«Назад, по тому же подземному переходу…»
12 декабря, 2017 7:50 дп
Ирина Ткаченко
В подземном переходе к московской станции метро, в центре, практически, города, стоят вечерами люди. Я их вижу не в первый раз. Выстроившись вдоль одной стены (у второй играет Битлов на электрогитаре — плохо — одетый в ватник музыкант) , разложив на клеёнках на полу свои нехитрые товары: пучки чеснока, вязаные платочки, пару хилых цветов (это в декабре) , носки с варежками .. и даже книжки.
Шансы продать вязаный платочек спешащим с работы домой москвичам — в понедельник особенно — кажется, должны равняться нулю. Но к восьми часам вечера продавцов собирается особенно много.
Их не двое и не четверо, их тут слишком много для одного подземного перехода. И я не могу отделаться от мгновенной памяти 90-х. От такой же картинки тех лет.
И не говорите мне, что , нууу, это совсем не та ситуация, потому что есть статистика и вот цифры, и гляньте хотя бы на Ашан: ведь изобилие всего и народу полно. Потому что в такой промозглый вечер как сегодня кто из нас выйдет на улицу Москвы продавать пару варежек… без большой нужды?
И оставшуюся дорогу в метро я все не могу отвязаться от услышанных утром слов радийного комментатора, который проникся сочувствием к господину Улюкаеву, признавшемуся в заключительном слове, что можно, дескать, жить и не догадываться о бедах людей, до тех пор пока сам не попадёшь в трудную ситуацию. Комментатор: я теперь на стороне Улюкаева, ведь он после этого признания — считай, политический заключенный…
В моей сумке перекатываются три пучка ненужного мне чеснока, а в голове, тяжелой, как этот мокрый декабрьский туман, мается мысль: мне завтра назад, по тому же подземному переходу. И что с этим делать, кроме как прикупить пару варежек или вязаный вот платочек? Или даже цветы, букетик цветов, пусть он и совершенно завял. И почему-то от этой мысли не становится легче.
Ирина Ткаченко
В подземном переходе к московской станции метро, в центре, практически, города, стоят вечерами люди. Я их вижу не в первый раз. Выстроившись вдоль одной стены (у второй играет Битлов на электрогитаре — плохо — одетый в ватник музыкант) , разложив на клеёнках на полу свои нехитрые товары: пучки чеснока, вязаные платочки, пару хилых цветов (это в декабре) , носки с варежками .. и даже книжки.
Шансы продать вязаный платочек спешащим с работы домой москвичам — в понедельник особенно — кажется, должны равняться нулю. Но к восьми часам вечера продавцов собирается особенно много.
Их не двое и не четверо, их тут слишком много для одного подземного перехода. И я не могу отделаться от мгновенной памяти 90-х. От такой же картинки тех лет.
И не говорите мне, что , нууу, это совсем не та ситуация, потому что есть статистика и вот цифры, и гляньте хотя бы на Ашан: ведь изобилие всего и народу полно. Потому что в такой промозглый вечер как сегодня кто из нас выйдет на улицу Москвы продавать пару варежек… без большой нужды?
И оставшуюся дорогу в метро я все не могу отвязаться от услышанных утром слов радийного комментатора, который проникся сочувствием к господину Улюкаеву, признавшемуся в заключительном слове, что можно, дескать, жить и не догадываться о бедах людей, до тех пор пока сам не попадёшь в трудную ситуацию. Комментатор: я теперь на стороне Улюкаева, ведь он после этого признания — считай, политический заключенный…
В моей сумке перекатываются три пучка ненужного мне чеснока, а в голове, тяжелой, как этот мокрый декабрьский туман, мается мысль: мне завтра назад, по тому же подземному переходу. И что с этим делать, кроме как прикупить пару варежек или вязаный вот платочек? Или даже цветы, букетик цветов, пусть он и совершенно завял. И почему-то от этой мысли не становится легче.