«Насколько это изматывает – быть любимцем семьи…»
4 декабря, 2020 7:22 дп
Ольга Роева
Ольга Благодарская:
Иногда очень полезно перечитывать книги. В 20 лет я думала, что госпожа Бовари отравилась из-за измены. Не смогла вынести моральных терзаний. И вдруг сейчас узнаю, что измена тут вообще ни при чем. Если подумать, всё верно. Кто травится после измены? Когда ещё есть настроение, есть силы. К косметологу бежишь записываться, зарядка, пресс… Другое дело — когда денег на измены нет, а имущество мужа ты уже продала. Что делать? Тогда крысиный яд и предсмертная лихорадка. Грустный конец Эммы Бовари. О книжке ещё поговорим.
Я её ещё раз дочитала. И найдя в нём новые экономические смыслы не стала удалять малознакомых мужчин из списка контактов. Вместо этого открыла приложение банка и аккуратно перевела себе на сберегательный счёт 10 тысяч рублей. Вот моя опора.
Мужу же пришлось пересказать совсем другую историю. Я всегда ему пересказываю книжки, которые читаю. А «госпожу Бовари» пересказала особенно подробно, во всех позорных деталях. Чтобы понял, насколько хорошо я как жена усвоила этот урок. Как ему со мной повезло. В отличие от Эммы, у меня ни амбиций, ни личных интересов, ни косметологов. Одни чёрные трусы для всех. С работы сразу домой. Из дома в лес – погулять с мужем. Потом в душ и спать. Всё. Моя жизнь – калейдоскоп ярких событий. Несмотря на это муж постоянно что-то подозревает. С одной стороны, мне это льстит. Мне вообще не надо никаких подарков. Главное, чтобы он вот так позвонил и заикаясь от подавленных рыданий (так я это представляю) спросил «ты скоро? Ты где вообще едешь?». Ничего кроме раздражения и взрыва щенячей радости такие сцены не вызывают. Позвонил, спросил, мы друг друга послали и я понимаю, что всё у нас хорошо. Ничего не изменилось, я в нём по-прежнему уверена. Ведь я ещё помню то время, когда мне вообще никто не звонил и не спрашивал, когда и куда я вернусь. И к кому. В самолёте после приземления, я звонила сама себе и орала в трубку «спасибо, что встретил! Всё в порядке, мы приземлились». Или «да, мама, я приземлилась. Ну что ты названиваешь». Все вокруг с кем- то разговаривали, и мне тоже надо было с кем- то поговорить. Сообщить кому- то, что всё в порядке.
С другой стороны патологическая привязанность мужа меня настораживает. Так же, как меня до сих пор пугает сам факт семьи, копошащейся вокруг меня. Когда всё кругом одноразовое и ломается, невольно удивляешься, что у тебя есть штука, которая работает уже 3 года. Конечно, поедет крыша. На днях мужу надо было уехать в Питер на один день. У него там другая семья. Шутка. Надо было уехать в Питер. Я говорю, почему всего на один день? Оставайся там, отдохни…
По гадючьи обвиваясь вокруг его шеи, шепнула волшебное «выпей с друзьями пива…». Мне нужно было что-то такое, что бы вырубило его на неделю.
Потому что, иногда. И это бывает всё чаще. Независимо от степени привязанности, мне необходимо тупое, тоскливое одиночество. Чтобы полноценно поработать, или просто пролежать целый день в рванье и чипсах, мне нужно остаться одной и вообще никого не видеть. Необходимо. Муж же – существо крайне живое и тактильное. Он делает то, что я называю ёмким словом «жамкать». Это такое сочетание щекотки и психопатических потряхиваний. Когда тебя сгребают и крутят как котика. Это ужасно. Спустишься налить кофе, вся в своих мыслях, удержать эти мысли крайне сложно. А тебя раз – и жамкнут. Потом ещё раз. Потом придумают какое- нибудь прозвище, обидную фамилию типа «Ольга Семикобылкина», и начинают над этим ржать. Только я и кот понимаем, насколько это изматывает – быть любимцем семьи. Постоянным центром внимания. Если ты не привык к этому с детства, то потом перебороть себя крайне сложно. Только на втором году брака я начала обнимать людей. До этого ласковая фраза «ну-ка, Оля, подойди…» обязательно заканчивалась подлым материнским подзатыльником.
