«Ну и пошли вы тогда на фиг, не буду я помирать!..»

…На приземлении лётчик «БелАвиа» сообщил, что погода в Минске хорошая. Развивая эту бодрую мысль, он добавил: «Цэмпература паветра два градусы выша за ноль». Однако на поле у меня сложилось впечатление, что эти «два градусы» были сильно «нижа за ноль». Не уверен, что правильно передаю речь капитана. Как услышал, так и запомнил. Тем более, с таким «паветрам» я в том Минске чуть последние мозги не отморозил.

Вообще, глобальное потепление в последнюю зиму меня чуть не доконало. Зима, которую нам выдали с октября по июнь и которая ещё неведомо закончилась ли, вот она мне совсем не понравилась. Если оно и дальше так же глобально теплеть собирается, то как бы, на радость иностранцам, белые медведи действительно по Москве не зашмыгали. Лично меня не на шутку удручает то, что вытворяет с погодой вышедший из-под общественного контроля и окончательно распоясавшийся кровавый кремлёвский режим. Я даже подумал, а не передать ли нам весь этот Когалым по цепочке в Зимбабве? Там, по слухам, негры от жары совсем одурели, пусть посидят в нормальных условиях, чо! И им хорошо, и нам, глядишь, зашибись будет!

Но это я отвлёкся. А там, в Минске, меня в очередной раз подвёл разум. Ну, в смысле, это я считаю, что обладаю им. Просто ничего другого и близко нету, приходится так обзывать то, что имеется и, соответственно, этим же и пользоваться. Самое фиговое — он у меня неотключаемый. То есть, вот невозможно, например, переткнуть штекер на интуицию и какое-то время пользоваться только ею. Стоит попробовать, как тут же слышишь: «Ну-ну, отключи, попробуй. Ты ж без меня сразу упадёшь. Или описаешься. Или ещё чего-нибудь. И вообще, кто тебе сказал, что у тебя есть интуиция?»

В общем, приходиться жить именно разумом, а не чувствами. А он такие советы выдаёт, что плакать хочется. Я в Сеуле сел в метро и собрался куда-то поехать. А все названия иероглифами. У меня тогда с разумом диалог произошёл.

— Что делать будем? — спросил я.
— Ехать будем, — буркнул он.

(А по голосу чувствую, он и сам не знает что делать).

Я его спрашиваю:
— Как ехать-то?! Куда?! Я ж тут ни одного названия станции прочесть не в состоянии!

А он поскрипел чем-то и говорит:
— Всё равно ехать надо. Читать необязательно. А станцию потом объявят.

Ну, объявили. По-корейски. Шо, сильно мне это помогло? А других советов он почему-то не даёт и в этот раз тоже ничего не придумал. Давай, давай, говорит! Ну, и что, что тут холодно, зато в Голландии тепло будет! Это ж Голландия! — там тюльпаны, селёдка и конопля. От одного того, что все коноплю курят, такая жара стоит, что в трусах по палубе носиться будешь. Летим!

Ну, и полетели. Из «Нациянальны Аэрапорт Мiнск» в «нациянальны аэрапорт» Schiphol. На месте, правда выяснилось, что в Голландии тоже не намного «выша за ноль», чем в Белоруссии. А ещё надо было понять, как лучше добраться до места стоянки экспедиции. Андрей прислал смс: «Приезжай в Harlingen». Я пошёл в Avis, решив, что доберусь до Фрисландии на машине. Тут же Европа! В любом месте заправка, в каждой дыре — rent-a-car! Загнал машину за первый попавшийся сарай, кинул ключ в ящик с надписью «Ящик для ключей» и гуляй!

Как бы не так! Выяснилось, что и в Голландии есть такие дыры, где про rent-a-car известно не больше, чем у меня на Хуторе.

Самая дешёвая задрыга в день стоила 150 евро. Плюс её надо было потом заправить. Плюс страховка. Выходило уже за двести. И обнаружилось, что в Harlingen я, конечно, доехать могу. Там мне не возбраняется обнять друзей, закусить селёдкой, но после этого машину придётся отогнать за 25 вёрст от гавани, там её сдать и уже чем-нибудь более дешёвым вернуться обратно.

Такая логистика мне совсем не понравилась и я пошёл в сторону электричек. На дворе стоял чудесный Dinsdag 2 Mei 2017.

