Наша земля и лопаты
21 января, 2024 6:53 дп
Альфред Кох
Альфред Кох:
Прошел один год и триста двадцать девять дней войны. Сегодняшние карты ISW показывают, что россияне продолжают черепашьими темпами, но все-таки продвигаться вперед. Сегодня, например, они взяли село Крахмальное на границе Харьковской и Луганской областей.
Вопрос лишь в том, сколько еще у них есть сил на такую войну и готовы ли они платить такую высокую цену, которую они сейчас платят, за эти микроскопические продвижения.
Если предположить, что их задачи не изменились и они хотят как минимум выйти на границы Донецкой, Луганской, Запорожской и Херсонской областей — то тогда они должны быть готовы потерять чуть ли не миллион своих солдат. Не говоря уже о каких-то невероятных потерях техники, которой у них нет и которое их ВПК вряд ли сможет произвести за требуемый промежуток времени.
Я намеренно не говорю о потерях Украины, но даже только прогноз по потерям и затратам России на эту войну говорит о том, что вряд ли в Москве всерьез рассчитывают на какой-то серьезный прорыв при нынешнем положении вещей.
На что может рассчитывать Путин? Его ВПК уже работает на близких к максимуму оборотах и ожидать какого-то значительного рывка — не стоит. Все, что можно было из своей экономики выжать — Путин уже выжал. Возможности его союзников я бы тоже не преувеличивал. Они такие какие они есть, и все они уже задействованы.
Следовательно расчет может быть только на то, что резко ослабнет Украина. А это значит, что Путин надеется на провал мобилизации в Украине и сокращение западной помощи.
Отбросив детали, можно сказать и более конкретно: Путин надеется, что Верховная Рада если и примет закон о мобилизации, то в такой редакции, которая будет фактически означать ее саботаж, и ВСУ никаких полмиллиона новых солдат, о которых говорил Залужный, не получит.
Также он надеется, что Конгресс США будет продолжать дальше тянуть волынку и так и не проголосует за так необходимую Украине военную и финансовую помощь.
Все наблюдатели усматривают связь между этими двумя процессами. С одной стороны проблемы с мобилизацией в Украине объясняются прежде всего тем, что потенциальные призывники не хотят, в отсутствие западной помощи, воевать с лопатами наперевес (как недавно предположил Кулеба) и, в результате, оказаться в роли пушечного мяса, без всяких шансов на победу.
А с другой стороны американские конгрессмены не торопятся голосовать, в том числе еще и потому, что нет ясности: смогут ли украинские власти обеспечить достаточное пополнение для ВСУ, без которого (пополнения) любая помощь бессмысленна. Что тут курочка, а что яичко и что идет за чем — непонятно, но этот замкнутый круг должен кто-то первый прорвать.
Перипетиям прохождения законопроекта о помощи Украине через американский Конгресс уделено уже много внимания. А я, в нескольких своих последних постах, попытался показать разные взгляды на готовность украинцев идти на войну. Опубликованные мною письма, которые я получил от своих читателей, показывают две диаметрально противоположные точки зрения на этот вопрос.
Я не хочу никого осуждать. В конце концов, кто я такой, чтобы судить других, если я сам не иду воевать? Понятно дело, что с точки зрения солдата на фронте, любой, кто спрятался от призыва в Европе — трус и предатель Украины. А с точки зрения дезертира-беженца глупо идти и умирать за страну, которая тебя и твою семью всю жизнь только юзала и оставляла в дураках.
Тут есть даже и некий философский уровень осмысления. Например: патриотизм — это обязанность или спонтанное чувство? Является ли долгом любовь к своей стране? И требует ли эта любовь жертвы? То есть, если, например, я люблю свою родину, но не настолько, чтобы быть готовым за нее умереть, то это точно означает, что я подонок?
И почему, собственно, общество не требует от меня ни любви к жене, ни к детям, ни к родителям, оставляя это на мое собственное усмотрение, а вот с любовью к родине у меня нет выбора? Я обязан ее любить и все тут. Причем любить самой сильной любовью. Такой, которой я не люблю даже свою мать. Ведь в патриотических прописях мать легко отправляет сына умереть за родину и никогда — за себя.
Или вот еще: русские все время орут про то, что это “наша земля”.