Итак, уехал он в четверг, а приехал в субботу утром. Всё бы ничего. Но между четвергом и субботой прокралась пятница. Чернее которой в нашей семье не случалось. У нас с соседями пятница – это Шаббат. Тихие встречи, заговорщицкий шёпот и антиправительственные междусобойчики. Понятное дело, телефон в такие моменты я выключаю. Просто, чтобы меня случайно не посадили. Верю и где-то даже надеюсь, что мои разговоры пишет ФСБ. Считаю их познавательными.
Просыпаюсь уже в субботу от того, что меня трясут. Из дрожащего тельца выглядывают глаза, полные ужаса. Муж уже час со мной ругался.
-Ты понимаешь, я еду и переживаю! Не могу дозвониться! Мало ли что. Воры, пожар. Я еду и думаю, а что, если всё закончится. Самые лучшие годы и вдруг тебя нет.
Это поразительно. Самые лучшие годы… А я в это же самое время думала, что всё у нас давно идёт к разводу. И то, что сам развод ничего вроде бы не предвещало, являлось для меня главным доказательством того, что к разводу как раз всё и идёт. Как-то слишком всё тихо. Слишком вежливо. Слишком нормально. Слишком не так, как я себе всё это видела, заказывая на озоне кастет и перцовку.
То есть ничего плохого, но чувство как на посиделках с подругой. Когда всё уже обсудили, насмеялись, наплакались и теперь сидите молча. И вроде как надо заказывать такси, а вроде и рано. Сидим же ещё.
Я говорю, ну да… Ну да. Самые лучшие годы.
А за окном зима, деревня, кот в сугробе сикает. Сейчас будем есть. Могу кашу, а могу и торт ложкой. И потихоньку начинаю понимать, что да. Это — и мои самые лучшие годы. И обнимаю его так, как меня никогда не обнимали. У нас с мамой не было такой привычки. Мы обходились строгим рукопожатием.
А тут первый раз меня, что называется, торкнуло. Обняла. В руках обычное мужское пузо, чья- то нога на мне, пальцы на ней кривые. Но каждая клеточка на это взрывается и думает: «Вот. Моя семья» Наконец- то семья.
Труп Эммы Бовари, профукавшей своё счастье, только придавал мне уверенности. Как труп проплывающего врага. Красиво, да?
Ольга Роева
Ольга Благодарская:
Иногда очень полезно перечитывать книги. В 20 лет я думала, что госпожа Бовари отравилась из-за измены. Не смогла вынести моральных терзаний. И вдруг сейчас узнаю, что измена тут вообще ни при чем. Если подумать, всё верно. Кто травится после измены? Когда ещё есть настроение, есть силы. К косметологу бежишь записываться, зарядка, пресс… Другое дело — когда денег на измены нет, а имущество мужа ты уже продала. Что делать? Тогда крысиный яд и предсмертная лихорадка. Грустный конец Эммы Бовари. О книжке ещё поговорим.
Я её ещё раз дочитала. И найдя в нём новые экономические смыслы не стала удалять малознакомых мужчин из списка контактов. Вместо этого открыла приложение банка и аккуратно перевела себе на сберегательный счёт 10 тысяч рублей. Вот моя опора.
Мужу же пришлось пересказать совсем другую историю. Я всегда ему пересказываю книжки, которые читаю. А «госпожу Бовари» пересказала особенно подробно, во всех позорных деталях. Чтобы понял, насколько хорошо я как жена усвоила этот урок. Как ему со мной повезло. В отличие от Эммы, у меня ни амбиций, ни личных интересов, ни косметологов. Одни чёрные трусы для всех. С работы сразу домой. Из дома в лес – погулять с мужем. Потом в душ и спать. Всё. Моя жизнь – калейдоскоп ярких событий. Несмотря на это муж постоянно что-то подозревает. С одной стороны, мне это льстит. Мне вообще не надо никаких подарков. Главное, чтобы он вот так позвонил и заикаясь от подавленных рыданий (так я это представляю) спросил «ты скоро? Ты где вообще едешь?». Ничего кроме раздражения и взрыва щенячей радости такие сцены не вызывают. Позвонил, спросил, мы друг друга послали и я понимаю, что всё у нас хорошо. Ничего не изменилось, я в нём по-прежнему уверена. Ведь я ещё помню то время, когда мне вообще никто не звонил и не спрашивал, когда и куда я вернусь. И к кому. В самолёте после приземления, я звонила сама себе и орала в трубку «спасибо, что встретил! Всё в порядке, мы приземлились». Или «да, мама, я приземлилась. Ну что ты названиваешь». Все вокруг с кем- то разговаривали, и мне тоже надо было с кем- то поговорить. Сообщить кому- то, что всё в порядке.