Из бумажки Mogelijke Reistijden выяснилось, что поезда на Harlingen ходят каждые полчаса, а стоит это всего 27 евро. На часах было 12.35. Мне посоветовали следующий поезд, который отправлялся в 13.04. Я взял билет и уже было собрался идти пить пиво, как на всякий случай решил выяснить, будут ли в пути пересадки. В кассе на этот счёт ничего не сказали и я обратился в будку с надписью Train Info.

Тётка в будке посмотрела на меня так, будто я пришёл к ней за колбасой.

— Кто тебе продал эти билеты? — спросила она таким голосом, которым в других местах спрашивают: «На что жалуетесь, больной?»

Я засуетился:
— Как кто?! В кассе дали! Не сам же я его нарисовал! Вот — Harlingen, вот — reistijden. В 13.04, а что?

Тётка ещё раз покрутила билет туда-сюда и вздохнула:

— Продают сами не знают что… Поезжай на том, который в 12.34, твой отменили, а касса ничего не знает.
— Так шо? Уже не mogelijke?
— Хуже! Даже не reistijden.
— А вы откуда знаете?
— Так я ж — Train Info!
— Так какие 12.34, если уже 12.40!
— А он опаздывает.
— Ну вот! — сказал я. — А такой, казалось бы, хороший Dinsdag 2 Mei 2017 намечался!
— Не умничай! — заметила тётка. — Руки в ноги и uitstappen отсюда на Spoor 2, может, успеешь.

«Европа!» — подумал я, послушно выполняя uitstappen на второй spoor.

…Поезд шёл среди сплошных ветряков, заливов, каналов, разводных мостов и шлюзов. Заглядевшись в окно, я не заметил как в проходе нарисовалась барышня с поясом шахида.

— Hoe gaat het? — дружелюбно спросила белобрысая моджахедка.
— Heel goed… — осторожно ответил я, разглядывая её наряд.

Пояс шахида был, как ему и положено, у барышни на поясе, но, при ближайшем рассмотрении, оказался набит не взрывчаткой с гвоздями, а бутылками воды, колы, печеньками, жвачкой и ещё не пойми чем. Пошарив по подсумкам, я выбрал кофе. Вообще-то, на тот момент я пил виски, жизнь начинала складываться и кофе особо не хотелось, но было интересно, откуда она возьмёт горячую воду. А барышня, одной рукой высыпав кофе в стаканчик, сунула другую назад, мурлыча выхватила откуда-то из собственной попы длинный шланг, напрудила мне кипятку, после чего лихим будённовским движением снова вогнала шланг в попу как в ножны. Такая прям загадочная! И главное, я так и не понял, что там и как у голландок устроено: она от меня спиной уходила, не разглядел.

Так она меня потрясла, что я вот, знаете, решил: буду помирать, склонятся надо мной «комиссары в пыльных шлемах», я им скажу: «А вы можете со своими саблями как она со шлангом? Не можете, да? — ну и пошли вы тогда на фиг, не буду я помирать!»

…Reistijden сообщил, что на Leeuwarden я должен за 5 минут пересесть с одного поезда на другой. Для этого потребовалось найти на перроне жёлтый столб компании NS-Intercity, ткнуть в него билетом, потом найти синий столб компании Arriva и приложиться уже к нему. И не забыть оverstap op zelfde perron, spoor 3, чтоб ехать дальше. В метаниях между синими и жёлтыми столбами я чувствовал себя каким-то потерявшимся бандеровцем.

Причём, синий столб сначала меня вообще не воспринимал. Не пищал, не гавкал, не светился. Я облазил его со всех сторон, тыча билетом всюду, куда хватало ума. В конце концов я даже заподозрил, что это, видимо, специальный молельный столб некой неизвестной мне религии, но тут проходящий мимо дядька сунул в него бычок и я понял, что это пепельница.

…В поезде Arriva был wifi, а среди пользователей — некий «iPhone van Оля». Я решил, что я ничем не хуже van Оли, быстренько зарегистрировался под именем Van Der Филя и покатил дальше, чувствуя себя настоящим «малым голландцем». Весь путь до Harlingen Нaven занял у меня «2 uur 37 minuten». Поезд пришёл прямо к причалу, где, пришвартованные лагом друг ко другу, стояли две наших лодки, два плоскодонных гафельных аака постройки конца XIX века — трёхмачтовый Novel и двухмачтовый Waterwolf.