— А что это такое вообще: “наша” земля?
— Мы ее отвоевали у турок!
— Значит, если кто-то отвоюет землю у вас, то это будет его земля?
— Да, но при условии, что мы, по итогам этой войны, сами признаем, что это теперь его земля. У нас вот с турками есть договор!
— То есть, главное — это не война, а договор, где вы сами признаете, что это теперь не ваша, а его земля?
— Ну, разумеется. Это же очевидно!
— Но вот же договор, по которому вы признаете, что это украинская земля!
— Это другое. Этот договор подписал предатель Ельцин.
-Хорошо. Вот договор, который подписал Путин. Здесь написано то же самое.
— Это он подписывал еще до переворота, который вы устроили. А потом в 2014 году в, Украине к власти пришла хунта.
— Но позвольте! С кем же тогда Россия до 2022 года поддерживала дипломатические отношения? С кем Путин вел переговоры? Кого поздравлял с избранием президентами? С тех пор в Украине дважды прошли выборы президента. И в обоих случаях Путин признавал эти выборы!
— Все равно это “наша земля”!
— Так объясните, что это означает?
— Наша и всё. Чего тут непонятного? Достаточно того, что мы так считаем.
Это не русские такие смешные. Это все намного глубже. То есть, как только эту землю отвоевали от турок (кстати отвоевывали русские вместе с украинцами, так что это обоих касается), то я в ту же секунду провозглашаю этот доселе мне неведомый кусок земли частью своей родины и начинаю ее любить во все лопатки? Да так страстно, что готов за нее убить любого и сам сдохнуть во цвете лет?
И даже если я потом подписываю договор и отдаю эту землю своему соседу, то моя любовь к ней не проходит и я завтра прихожу и бью соседа ломом по голове?
А сосед-то чего так за нее дерется? Он что, разве забыл как мы ее вместе с ним у турок отжали? Или для него это тоже теперь родина? Как и для меня: навеки вечные? Но, правда, только с того момента как отжали… До этого он был к ней абсолютно индифферентен.
Ну скакали тут татары на своих коньках… Знамо дело — бусурмане… Согласитесь: какая странная любовь…
Вот я и спрашиваю, откуда берется такая любовь? В какой момент она возникает? Не кажется ли вам, что это какой-то кафкианский маразм? И вот за это странное нагромождение абсурда я должен отдать свою жизнь? А если нет, то я трус и предатель? То есть я должен предать свою семью, оставить свою жену вдовой, а детей сиротами, но только не отдать русским землю, которую мы с ними когда-то отвоевали у турок? Потому, что это моя родина, даже если я там ни разу в жизни не был и вообще дальше Черновцов никуда не ездил?
Нет, я все понимаю. Агрессия там, международное право, суверенитет, признанные границы… Это все понятно. Но как простому, маленькому человечку найти мотивацию пойти и умереть? Для него во всем международном праве нет ответа на простой вопрос: кто будет кормить его детей, когда он погибнет?
Зеленский? Мда… Зеленский говорит, что без западных денег ему уже сейчас нечем пенсии платить, а тут еще эти сироты…
Ну, хорошо. А когда его переизберут? А не скажет ли этому простому украинцу тот, новый президент, что он его на войну не посылал? Что, хотите сказать, что такого никогда не случится? Ой ли… Вы сами-то в это верите? Сколько по Украине ходит афганцев? И что? Шибко им Украина благодарна?
Вы скажете, что Украина их туда не посылала, верно? Ну вот и вы согласны, что могут быть такие смены власти, что всякое может случиться… Майдан-шмайдан… Сегодня махновцы, завтра петлюровцы… А детки солдатиковы так и будут сиротами. А батька их будет лежать в земле сырой, отвоеванной у турок двести пятьдесят лет назад и прозванной из-за этого родиной. Тут хочешь-не хочешь, а задумаешься…
Сложно это все. Непросто. Не лежит на поверхности ответ. Одно я знаю: сердце мое с теми, кто сейчас воюет за свободу. Путин — враг свободы. Тот, кто воюет с Путиным — воюет за свободу. Не за землю, не за государство (провались оно пропадом), а за свободу. Это единственное, за что можно рисковать жизнью.
Слава Украине!🇺🇦
Про Израиль уже сил нет. Завтра.
