Нежданчик
24 сентября, 2023 12:04 дп
Мэйдэй
Abbas Gallyamov:
Перевёл первую часть свой статьи о Путине, которую вчера опубликовал Newsweek
September 23, 2023
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ГАЛЛЯМОВЫМ АББАСОМ РАДИКОВИЧЕМ. 18+
В общей сложности я проработал в команде путинских спичрайтеров три года. Мне довелось присутствовать на десятках совещаний, которые он проводил, — как публичных, так и непубличных. Путин казался мне абсолютно рациональным — идеально логичным и постоянно ищущим самое разумное решение из всех возможных. Он выглядел как хороший корпоративный менеджер, который знает, каким образом надо задавать правильные вопросы и получать правильные ответы. Он был очень терпелив и никогда не демонстрировал неуважения к кому бы то ни было. Если попытаться описать всё одним словом, то я бы выбрал слово «адекватность».
Помню совещание, которое он организовал летом 2010 года. На нём присутствовало порядка 20-25 губернаторов и членов правительства. После вступительного слова журналистов попросили выйти и мероприятие превратилось в непубличное. Путин ободряюще улыбнулся и сказал: «Ну всё, никого чужого не осталось, все свои, поэтому отложите официальные речи о ваших успехах и просто, своими словами, расскажите про проблемы. Потом вместе подумаем, как их решать». После этого он дал слово первому губернатору. Тот сидел прямо передо мной и всё происходящее было мне хорошо видно. Губернатор был буквально в шоке. Он настроился зачитать речь, которая лежала прямо перед ним, но не был готов говорить спонтанно, как того неожиданно попросил Путин. Он вообще ничего сказать не мог, буквально заикался и что-то там нечленораздельное мямлил. Все ждали, пауза затягивалась. Чувствуя это, оратор попытался взять себя в руки и сделал то самое, что Путин просил его не делать: стал зачитывать речь о том, как эффективно реализуются в его регионе национальные проекты. Все рассмеялись, обескураженный спикер вновь замолчал.
Путин был очень дружелюбен. Он попытался успокоить разволновавшегося главу региона: «Пожалуйста, просто расскажите нам, с какими проблемами вы сталкиваетесь. Мы вместе подумаем, как их решать». Тот молчал.
Другой губернатор, сидевший рядом со своим несчастным коллегой, попытался ему помочь. Он начал перелистывать лежавшие перед тем листки с его выступлением. Перевернув три-четыре страницы, он ткнул пальцем: «Читай здесь!» Тот послушно последовал совету. Все вновь рассмеялись. Путин махнул всем рукой, чтобы они затихли и стал слушать. Он был очень терпелив и дружелюбен.
Если бы кто-нибудь сказал мне тогда, что придёт день и Путин будет в буквальном смысле слова разрушать страну, которой он управляет, — а ведь именно это сейчас и происходит, — я бы в это вряд ли поверил.
После начала войны я потратил много времени, размышляя, как же так получилось, что человек, столь нормальный, превратился в человека, столь ненормального. Менеджер превратился в экстремиста. Сейчас я думаю, что дело не столько в динамике, сколько в двуличности Путина. Это не то чтобы он изменился с того момента, когда я видел его в последний раз. Просто я никогда не видел его в ситуациях, когда кто-либо оспаривал его авторитет. То, чему я был свидетелем, всегда происходило в рамках установленных иерархий, в которых он занимал высший пост. Он не видел необходимости защищать свой статус и вообще чувствовал себя спокойно. Всё моментально меняется, когда кто-либо бросает ему вызов. Я просто никогда такого не видел.
Главная отличительная черта Путина — его двуличие. У всех людей есть разница в части того, какие требования они предъявляют к себе и своим близким, а какие — ко всем остальным, но лишь у некоторых две этих вещи не имеют друг к другу вообще никакого отношения. Путин — один из них. Он абсолютно снисходителен к себе. Он уверен, что для достижения своих целей имеет право делать всё, что угодно, — для него нет никаких правил, никаких ограничений. В этом смысле он очень архаичен. Но этот подход применим только к «хорошим парням» — к нему самому и его окружению. Все остальные должны действовать в рамках жестко очерченных границ.
