«Ну, что боец, упал?..»
15 февраля, 2022 5:28 пп
Мэйдэй
Alexander Kravchenko:
«ПИНЦЕТ-2». К ГОДОВЩИНЕ ВЫВОДА ВОЙСК.
Не лукавые мои воспоминания, будут сквозь призму бойца, пинцета (санинструктора), гвардии сержанта, полковой разведки ВДВ.
Залетел в Кабул в середине октября, точно не помню, на ИЛ-76.
Волнительно прямо скажем.
Выходим, навстречу взрослые усатые мужики в парадках, беретах, многие с наградами.
Как оказалось, эти «взрослые» — это дембеля на 1,5 года нас постарше.
Пытались словами какими то-подбодрить, типа «Удачи, Пацаны!», «Не ссыте, служите достойно!» и т.п.
Холод, над аэродромом горы, солнце только встаёт.
Сбились в кучу.
Стали подъезжать офицеры-покупатели. Распределять кого куда и в какую роту.
Один из первых подъехал бэтэр с нулями, разведка, народ расступился, спрыгнули прапор и капитан.
— Кто здесь санинструктор?
— Я! — отвечаю.
— Старшина. Дай ему броник и РД-шку.
Беги вдоль колючки по аэродрому.
Мне, после Гайжун, учебки МСБ, тогда бежать было, что с горы катиться.
Прибежал.
— На турник, сделай что можешь.
Сделал.
— Достаточно. — Прыгай на бэтэр.
— Старшина, закинь его в расположение и возвращайся.
Поехали.
Куда летим с такой скоростью не понятно. Притормозили оправиться.
У прапора автомат, весь выгоревший, без воронения уже, два рожка запаренные изолентой, потрёпанной, рожки аж белые от царапин.
Говорю,
— Старшина, дай пальнуть.
Он.
— Эх, парень, настреляешься ты ещё.
Приехали.
В то время охраняли взлётку Кабула, на малой и большой горке, Хаджи-Раваш и Хаджи-Бугра.
Захожу в палатку, где-то в углу копошатся 3-4 человека.
— Здровенько, пацаны, говорю.
В ответ хи-хи … подходит тело и без базару тычет мне своей ниткой в грудину, типо ударил.
Тычет второй раз, я делаю пол-шажочка назад и говорю:
— Ребята, давайте жить дружно.
Они:
— Ха, к нам Леопльд заехал!
И этот же хлопец, пытается мне тыкнуть ещё раз.
Я бью его в фанеру, он рушится. Подскакивают остальные.
Я — пацаны, кто дёрнется, поубиваю.
Они — ну, мышь, сейчас вернуться пацаны с гор, тебе пи…дец!
Я вышел из палатки, сел под грибок, поближе к часовому с автоматом, стал ждать пи…деца и размышлять о боевом братстве.
Ну, да, думал за встречу нальют сразу 100 гр. фронтовых.
… Парни подъехали под вечер, помню страшные, с красными глазами, с автоматами, все седые, брови, ресницы, от пыли. Им рассказали, что заехала бурая мышь и отпи…дила старослужащего.
Они:
— Пошли.
Зашли в столовку, в палатку и … отпи@дили.
Отмахивался не долго. Потерялся.
Помню очнулся, пацаны меня отливают, обмывают водой.
Это были две молодые «мыши», которые подъехали чуть раньше.
День первый подходил к концу.
День второй повеселил меня и дал уверенность в дне завтрашнем.
Утреннее построение роты.
Представление молодого бойца, меня то бишь.
Ротный, невысокого роста гвардии капитан, ходил всегда руки за спиной, когда без автомата.
Подходит ко мне, оглядел снизу вверх.
А у меня рожа 6 на 9, я её руками еле нащупывал.
— Ну, что боец, упал?
Я:
— Так точно, упал.
Он:
— Дем состав, выйти из строя!
И его легендарная фраза:
— За палаткой, «роем окоп стоя доя стрельбы с лошади!»
А там, Афган, перегной из гранита. Лом, кайло.
Он не разбирался, кто — что.
Суровый был командир.