С другой стороны патологическая привязанность мужа меня настораживает. Так же, как меня до сих пор пугает сам факт семьи, копошащейся вокруг меня. Когда всё кругом одноразовое и ломается, невольно удивляешься, что у тебя есть штука, которая работает уже 3 года. Конечно, поедет крыша. На днях мужу надо было уехать в Питер на один день. У него там другая семья. Шутка. Надо было уехать в Питер. Я говорю, почему всего на один день? Оставайся там, отдохни…
По гадючьи обвиваясь вокруг его шеи, шепнула волшебное «выпей с друзьями пива…». Мне нужно было что-то такое, что бы вырубило его на неделю.
Потому что, иногда. И это бывает всё чаще. Независимо от степени привязанности, мне необходимо тупое, тоскливое одиночество. Чтобы полноценно поработать, или просто пролежать целый день в рванье и чипсах, мне нужно остаться одной и вообще никого не видеть. Необходимо. Муж же – существо крайне живое и тактильное. Он делает то, что я называю ёмким словом «жамкать». Это такое сочетание щекотки и психопатических потряхиваний. Когда тебя сгребают и крутят как котика. Это ужасно. Спустишься налить кофе, вся в своих мыслях, удержать эти мысли крайне сложно. А тебя раз – и жамкнут. Потом ещё раз. Потом придумают какое- нибудь прозвище, обидную фамилию типа «Ольга Семикобылкина», и начинают над этим ржать. Только я и кот понимаем, насколько это изматывает – быть любимцем семьи. Постоянным центром внимания. Если ты не привык к этому с детства, то потом перебороть себя крайне сложно. Только на втором году брака я начала обнимать людей. До этого ласковая фраза «ну-ка, Оля, подойди…» обязательно заканчивалась подлым материнским подзатыльником.
Итак, уехал он в четверг, а приехал в субботу утром. Всё бы ничего. Но между четвергом и субботой прокралась пятница. Чернее которой в нашей семье не случалось. У нас с соседями пятница – это Шаббат. Тихие встречи, заговорщицкий шёпот и антиправительственные междусобойчики. Понятное дело, телефон в такие моменты я выключаю. Просто, чтобы меня случайно не посадили. Верю и где-то даже надеюсь, что мои разговоры пишет ФСБ. Считаю их познавательными.
Просыпаюсь уже в субботу от того, что меня трясут. Из дрожащего тельца выглядывают глаза, полные ужаса. Муж уже час со мной ругался.
-Ты понимаешь, я еду и переживаю! Не могу дозвониться! Мало ли что. Воры, пожар. Я еду и думаю, а что, если всё закончится. Самые лучшие годы и вдруг тебя нет.
Это поразительно. Самые лучшие годы… А я в это же самое время думала, что всё у нас давно идёт к разводу. И то, что сам развод ничего вроде бы не предвещало, являлось для меня главным доказательством того, что к разводу как раз всё и идёт. Как-то слишком всё тихо. Слишком вежливо. Слишком нормально. Слишком не так, как я себе всё это видела, заказывая на озоне кастет и перцовку.
То есть ничего плохого, но чувство как на посиделках с подругой. Когда всё уже обсудили, насмеялись, наплакались и теперь сидите молча. И вроде как надо заказывать такси, а вроде и рано. Сидим же ещё.
Я говорю, ну да… Ну да. Самые лучшие годы.
А за окном зима, деревня, кот в сугробе сикает. Сейчас будем есть. Могу кашу, а могу и торт ложкой. И потихоньку начинаю понимать, что да. Это — и мои самые лучшие годы. И обнимаю его так, как меня никогда не обнимали. У нас с мамой не было такой привычки. Мы обходились строгим рукопожатием.
А тут первый раз меня, что называется, торкнуло. Обняла. В руках обычное мужское пузо, чья- то нога на мне, пальцы на ней кривые. Но каждая клеточка на это взрывается и думает: «Вот. Моя семья» Наконец- то семья.
Труп Эммы Бовари, профукавшей своё счастье, только придавал мне уверенности. Как труп проплывающего врага. Красиво, да?