Это лицемерие оказалось главным оружием Путина в первые годы после его прихода к власти. Все сработало ровно в соответствии с тем, как это описывал Гитлер: «Чем чудовищнее солжёшь, тем скорей тебе поверят. Рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, ну а уж очень сильно солгать они, пожалуй, постесняются. Большая ложь даже просто не придёт им в голову. Вот почему масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на слишком уж чудовищную ложь, на слишком уж бессовестное извращение фактов». Немногие поняли, что Путин способен на столь чудовищную ложь, поэтому верили ему.
Через несколько лет, однако, это достоинство стало превращаться в проблему, которая в конце концов и довела российского президента до катастрофы, которая случилась с ним в Украине. Система начала имитировать своего основателя. Увидев огромный разрыв между тем, что официально произносилось, и тем, что происходило на самом деле; поняв, что никакой связи между первым и вторым может не быть, правящая бюрократия приняла всё это как правила игры: просто произноси нужные слова и тогда тебе можно делать всё, что ты сам сочтешь необходимым. Если ты хочешь заработать, просто получи доступ к бюджету; если его у тебя нет — торгуй теми административными возможностями, что тебе достались.
У меня был знакомый, который работал в одном из полпредств и активно торговал своим согласием на кадровые назначения в региональных подразделениях федеральных структур. При этом он приговаривал: «Мы люди маленькие, у нас нет Роснефти и Газпрома, поэтому нам приходиться мелочевкой заниматься». Было совершенно очевидно, что он оправдывал себя отсылками к Путину.
Четверть века игры по таким правилам привели буквально к катастрофическому результату. Несмотря на практически неограниченные ресурсы страны, полный контроль над её политическими институтами и самую благоприятную конъюнктуру рынков, система, которую создал Путин, оказалась неспособна победить даже в ситуации внезапной атаки на гораздо меньшего противника.
Проблема в том, что институты в стране оказались очень плохо управляемыми. Когда обстановка была более-менее комфортабельной, они ещё как-то справлялись, но как только она погрузилась в ситуацию стресса, наружу полезли самые разнообразные проблемы.
Чтобы управлять институтами, надо видеть их реальные возможности; понимать их реальное состояние, но всё, что ты можешь от них добиться, это куча бравурных отчётов, полных самовосхваления и пустых обещаний.
Почему армия и прочие силовые структуры оказались неготовы к войне? Их руководство не верило, что она случится. Оно настолько привыкло к пустым речам, что всё происходящее — начиная с выступлений Путина — казалось ему игрой: «Да, таковы правила. Путин должен изображать, словно он отдает нам приказ готовиться к войне, а мы должны изображать, что мы эти приказы выполняем». Даже когда генералы поняли, что война реально будет, они не могли ничего изменить. Что они могли сделать? Придти к Путину и сказать: «Простите, Владимир Владимирович, я не думал, что вы всё это всерьез. Я думал, вы шутите. А теперь, когда я вижу, что вы реально планируете войну, я должен доложить вам, что моё ведомство к ней не готово?» Очевидно, что никто не мог сказать такого Путину, потому что было понятно, какая реакция на это последует. Не стоит забывать, что российские официальные лица — это не самураи, а обычные конъюнктурщики. Поэтому они просто позволили событиям идти так, как они идут, и понадеялась на авось. В конце концов, всегда есть возможность свалить вину на кого-нибудь другого, российская бюрократия в этой части — настоящий профессионал. Кроме того, была надежда, что и в Украине дела обстоят похожим образом, что и там государственные и общественные институты — точно такие же фейки, которые быстро сдуются. В конце концов, в 2014-м же сработало.
Что Путин и его окружение так и не поняли — так это тех колоссальных изменений, которые произошли в Украине за последние восемь лет, и того объёма усилий, которые нация инвестировала в свои институты. Последние уже не были пустышками, они были наполнены реальным содержанием, поэтому путинский грузовик словно бы въехал в бетонную стену…
Ну ладно, пока хватит.
Напомню, это была первая часть моих размышлений о Путине, опубликованных вчера Newsweek. Следующий кусок постараюсь перевести завтра-послезавтра.
