НАУКА ВЕЧНОГО ФИАСКО

Наталья Троянцева

Наталья Троянцева:

С утра позвонил друг.

– По «Культуре» ученики Лотмана рассказывают о нём. Посмотри.

Включаю. Тут же бегу на кухню – караулить кофе. И оттуда вдруг слышу голос самого Лотмана – его тональность, его манеру. С изумлением возвращаюсь – нет, сидят двое других мужчин. И – поочерёдно, до мельчайших мелочей, воспроизводят, в смысле, оживляют Лотмана: то – не выговариваемым «л», то – загадочно звучащим и как бы акцентирующим некоторую особость выражением «дэтали», паузами, внезапной обрывистой скороговоркой, интонацией, мимикой…

Ведущий задаёт вопрос. Андрей Немзер – один из учеников – на мгновение становится собой и что-то быстро отвечает. И снова входит в образ Лотмана.

То, что я успела услышать в программе, где шла речь об одном из основателей Тартусско-московской школы семиотики – даже не воробьиные крошки с барского стола, скорее, воробьиный помёт. Жонглирование частностями, бытовые зарисовки, непременное хохмическое «…соавторство четырёх евреев. – А Лотман? – А Лотман уже как бы и не еврей».

Поделилась с другом впечатлениями.

– Но сам-то Лотман… Он же воевал. Имел награды… – Что тут возразишь…

Я недавно читала «Письма» Лотмана. Примерно 98 процентов информации, в них заключённой – пустота декларативной безвыходности, тщательно зафиксированное «бодание телёнка с дубом». Работа, которой следовало посвятить жизнь, постоянно тормозилась внешними обстоятельствами напористого невежества. Результат: то, что сейчас пытаются воспроизвести вслух его «ученики» – даже не таблица умножения, какая-никакая, основа «царицы математики». Это уровень «один плюс один», жалкая попытка обозначить себя человеком, что-то когда-то слышащем о структурной лингвистике, научной дисциплине, активно развивающейся с конца 19 века, имеющей свои оригинальные школы в нескольких странах. Науке, которая жила – и живёт – творчески насыщенной, полной и взаимообусловленной жизнью вместе с антропологией, психологией, кибернетикой, теологией, биологией, физикой и всем-всем-всем, что касается человека, а – человека касается всё.

Идеологическое мракобесие, в котором жила и не развивалась советская наука, поскольку любая попытка создать фундамент тут же размывалась – непоправимая беда. А те, кто сейчас пытается воспроизвести научное существование в подобных условиях как заслугу – лгут себе самим. Это не доблесть. Это – стыд. Тот стыд, который придётся тащить на своих плечах не одному поколению.