I❤️🇮🇱
Альфред Кох
Альфред Кох:
Прошел один год и триста двадцать девять дней войны. Сегодняшние карты ISW показывают, что россияне продолжают черепашьими темпами, но все-таки продвигаться вперед. Сегодня, например, они взяли село Крахмальное на границе Харьковской и Луганской областей.
Вопрос лишь в том, сколько еще у них есть сил на такую войну и готовы ли они платить такую высокую цену, которую они сейчас платят, за эти микроскопические продвижения.
Если предположить, что их задачи не изменились и они хотят как минимум выйти на границы Донецкой, Луганской, Запорожской и Херсонской областей — то тогда они должны быть готовы потерять чуть ли не миллион своих солдат. Не говоря уже о каких-то невероятных потерях техники, которой у них нет и которое их ВПК вряд ли сможет произвести за требуемый промежуток времени.
Я намеренно не говорю о потерях Украины, но даже только прогноз по потерям и затратам России на эту войну говорит о том, что вряд ли в Москве всерьез рассчитывают на какой-то серьезный прорыв при нынешнем положении вещей.
На что может рассчитывать Путин? Его ВПК уже работает на близких к максимуму оборотах и ожидать какого-то значительного рывка — не стоит. Все, что можно было из своей экономики выжать — Путин уже выжал. Возможности его союзников я бы тоже не преувеличивал. Они такие какие они есть, и все они уже задействованы.
Следовательно расчет может быть только на то, что резко ослабнет Украина. А это значит, что Путин надеется на провал мобилизации в Украине и сокращение западной помощи.
Отбросив детали, можно сказать и более конкретно: Путин надеется, что Верховная Рада если и примет закон о мобилизации, то в такой редакции, которая будет фактически означать ее саботаж, и ВСУ никаких полмиллиона новых солдат, о которых говорил Залужный, не получит.
Также он надеется, что Конгресс США будет продолжать дальше тянуть волынку и так и не проголосует за так необходимую Украине военную и финансовую помощь.
Все наблюдатели усматривают связь между этими двумя процессами. С одной стороны проблемы с мобилизацией в Украине объясняются прежде всего тем, что потенциальные призывники не хотят, в отсутствие западной помощи, воевать с лопатами наперевес (как недавно предположил Кулеба) и, в результате, оказаться в роли пушечного мяса, без всяких шансов на победу.
А с другой стороны американские конгрессмены не торопятся голосовать, в том числе еще и потому, что нет ясности: смогут ли украинские власти обеспечить достаточное пополнение для ВСУ, без которого (пополнения) любая помощь бессмысленна. Что тут курочка, а что яичко и что идет за чем — непонятно, но этот замкнутый круг должен кто-то первый прорвать.
Перипетиям прохождения законопроекта о помощи Украине через американский Конгресс уделено уже много внимания. А я, в нескольких своих последних постах, попытался показать разные взгляды на готовность украинцев идти на войну. Опубликованные мною письма, которые я получил от своих читателей, показывают две диаметрально противоположные точки зрения на этот вопрос.
Я не хочу никого осуждать. В конце концов, кто я такой, чтобы судить других, если я сам не иду воевать? Понятно дело, что с точки зрения солдата на фронте, любой, кто спрятался от призыва в Европе — трус и предатель Украины. А с точки зрения дезертира-беженца глупо идти и умирать за страну, которая тебя и твою семью всю жизнь только юзала и оставляла в дураках.
Тут есть даже и некий философский уровень осмысления. Например: патриотизм — это обязанность или спонтанное чувство? Является ли долгом любовь к своей стране? И требует ли эта любовь жертвы? То есть, если, например, я люблю свою родину, но не настолько, чтобы быть готовым за нее умереть, то это точно означает, что я подонок?
И почему, собственно, общество не требует от меня ни любви к жене, ни к детям, ни к родителям, оставляя это на мое собственное усмотрение, а вот с любовью к родине у меня нет выбора? Я обязан ее любить и все тут. Причем любить самой сильной любовью. Такой, которой я не люблю даже свою мать. Ведь в патриотических прописях мать легко отправляет сына умереть за родину и никогда — за себя.
Или вот еще: русские все время орут про то, что это “наша земля”.
— А что это такое вообще: “наша” земля?