Неподалеку, в ангаре у самого берега, чокнутые голландские пенсионеры строили копию корабля Витуса Беринга. Вот просто так: собрались пенсионеры и давай себе корабль городить. Без портвейна с валидолом, без домино, без окучивания картошки на шести сотках, без беганья по собесам и поликлиникам, без криков «как прожить на такую пенсию?!» и даже без вздохов о том, что при Вильгельме Оранском «бабы моложе были». Тюкают себе топорами, жужжат пилами и судачат о том, как приятно будет «по холодку» отдохнуть на Новой Земле. Я совершенно не исключаю, что в один прекрасный день они и вправду ломанутся в Баренцево море. С них, с таких, станется.

Хотя, с другой стороны, построили ж голландцы двадцать лет назад реплику знаменитого галеона «Batavia» и только потом сообразили, что никто в наши дни толком не знает, как этой штукой управлять. Так и стоит теперь облупленный галеон у причала в городе Lelystad.

В XII Архипелагскую Экспедицию, как называлось наше путешествие по Фрисландии, набралось сорок человек. Кто, как я, — в одиночку, кто — парами. Строго говоря, это плавание было не совсем морским: Waddenzee, оно же Wattenmeer — это внутреннее море, отделённое от Северного цепочкой Фризских островов. Сами голландцы называют его словом «озеро», ну, а я, сообразуясь с российскими политическими реалиями последних лет, называл Wattenmeer просто Морем Ватников.

Поначалу разговоры команды мне совсем не понравились. Насторожило, что то один, то другой спрашивали друг у друга: «У тебя попа всё ещё болит?» — «Ещё как болит! И зачем я, старый дурак, только соглашался!» — «И у меня болит, сил нету…» А при этом хорошие, вроде, люди. Взрослые. Образованные. Состоявшиеся. С детьми. А тут такое! И все как один поминали при этом какого-то Тесселя.

«Ах ты, страсти господни! — перекрестился я, сразу вспомнив электричку и девушку со шлангом. — Вот правильно всё у нас про эту гейропу говорят! Не успели, глянь, выехать за границу, как сразу в блуд потянуло! Попы у них болят, блин! О, господи! Да и Тессель этот гигант какой-то, если его одного на них на всех хватило…»

Мысленно поблагодарив Всевышнего с Андрюхой Шарковым за то, что мне досталась одноместная каюта, я решил крепко закрываться на ночь, при каждом подозрении громко читать «Отче наш» и вообще ни к кому не поворачиваться спиной, чтоб случайно не лишиться этой… как её… духовности, в общем.

К счастью, на второй день выяснилось, что это было не совсем то, что я вообразил: Тессель оказался островом, а попы народ себе отбил, катаясь по этому самому неровному Тесселю на велосипедах. «Вот что крест животворящий с сознанием вытворяет! — с досадой подумал я о собственных подозрениях. — Не избраться ли мне в Думу с такими мыслями?..»

…Утром 3 мая мы покинули Harlingen и отправились в Urk. Море Ватников — оно мелкое. Ватты — это вообще такие участки мелководья, которые то затопляются, то осушаются в зависимости от прилива или отлива. Поэтому и ходят здесь на плоскодонках, компенсируя отсутствие киля большими бортовыми швертами (или шверцами), опускаемыми с подветренного борта.

Сесть на мель в этих местах можно «на раз-два», а мы так вообще сели «на раз». И фраза про «не раскачивать лодку» здесь актуальна в том смысле, что будешь раскачивать — втопчешь её в дно. Правда, такую дуру, как наш аак, если чем и можно раскачать, так не иначе как танком. Пока мы куковали в ожидании прилива, команда второй лодки ошвартовалась в ближайшей деревне, выбралась на берег и отправилась лакомиться селёдкой. Мы, глядя на них, только облизывались и злобно зыркали в сторону собственного капитана. Ситуация очень напоминала кинокартину «Волга-Волга» с её знаменитым «Я тут все мели знаю, вот это — первая, а вот вторая».

…Раньше ааки использовались как грузовики. Сейчас их переделали и катают на них ненормальных, которым нравится платить деньги за то, чтоб день деньской носиться по палубе, тягать верёвки и вообще получать наслаждения не всегда совместимые с жизнью. От гиков с гафелями тут только успевай уворачиваться.