Мэйдэй
Abbas Gallyamov:
Перевёл первую часть свой статьи о Путине, которую вчера опубликовал Newsweek
September 23, 2023
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ГАЛЛЯМОВЫМ АББАСОМ РАДИКОВИЧЕМ. 18+
В общей сложности я проработал в команде путинских спичрайтеров три года. Мне довелось присутствовать на десятках совещаний, которые он проводил, — как публичных, так и непубличных. Путин казался мне абсолютно рациональным — идеально логичным и постоянно ищущим самое разумное решение из всех возможных. Он выглядел как хороший корпоративный менеджер, который знает, каким образом надо задавать правильные вопросы и получать правильные ответы. Он был очень терпелив и никогда не демонстрировал неуважения к кому бы то ни было. Если попытаться описать всё одним словом, то я бы выбрал слово «адекватность».
Помню совещание, которое он организовал летом 2010 года. На нём присутствовало порядка 20-25 губернаторов и членов правительства. После вступительного слова журналистов попросили выйти и мероприятие превратилось в непубличное. Путин ободряюще улыбнулся и сказал: «Ну всё, никого чужого не осталось, все свои, поэтому отложите официальные речи о ваших успехах и просто, своими словами, расскажите про проблемы. Потом вместе подумаем, как их решать». После этого он дал слово первому губернатору. Тот сидел прямо передо мной и всё происходящее было мне хорошо видно. Губернатор был буквально в шоке. Он настроился зачитать речь, которая лежала прямо перед ним, но не был готов говорить спонтанно, как того неожиданно попросил Путин. Он вообще ничего сказать не мог, буквально заикался и что-то там нечленораздельное мямлил. Все ждали, пауза затягивалась. Чувствуя это, оратор попытался взять себя в руки и сделал то самое, что Путин просил его не делать: стал зачитывать речь о том, как эффективно реализуются в его регионе национальные проекты. Все рассмеялись, обескураженный спикер вновь замолчал.
Путин был очень дружелюбен. Он попытался успокоить разволновавшегося главу региона: «Пожалуйста, просто расскажите нам, с какими проблемами вы сталкиваетесь. Мы вместе подумаем, как их решать». Тот молчал.
Другой губернатор, сидевший рядом со своим несчастным коллегой, попытался ему помочь. Он начал перелистывать лежавшие перед тем листки с его выступлением. Перевернув три-четыре страницы, он ткнул пальцем: «Читай здесь!» Тот послушно последовал совету. Все вновь рассмеялись. Путин махнул всем рукой, чтобы они затихли и стал слушать. Он был очень терпелив и дружелюбен.
Если бы кто-нибудь сказал мне тогда, что придёт день и Путин будет в буквальном смысле слова разрушать страну, которой он управляет, — а ведь именно это сейчас и происходит, — я бы в это вряд ли поверил.
После начала войны я потратил много времени, размышляя, как же так получилось, что человек, столь нормальный, превратился в человека, столь ненормального. Менеджер превратился в экстремиста. Сейчас я думаю, что дело не столько в динамике, сколько в двуличности Путина. Это не то чтобы он изменился с того момента, когда я видел его в последний раз. Просто я никогда не видел его в ситуациях, когда кто-либо оспаривал его авторитет. То, чему я был свидетелем, всегда происходило в рамках установленных иерархий, в которых он занимал высший пост. Он не видел необходимости защищать свой статус и вообще чувствовал себя спокойно. Всё моментально меняется, когда кто-либо бросает ему вызов. Я просто никогда такого не видел.
Главная отличительная черта Путина — его двуличие. У всех людей есть разница в части того, какие требования они предъявляют к себе и своим близким, а какие — ко всем остальным, но лишь у некоторых две этих вещи не имеют друг к другу вообще никакого отношения. Путин — один из них. Он абсолютно снисходителен к себе. Он уверен, что для достижения своих целей имеет право делать всё, что угодно, — для него нет никаких правил, никаких ограничений. В этом смысле он очень архаичен. Но этот подход применим только к «хорошим парням» — к нему самому и его окружению. Все остальные должны действовать в рамках жестко очерченных границ.
