт и ушел из школы на инвалидность, сел дома и стал сходить с ума от безделья.
Его жена работала, и потихоньку он стал заниматься домашним хозяйством: сначала просто ходил в магазин, потом начал стирать, дальше – больше.
Когда он позвонил маме Сергеева, чтобы уточнить рецепт творожного торта, папа на неделю перестал с ним разговаривать – он презирал таких мужиков.
Потом дядя Миша начал мыть окна и стирать шторы, его жопа красовалась на подоконнике, и мужики во дворе показывали на него пальцем и крутили головами с вопросом, а не сошел ли он с ума.
Вечерами он торчал в окне в бабском переднике на голое тело, во рту виднелся единственный зуб, он поджидал папу, чтобы перекинуться словами о футболе, который оба любили.
В тот день дядя Миша варил в огромном медном тазу варенье из райских яблочек, которые все называли китайскими. Редкая дрянь и на вкус, и на вид, вспомнил Сергеев.
Папа шел через двор, дядя Миша торчал в окне, облизывая ложку, которой снимал пенку с бурлящего варенья.
Дядя Миша окликнул его и что-то спросил. Папа Сергеева, серьезный мужчина, начал излагать, и тут дядя Миша увидел, что варенье выкипает. Он сказал папе: «Подожди, я сделаю огонь поменьше» – и убежал на кухню. Папа был оскорблен: его друг, борец, стоит в бабском переднике, без зубов, которые он перестал надевать, и варит варенье.
Он вошел в дом и больше с дядей Мишей не разговаривал.
Сергееву участь дяди Миши не грозила – папа давно уже с ним не разговаривал, он лежал на кладбище, раздавленный гранитной плитой с цифрами начала и конца. С женой Сергеев тоже давно не разговаривал – они прожили достаточно, чтобы понимать друг друга без слов, все уже давно было сказано, а то, что хотелось сказать вслух, не произносят.
Он вспомнил, как мама это делала: почистил морковку и лук и поставил тушить свои голубчики.
Через пару часов на медленном огне они поспели.
Он взял чистую тарелку и выложил их, полил сметаной, достал бутылку водки и припасенное с вечера пиво и начал, обливаясь слюной.
За этот стол, накрытый своим руками, никаких денег не хватит. В одних трусах он восседал на своей кухне, где не было рядом смотрящих в рот официантов и людей за соседними столами. Пошло, как в песне: рюмочка за рюмочкой, кусочек за кусочком. Медленно, не торопясь, он выпил за папу, за дядю Мишу и еще штук пять ни за кого, просто так, под голубцы, оказавшиеся замечательными.
Он наелся, как удав, и пошел спать, пьяный и умиротворенный.
Во сне он увидел лавочку в парке, где мирно сидели молодые папа и дядя Миша. У папы опять была шевелюра, которую он потерял молодым, а дядя Миша сиял белыми зубами. Они болтали и смеялись. Сергееву от этой картинки и во сне стало хорошо.
Валерий Зеленогорский
Igor Brodsky поделился
Валерий Зеленогорский:
ДЯДЯ МИША ЛЕВИН
Сергеев стоял у прилавка модного гастрономического бутика и смотрел на голубцы.
Голубцы манили, как раньше девушки. Купить продукт он мог, но не знал, как его довести до употребления. Жена была на даче, он никогда не готовил – мама не пускала своих мужчин на кухню, не терпела их на своей заветной территории, только за накрытый стол можно было сесть. Жена тоже исповедовала эту философию, считала мужчину в фартуке и с руками в муке или с шумовкой, пробующего кипящий суп, просто п*****стом.
Очень хотелось голубцов, и Сергеев решился, купил упаковку маленьких и хорошо завернутых в капусту параллелепипедов. Через капустный лист просвечивал розовый фарш. Он зажмурился от предполагаемого удовольствия и понес полуфабрикат домой.
Звонить жене и спрашивать, как тушить их, он не мог, она бы сразу вызвала карету из института Сербского или приехала бы и нарушила священную трапезу.
Он сразу вспомнил дядю Мишу, соседа по дому в далеком детстве. Дядя Миша дружил с папой, но дружбу потерял из-за варенья из райских яблочек.
До своего падения дядя Миша был борцом классического стиля и тренировал секцию в школе Сергеева. Коротконогий мужик с бычьей шеей, он ходил по школе в спортивных штанах и в майке, на шее висел свисток.
Годам к пятидесяти он перенес инфаркт и ушел из школы на инвалидность, сел дома и стал сходить с ума от безделья.
Его жена работала, и потихоньку он стал заниматься домашним хозяйством: сначала просто ходил в магазин, потом начал стирать, дальше – больше.
Когда он позвонил маме Сергеева, чтобы уточнить рецепт творожного торта, папа на неделю перестал с ним разговаривать – он презирал таких мужиков.
Потом дядя Миша начал мыть окна и стирать шторы, его жопа красовалась на подоконнике, и мужики во дворе показывали на него пальцем и крутили головами с вопросом, а не сошел ли он с ума.
Вечерами он торчал в окне в бабском переднике на голое тело, во рту виднелся единственный зуб, он поджидал папу, чтобы перекинуться словами о футболе, который оба любили.
В тот день дядя Миша варил в огромном медном тазу варенье из райских яблочек, которые все называли китайскими. Редкая дрянь и на вкус, и на вид, вспомнил Сергеев.
Папа шел через двор, дядя Миша торчал в окне, облизывая ложку, которой снимал пенку с бурлящего варенья.
Дядя Миша окликнул его и что-то спросил. Папа Сергеева, серьезный мужчина, начал излагать, и тут дядя Миша увидел, что варенье выкипает. Он сказал папе: «Подожди, я сделаю огонь поменьше» – и убежал на кухню. Папа был оскорблен: его друг, борец, стоит в бабском переднике, без зубов, которые он перестал надевать, и варит варенье.
Он вошел в дом и больше с дядей Мишей не разговаривал.
Сергееву участь дяди Миши не грозила – папа давно уже с ним не разговаривал, он лежал на кладбище, раздавленный гранитной плитой с цифрами начала и конца. С женой Сергеев тоже давно не разговаривал – они прожили достаточно, чтобы понимать друг друга без слов, все уже давно было сказано, а то, что хотелось сказать вслух, не произносят.
Он вспомнил, как мама это делала: почистил морковку и лук и поставил тушить свои голубчики.
Через пару часов на медленном огне они поспели.
Он взял чистую тарелку и выложил их, полил сметаной, достал бутылку водки и припасенное с вечера пиво и начал, обливаясь слюной.
За этот стол, накрытый своим руками, никаких денег не хватит. В одних трусах он восседал на своей кухне, где не было рядом смотрящих в рот официантов и людей за соседними столами. Пошло, как в песне: рюмочка за рюмочкой, кусочек за кусочком. Медленно, не торопясь, он выпил за папу, за дядю Мишу и еще штук пять ни за кого, просто так, под голубцы, оказавшиеся замечательными.
Он наелся, как удав, и пошел спать, пьяный и умиротворенный.
Во сне он увидел лавочку в парке, где мирно сидели молодые папа и дядя Миша. У папы опять была шевелюра, которую он потерял молодым, а дядя Миша сиял белыми зубами. Они болтали и смеялись. Сергееву от этой картинки и во сне стало хорошо.