Хором выбирать канаты, поднимать и опускать старинные паруса, брасопить реи с помощью лебёдки Джарвиса я научился ещё на клипере Stad Amsterdam. А после пяти дней на лодке Waterwolf выводы могу сделать уже окончательные: хотите знать, что такое счастье? — тогда добро пожаловать на классические голландские парусники. Не в том смысле, что оно прячется от вас именно в гафельном такелаже. Как раз наоборот: после всех этих гафель-гарделей и дирик-фалов лёгкой забавой покажется управление обычной современной яхтой или катамараном. И вот от осознания этого факта, вместо всего того, что неожиданно, но почему-то постоянно подкрадывается на историческом корабле, к вам наконец наведается ваше долгожданное счастье.

Не просто ж так мореходы прошлого были никакими не романтиками, а всего лишь несчастными неудачниками. Не выбился в разбойники, не смог стать алхимиком и даже чудесная вакансия городского палача прошла мимо тебя? — вперёд в море, looser! А основываясь на личном опыте и воспоминаниях, я теперь с уверенностью могу утверждать: известная всем и уже довольно заезженная фраза изначально звучала так — «В доме моряка не говорят о верёвках»…

…Первые город, куда мы пришли, был Urk. Говорят, местные урки поражены какой-то такой тяжёлой формой протестантизма, которая предписывает им молчать по воскресеньям. Во все остальные дни, насколько я заметил, разговорчивостью они тоже не страдают. То ли дело — православный человек! Он с тобой и проговорит до утра, и морду тебе набьёт и выпьет с тобой после этого. А, главное, всё сделает от души. Искренне. С лучшими намерениями. Потом, правда, пожалеет об этом, но это потом.

На православного всегда можно рассчитывать. Или, как минимум, его можно развести или обдурить. Мне на лодке один человек рассказал, как они с женой в Болгарии нашего батюшку встретили.

Идём, говорит, по улице, подходит чучело в рясе и обращается: «Дети мои! А как бы мне отсюда до Царьграда добраться?». «До Стамбула, что ли?» — спрашиваем. Нет, говорит, какой ещё Стамбул! До Царьграда. Стамбул — это всё наносное, это нам за грехи дадено. И святую Софию у нас турки за грехи умыкнули. А в ком вера сильна — тому и грех не страшен. Так что, мне в Царьград, а в Стамбул я ни за какие коврижки не поеду.

Мы говорим, ну, иди вон, дядь, на автобусную станцию, только, когда билет покупать будешь, про Царьград свой помолчи всё-таки. А он говорит, не могу, мол: и так турки эти всю мою христолюбивую душу Стамбулом своим вымотали с 1453 года, дак вы хотите, чтоб я обратно им пятки целовал?! Не выйдет ничего у вас.

Помолчал, а потом говорит. Есть, говорит, выход. Я тут пока пострадаю в тенёчке, а вы уж сбегайте до вокзала и купите мне билет. Вам же про Стамбул не запрещено, это ж только у меня от этого слова инфаркт может случиться.

Ну, пошли мы, купили ему билет. За свои, понятно, деньги. Возвращаемся, отдаём, а он на билет глянул и говорит: «Три часа ещё до отправления. Отчего бы вам, овцы вы мои заблудшие, не покормить духовного пастыря в приличном месте? Ну, так, чтоб у ресторана по Michelin хотя бы пара звёзд была»…

Повели мы его, блин, жрать. Нагрёб он себе устриц, икры на булку намазал и говорит: «Надо бы святому человеку перед дальней дорогою хорошего вина выпить». Вот, говорим, Balkan Chardonnay — и хорошее и не сильно дорогое. Он говорит, то что дорогое, я не переживаю, это ж вы меня пригласили, значит, вам и платить. Я вот про другое думаю: я тут божьим промыслом у них Montepulciano d’Abruzzo увидел 1956 года. Вот его и выпью. Про цену вы мне даже не говорите — это всё ваши мирские дела, я этого ничего и знать не хочу.

Попробовали мы было отвертеться. Батюшка, говорим, так Montepulciano ваше — оно ж красное, куда его под устрицы-то?! А он так вздохнул, пригорюнился и говорит: «Знали бы вы, какую тяжёлую жизнь я прожил. Откуда мне в таких тонкостях разбираться? Я ж не аристократ какой. Я всю жизнь в бедности, на хлебе с квасом. Иногда и до лебеды доходило. Так что, берите Montepulciano, переживу как-нибудь. Какая Господу разница — устрицы не устрицы…»

Мы вообще-то в тот день шли жене сумку покупать. Дорогую, в общем. А дядька этот нам в три сумки встал. Слава богу, хоть в Царьград свой уехал, а то, может, и квартиру бы продавать пришлось. Зато теперь точно знаем: в ком вера сильна, тому грех не страшен…

…Хоть XII Архипелагская и называлась «В Голландию с Петром Первым», в домик-музей царя в Заандаме я не пошёл. Петра этого я терпеть не могу, а про то как он в Голландии «учился» и как его, невменяемого, вечно с берега на борт заносили, лучше читать не у Алексея Толстого, а в европейских документах тех времён.