Никогда не повышал голос, но было всем сЦыкотно, когда он отдавал приказы.
Как-то мы сбегали на войну, подустали чутка, да ещё три дня было отдыха положенных.
Он приказал старшине построить роту.
Прапор — рота подъём!
Ему:
— Пошёл на х@й! И так три раза.
Он пожаловался ротному, — не встают мол!
Тот подошел к грибку, вырвал из рук бойца автомат и дал очередь поверх палатки.
А койки там 2-х ярусные. Через минуту рота стояла.
А еще через 20, молодёжь зашивала палатку, сидя на шконках.
Ранило его на войнушке как-то, хотели его разгрузить, ничего никому не дал. Шёл сам.
Так вот, фейс поджил, через неделю нарисовалась война.
Тут проявились дембеля.
Самоё тяжёлое тащили они, разгружали молодёжь по максимуму.
Стрельба.
Вася пулемётчик мочит куда то длинно.
Я подполз, — Вася, куда стрелять?
Он мне прикладом по каске.
Сбили нас молодых в кучу за скалой, чтоб не зацепило.
Свист пуль, каменных осколков, рикошет идёт страшный.
Первый крик — «Пинцет», и я уже себе не принадлежал, страха в тот момент не было.
После войны мне вручили автомат гвардии старшего сержанта Героя Советского Союза Александра Мироненко. Погиб. Служил в нашей роте.
Мэйдэй
Alexander Kravchenko:
«ПИНЦЕТ-2». К ГОДОВЩИНЕ ВЫВОДА ВОЙСК.
… Парни подъехали под вечер, помню страшные, с красными глазами, с автоматами, все седые, брови, ресницы, от пыли. Им рассказали, что заехала бурая мышь и отпи…дила старослужащего.
Они:
— Пошли.
Зашли в столовку, в палатку и … отпи@дили.
Отмахивался не долго. Потерялся.
Помню очнулся, пацаны меня отливают, обмывают водой.
Это были две молодые «мыши», которые подъехали чуть раньше.
День первый подходил к концу.
День второй повеселил меня и дал уверенность в дне завтрашнем.
Утреннее построение роты.
Представление молодого бойца, меня то бишь.
Ротный, невысокого роста гвардии капитан, ходил всегда руки за спиной, когда без автомата.
Подходит ко мне, оглядел снизу вверх.
А у меня рожа 6 на 9, я её руками еле нащупывал.
— Ну, что боец, упал?
Я:
— Так точно, упал.
Он:
— Дем состав, выйти из строя!
И его легендарная фраза:
— За палаткой, «роем окоп стоя доя стрельбы с лошади!»
А там, Афган, перегной из гранита. Лом, кайло.
Он не разбирался, кто — что.
Суровый был командир.
Никогда не повышал голос, но было всем сЦыкотно, когда он отдавал приказы.
Как-то мы сбегали на войну, подустали чутка, да ещё три дня было отдыха положенных.
Он приказал старшине построить роту.
Прапор — рота подъём!
Ему:
— Пошёл на х@й! И так три раза.
Он пожаловался ротному, — не встают мол!
Тот подошел к грибку, вырвал из рук бойца автомат и дал очередь поверх палатки.
А койки там 2-х ярусные. Через минуту рота стояла.
А еще через 20, молодёжь зашивала палатку, сидя на шконках.
Ранило его на войнушке как-то, хотели его разгрузить, ничего никому не дал. Шёл сам.
Так вот, фейс поджил, через неделю нарисовалась война.
Тут проявились дембеля.
Самоё тяжёлое тащили они, разгружали молодёжь по максимуму.
Стрельба.
Вася пулемётчик мочит куда то длинно.
Я подполз, — Вася, куда стрелять?
Он мне прикладом по каске.
Сбили нас молодых в кучу за скалой, чтоб не зацепило.
Свист пуль, каменных осколков, рикошет идёт страшный.
Первый крик — «Пинцет», и я уже себе не принадлежал, страха в тот момент не было.
После войны мне вручили автомат гвардии старшего сержанта Героя Советского Союза Александра Мироненко. Погиб. Служил в нашей роте.