— Мы ее отвоевали у турок!
— Значит, если кто-то отвоюет землю у вас, то это будет его земля?
— Да, но при условии, что мы, по итогам этой войны, сами признаем, что это теперь его земля. У нас вот с турками есть договор!
— То есть, главное — это не война, а договор, где вы сами признаете, что это теперь не ваша, а его земля?
— Ну, разумеется. Это же очевидно!
— Но вот же договор, по которому вы признаете, что это украинская земля!
— Это другое. Этот договор подписал предатель Ельцин.
-Хорошо. Вот договор, который подписал Путин. Здесь написано то же самое.
— Это он подписывал еще до переворота, который вы устроили. А потом в 2014 году в, Украине к власти пришла хунта.
— Но позвольте! С кем же тогда Россия до 2022 года поддерживала дипломатические отношения? С кем Путин вел переговоры? Кого поздравлял с избранием президентами? С тех пор в Украине дважды прошли выборы президента. И в обоих случаях Путин признавал эти выборы!
— Все равно это “наша земля”!
— Так объясните, что это означает?
— Наша и всё. Чего тут непонятного? Достаточно того, что мы так считаем.
Это не русские такие смешные. Это все намного глубже. То есть, как только эту землю отвоевали от турок (кстати отвоевывали русские вместе с украинцами, так что это обоих касается), то я в ту же секунду провозглашаю этот доселе мне неведомый кусок земли частью своей родины и начинаю ее любить во все лопатки? Да так страстно, что готов за нее убить любого и сам сдохнуть во цвете лет?
И даже если я потом подписываю договор и отдаю эту землю своему соседу, то моя любовь к ней не проходит и я завтра прихожу и бью соседа ломом по голове?
А сосед-то чего так за нее дерется? Он что, разве забыл как мы ее вместе с ним у турок отжали? Или для него это тоже теперь родина? Как и для меня: навеки вечные? Но, правда, только с того момента как отжали… До этого он был к ней абсолютно индифферентен.
Ну скакали тут татары на своих коньках… Знамо дело — бусурмане… Согласитесь: какая странная любовь…
Вот я и спрашиваю, откуда берется такая любовь? В какой момент она возникает? Не кажется ли вам, что это какой-то кафкианский маразм? И вот за это странное нагромождение абсурда я должен отдать свою жизнь? А если нет, то я трус и предатель? То есть я должен предать свою семью, оставить свою жену вдовой, а детей сиротами, но только не отдать русским землю, которую мы с ними когда-то отвоевали у турок? Потому, что это моя родина, даже если я там ни разу в жизни не был и вообще дальше Черновцов никуда не ездил?
Нет, я все понимаю. Агрессия там, международное право, суверенитет, признанные границы… Это все понятно. Но как простому, маленькому человечку найти мотивацию пойти и умереть? Для него во всем международном праве нет ответа на простой вопрос: кто будет кормить его детей, когда он погибнет?
Зеленский? Мда… Зеленский говорит, что без западных денег ему уже сейчас нечем пенсии платить, а тут еще эти сироты…
Ну, хорошо. А когда его переизберут? А не скажет ли этому простому украинцу тот, новый президент, что он его на войну не посылал? Что, хотите сказать, что такого никогда не случится? Ой ли… Вы сами-то в это верите? Сколько по Украине ходит афганцев? И что? Шибко им Украина благодарна?
Вы скажете, что Украина их туда не посылала, верно? Ну вот и вы согласны, что могут быть такие смены власти, что всякое может случиться… Майдан-шмайдан… Сегодня махновцы, завтра петлюровцы… А детки солдатиковы так и будут сиротами. А батька их будет лежать в земле сырой, отвоеванной у турок двести пятьдесят лет назад и прозванной из-за этого родиной. Тут хочешь-не хочешь, а задумаешься…
Сложно это все. Непросто. Не лежит на поверхности ответ. Одно я знаю: сердце мое с теми, кто сейчас воюет за свободу. Путин — враг свободы. Тот, кто воюет с Путиным — воюет за свободу. Не за землю, не за государство (провались оно пропадом), а за свободу. Это единственное, за что можно рисковать жизнью.
Слава Украине!🇺🇦
Про Израиль уже сил нет. Завтра.
I❤️🇮🇱