Это лицемерие оказалось главным оружием Путина в первые годы после его прихода к власти. Все сработало ровно в соответствии с тем, как это описывал Гитлер: «Чем чудовищнее солжёшь, тем скорей тебе поверят. Рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, ну а уж очень сильно солгать они, пожалуй, постесняются. Большая ложь даже просто не придёт им в голову. Вот почему масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на слишком уж чудовищную ложь, на слишком уж бессовестное извращение фактов». Немногие поняли, что Путин способен на столь чудовищную ложь, поэтому верили ему.
Через несколько лет, однако, это достоинство стало превращаться в проблему, которая в конце концов и довела российского президента до катастрофы, которая случилась с ним в Украине. Система начала имитировать своего основателя. Увидев огромный разрыв между тем, что официально произносилось, и тем, что происходило на самом деле; поняв, что никакой связи между первым и вторым может не быть, правящая бюрократия приняла всё это как правила игры: просто произноси нужные слова и тогда тебе можно делать всё, что ты сам сочтешь необходимым. Если ты хочешь заработать, просто получи доступ к бюджету; если его у тебя нет — торгуй теми административными возможностями, что тебе достались.
У меня был знакомый, который работал в одном из полпредств и активно торговал своим согласием на кадровые назначения в региональных подразделениях федеральных структур. При этом он приговаривал: «Мы люди маленькие, у нас нет Роснефти и Газпрома, поэтому нам приходиться мелочевкой заниматься». Было совершенно очевидно, что он оправдывал себя отсылками к Путину.
Четверть века игры по таким правилам привели буквально к катастрофическому результату. Несмотря на практически неограниченные ресурсы страны, полный контроль над её политическими институтами и самую благоприятную конъюнктуру рынков, система, которую создал Путин, оказалась неспособна победить даже в ситуации внезапной атаки на гораздо меньшего противника.
Проблема в том, что институты в стране оказались очень плохо управляемыми. Когда обстановка была более-менее комфортабельной, они ещё как-то справлялись, но как только она погрузилась в ситуацию стресса, наружу полезли самые разнообразные проблемы.
Чтобы управлять институтами, надо видеть их реальные возможности; понимать их реальное состояние, но всё, что ты можешь от них добиться, это куча бравурных отчётов, полных самовосхваления и пустых обещаний.
Почему армия и прочие силовые структуры оказались неготовы к войне? Их руководство не верило, что она случится. Оно настолько привыкло к пустым речам, что всё происходящее — начиная с выступлений Путина — казалось ему игрой: «Да, таковы правила. Путин должен изображать, словно он отдает нам приказ готовиться к войне, а мы должны изображать, что мы эти приказы выполняем». Даже когда генералы поняли, что война реально будет, они не могли ничего изменить. Что они могли сделать? Придти к Путину и сказать: «Простите, Владимир Владимирович, я не думал, что вы всё это всерьез. Я думал, вы шутите. А теперь, когда я вижу, что вы реально планируете войну, я должен доложить вам, что моё ведомство к ней не готово?» Очевидно, что никто не мог сказать такого Путину, потому что было понятно, какая реакция на это последует. Не стоит забывать, что российские официальные лица — это не самураи, а обычные конъюнктурщики. Поэтому они просто позволили событиям идти так, как они идут, и понадеялась на авось. В конце концов, всегда есть возможность свалить вину на кого-нибудь другого, российская бюрократия в этой части — настоящий профессионал. Кроме того, была надежда, что и в Украине дела обстоят похожим образом, что и там государственные и общественные институты — точно такие же фейки, которые быстро сдуются. В конце концов, в 2014-м же сработало.
Что Путин и его окружение так и не поняли — так это тех колоссальных изменений, которые произошли в Украине за последние восемь лет, и того объёма усилий, которые нация инвестировала в свои институты. Последние уже не были пустышками, они были наполнены реальным содержанием, поэтому путинский грузовик словно бы въехал в бетонную стену…
Ну ладно, пока хватит.
Напомню, это была первая часть моих размышлений о Путине, опубликованных вчера Newsweek. Следующий кусок постараюсь перевести завтра-послезавтра.