В Заандам Waterwolf и Novel вошли через шлюзы. Мы, собственно, постоянно ходили через них и я даже не представляю, сколько голландцы тратят денег на поддержание и чёткое функционирование этих сооружений. Только что над тобой пролетали машины и вдруг движение останавливается, мост разводится и ты снова выходишь на чистую воду. Всех делов — от разведения моста, прохода судов и восстановление сухопутного движения — минут на десять, не больше.

По Амстелю мы шли через главный город страны. Вечером остановились практически в его центре. Не на Herren-Gracht, конечно, но тоже в неплохом месте. И с чего-то после вечернего рома разговор зашёл про «Летучий Голландец» и про таинство исчезновения экипажа «Марии Целесты». Часов в шесть утра я отправился в каюту и уснул, убаюканный сладкими обещаниями одной барышни. Ничего предосудительного она мне не обещала, но клялась, божилась и давала зуб, что на утро будут оладушки.

Меня всю жизнь обманывают чиновники. И при этом я продолжаю верить наиболее обаятельным из них. На этот раз снова был наказан. Та девушка, что клялась зубом, была из Газпрома, хотя лучше б она была из стоматологии. Газпрому доверять и так-то нельзя, а уж на море — особенно.

…Ночью мне снились всякие тревожные сны. Никаких оладушек в них не было. Зубов тоже. И Газпрома не было. Зато был «Летучий Голландец», на котором покойники почему-то распивали не ром, а водку «Пять Озёр». И была «Мария Целеста», где по безлюдной палубе ветер гонял обрывки парусов.

Но самый странный сон был не про это. Я на сегодняшний день уже всех знакомых психоаналитиков этим своим видением замучал. Но ни они его разгадать не в состоянии, ни я сам не понимаю, за что оно мне такое.

Снится, мне, короче, выездное заседание «Ассоциации…» …нет, вот вы сейчас, пожалуйста, повнимательнее! — вдруг кто догадается, про что это было!.. Итак, снится мне заседание знаете чего? — «Ассоциации Аукающих в Казахской Степи»!!! Логического объяснения я этому сну не вижу: какой дурак аукает в степи?!! Но что приснилось — то приснилось.

И подробненько так, главное! Типа, сидим мы такие все из себя аукающие возле какой-то юрты и ведём очередное выездное заседание. Председатель рассказывает, кто и сколько аукал за отчетный период, приводит справки по регионам степи, докладывает, кого проверяющие органы застали неаукающими и какие им за это последовали санкции. В принципе, говорит председатель, аукаем мы в целом неплохо, конкурирующую с нами Ассоциацию Аукающих Пустыни Гоби уже переаукали, но определённые недочёты и промахи, тем не менее, есть и с ними надо бороться. Потом каждому выдают план на новый квартал и разводят по точкам ауканья. Страшное, в общем, дело!

Психоаналитики с психологами мне сразу объяснили, что такие сны — не их профиль, что это чистой воды клиника, что не исключены рецидивы ауканья в хронической форме, и что мне следует немедленно обратиться напрямую к бригаде психотерапевтов первого попавшегося дурдома, даже не тратя драгоценное в моём случае время на бессмысленные визиты к психиатрам.

Но эти советы я получил уже потом, после Голландии, в Москве. А тогда, в Амстердаме, проснувшись поутру и выползя из каюты, я обнаружил, что весь народ куда-то делся. Не было никого. Вообще никого. Не было даже покойников, как на «Летучем». Все пропали, подобно команде «Марии Целесты».

Я пошёл искать оладушки, с ночи обещанные Газпромом. На столе стояла всего одна тарелка. И в ней лежала только одна оладья, сгоревшая до того, что из неё уже начал сам собой выделяться активированный уголь. Я ещё какое-то время пялился на эту гастрономическую «чёрную метку», потом очередной раз с горечью напомнил себе о том, как российский чиновник относится к народу, почувствовал себя народом и, глотая слёзы, полез на палубу.

