«Нельзя было раздеться перед девушкой до сатиновых трусов…»
14 сентября, 2019 5:59 дп
Валерий Зеленогорский
Вместо ночного.
При советской власти всегда было холодно, щеки и ноги мерзли, мороз пробирал до костей, даже член мерз в лютый холод, одежка была легкая, пальто — только демисезонное, ни куртки тебе «Аляска», ни дубленки (мэйд ин Югославия), ботинки, где вместо меха лежала газета «Труд», нарезанная стопкой для теплоты.
Под брюки, чтобы не отморозить «Хозяйство» надевали треники или кальсоны, на оскорбительных завязках, выпадающих в самый неподходящий момент, нельзя было раздеться перед девушкой до сатиновых трусов, и секс был незащищенный, и без света, ты стыдливо снимал брюки, потом кальсоны, потом сатиновые трусы и всё это ты засовывал в рукав пальто, и вешал на гвоздь, если была целая петелька.
При капитализме всё — по другому, глобальное потепление изменило нравы, есть удобная одежда и ботинки на все случаи жизни, есть белье, в котором можно гулять по улице, есть кондиционеры, устойчивое электроснабжение, климат-контроль, можно зимой уехать в лето и прожить там с сентября по апрель, можно пить ледяные напитки в зной, согревать себя горячительными напитками экзотического происхождения…
Но не хочется…
Когда всё доступно, нет смысла, бежать пять остановок за автобусом, где девочка, трет варежкой морозное окно, стоять три часа у нее подо окном, размазывая ледяные сопли.
И холод, лучше ботокса, сковывает твое лицо, глядящее на окно третьего этажа, где она делает уроки, можно добежать до «Аптеки» и позвонить, но нет двух копеек, можно написать письмо, но ответ придет через две недели, можно долго торчать в холодном парадном и ждать, когда хлопнет дверь, а потом спрятаться за почтовыми ящиками и не подойти….
А теперь- лафа, вошел в сеть, написал письмо, посмотрел в чате, как она раздевается для тебя под музыку Джо Кокера и все покажет, а ты в тепле и идти некуда не надо, она может даже приехать за недорого, но не хочется, все стало вокруг удобно, все доступно, но не хочется, а девочка та уехала в Сидней, там всегда лето, когда у нас зима, у нее уже трое внуков и она никогда не узнает, как ты мерз с сосульками слез на щеках
Валерий Зеленогорский
Вместо ночного.
При советской власти всегда было холодно, щеки и ноги мерзли, мороз пробирал до костей, даже член мерз в лютый холод, одежка была легкая, пальто — только демисезонное, ни куртки тебе «Аляска», ни дубленки (мэйд ин Югославия), ботинки, где вместо меха лежала газета «Труд», нарезанная стопкой для теплоты.
Под брюки, чтобы не отморозить «Хозяйство» надевали треники или кальсоны, на оскорбительных завязках, выпадающих в самый неподходящий момент, нельзя было раздеться перед девушкой до сатиновых трусов, и секс был незащищенный, и без света, ты стыдливо снимал брюки, потом кальсоны, потом сатиновые трусы и всё это ты засовывал в рукав пальто, и вешал на гвоздь, если была целая петелька.
При капитализме всё — по другому, глобальное потепление изменило нравы, есть удобная одежда и ботинки на все случаи жизни, есть белье, в котором можно гулять по улице, есть кондиционеры, устойчивое электроснабжение, климат-контроль, можно зимой уехать в лето и прожить там с сентября по апрель, можно пить ледяные напитки в зной, согревать себя горячительными напитками экзотического происхождения…
Но не хочется…
Когда всё доступно, нет смысла, бежать пять остановок за автобусом, где девочка, трет варежкой морозное окно, стоять три часа у нее подо окном, размазывая ледяные сопли.
И холод, лучше ботокса, сковывает твое лицо, глядящее на окно третьего этажа, где она делает уроки, можно добежать до «Аптеки» и позвонить, но нет двух копеек, можно написать письмо, но ответ придет через две недели, можно долго торчать в холодном парадном и ждать, когда хлопнет дверь, а потом спрятаться за почтовыми ящиками и не подойти….
А теперь- лафа, вошел в сеть, написал письмо, посмотрел в чате, как она раздевается для тебя под музыку Джо Кокера и все покажет, а ты в тепле и идти некуда не надо, она может даже приехать за недорого, но не хочется, все стало вокруг удобно, все доступно, но не хочется, а девочка та уехала в Сидней, там всегда лето, когда у нас зима, у нее уже трое внуков и она никогда не узнает, как ты мерз с сосульками слез на щеках