…Наши ааки стояли у набережной, как обычно, привязанные лагом друг ко другу. Капитаны калякали друг с другом не то по-фламандски, не то по-фризски, а их помощники дразнили корабельную собаку. Потом капитаны разом подхватились и решили переместиться куда-то дальше по Амстелю. Они даже не стали развязываться. Завели один на двоих движок и, как были в связке, так и пошли вниз по реке, что впоследствие, когда команды вновь объявились на борту, дало кому-то повод сказать: «А рассказывают, что Фила сегодня катали по Амстердаму на одномоторном пятимачтовом катамаране!..»

Когда, налюбовавшись царской халабудой, из Заандама вернулись люди, выяснилось, что не один я чуть было не сошёл с ума прошедшей ночью. Пока народ что-то выпивал и закусывал селёдкой, по палубе резво расхаживал чем-то потрясённый Андрей Шарков.

— Понимаете, — объяснил собравшимся Андрюха, — если меня ещё раз так разбудят, как сегодня, то я больше вообще могу не проснуться.

Экипажи с торчащими изо ртов селёдочными хвостами, заинтересованно подтянулись поближе.

— Да проснулся я как-то неправильно, — пожаловался Андрей. — Катя включает свет — прямо в глаза, как в гестапо, суёт мне зубы стакан воды и говорит: «Вставай немедленно! У нас вода с электричеством закончились!» Ещё раз! — в глаза свет, в зубы воду. То есть то, чего у нас нету. У меня даже не когнитивный диссонанс наступил. Со мной чуть пипец не случился!

Селёдочные хвосты возмущенно развернулись в сторону Кати, но та, почуяв неладное, уже унеслась вниз, в салон, объяснять кому-то, чем «фа-бемоль» отличается от ноты «ми».

…XII Архипелагская Экспедиция Русского Крейсерского Клуба завершилась в городке Enkhuizen. Оттуда я добрался в Schiphol и улетел на Адриатику.

Люди, к которым я приехал, деловито выращивали свиней и нетерпеливо ждали сезона созревания киви.

— Почему именно киви? — удивился я.
— Потому, что свиньи киви любят, — ответили мне. — У нормальной свиньи киви — главный продукт. Свинье киви, что блондинке — Lexus. У неё такой жор наступает, только успевай ветки трясти.

Я вздохнул. Мне вспомнились свиньи моего родного Хутора, которые не то что киви — ананаса в жизни не видели. Всю дорогу на ботве да крапиве. А эти, гляди-ка, гурманы какие, оказывается!..

…Отогревшись на тёплом побережье и вспоминая там наш переход по Фрисландии, я в очередной раз пришёл к выводу, что ходить по морю можно где угодно и на чём угодно — хоть на круизном лайнере, хоть на бревне. Всё равно. Главное — это с кем ты идёшь.

Вообще, я как-то ни разу не встретил в море людей, которых можно было б счесть неинтересными. Понятия не имею, как оно так складывается. Может, неинтересные сами не рвутся в плавания. Ну, например сидит кто-нибудь такой мечтательный и размышляет: «А не пойти ль мне в море?» А потом сам себя одёргивает: «Ой, не! Какой-то я неинтересный! Скучный весь! Посижу, пожалуй, на бережку».

Я, как человек, в общем, так себе. Это даже не кокетство. Это я раньше кокетничал — «ох, я такой плохой, такой никакой — просто ужас, какая я поганка!» Пока не сообразил, что так оно и есть на самом деле. Поэтому встречи с интересными людьми в море с какого-то момента стал воспринимать… как бы вам сказать… Как неожиданное везение, что ли… Ну, короче, иногда я напоминаю себе свинью, которая, по-хорошему, и ботвы-то не заслужила, а ей всю дорогу дают киви.

Фрисландия это везение вновь подтвердила. Даже Злые Камбузные Тётки, вокруг которых я, как кот, требующий валерьянки, нарезал круги, выклянчивая себе в неурочный час «немного виски», и которые меня чуть не тряпками отгоняли от заветной бутылки, в конце концов оказывались никакими не злыми и совсем не тётками, а милыми барышнями, наливавшими мне таки исподтишка. Что уж тут говорить о мужской части команды Экспедиции!

Ситуации, разумеется, в море могут быть разными. Мало ли какой грех с кем может случиться. Но, если веришь в тех, кто рядом, в тех, с кем ты вместе — то всё по фигу. Так что правильно говорил тот чёрт, который из Болгарии в Царьград ехал: «В ком вера сильна, тому и грех не страшен…»