На что был похож наш микрорайон в 90-х…
1 марта, 2019 6:28 дп
Ирина Ткаченко
Немножко о преступности.
У меня в доме живет судья уголовного суда одного из самых проблемных районов города. Назовем её Гейл. Гейл — это персонаж из сериала Law & Order, только реальный. В кресло судьи она пересела после долгих лет работы ассистентом легендарного нью-йоркского окружного прокурора Роберта Моргентау.
И вот сидим мы с ней недавно в гостях, распиваем я коктейль хозяйки мероприятия, а Гейл мою вишневую настойку, и вспоминаем, на что похож был наш микрорайон в 90-х.
— 90-91-92 годы, ты была здесь в то время? Это был пик нью-йоркской преступности, — спрашивает меня Гейл.
— Нет, это было слишком рано, я в 90-м только в Чикаго приезжала ненадолго.
— В те годы в Нью Йорке совершалось по 2300 убийств. А сегодня убийств пара сотен, сегодня Нью Йорк — самый спокойный город в мире! — смеется Гейл. — И это то, чем мне пришлось заниматься после переезда из Вашингтона.
У нас не было тогда мобильных телефонов с интернетом, но у каждого prosecutor 24 часа в день был включен пейджер. И вот как только кого-нибудь убивали и полиция выходила на подозреваемого, мне нужно было мчаться в полицейский участок, чтобы обеспечить соблюдение процедур ареста: прочли ли задержанному предупреждение Miranda (это про право не свидетельствовать против себя ), обеспечили ли доступ к адвокату, включили ли камеру и т.д. — все те мелочи, из-за которых любое дело могло быть загублено на корню.
— И часто тебе так приходилось править работу полицейских? — спрашиваю
— Постоянно! Полиция ведь — это не публика с высшим образованием, набирали людей с минимальным уровнем «ассоциативного» диплома колледжа, плюс полицейская академия, но что можно выучить в полицейских академиях за полгода? Косяки были постоянно.
— Слушались копы твоих советов?
Качает головой:
— Это была борьба. Ты не забывай, что тогда среди полицейских почти не было женщин, не говоря о prosecutors. Меня встречали всеми этими знакомыми до боли «honey» и «sweetheart», через которые невозможно было до них достучаться. Тем более, задержанные часто были отмороженными и обколотыми рецидивистами. Полицейским заранее все было ясно.
— И как ты с этим справлялась, если тебя не слушали?
— Шла в обход. По иерархии в полиции копы и сержанты — это был самый неподготовленный контингент, к тому же им платили сущие гроши за то, чтобы они защищали нас с тобой от преступников. Но начиная с уровня лейтенанта это уже достаточно образованный слой, который держит ухо востро и зависит от некоторых политических ветров. Они реально боятся репутационных потерь. Вот к лейтенанту я и обращалась, и на их языке — иначе не поймут — объясняла примерно так: если сейчас же ваши парни не сделают то-то и то-то, весь этот «самоочевидный» кейс не просто развалится, а грохот и эхо будут слышны на весь округ.
— Это срабатывало почти мгновенно, — продолжает Гейл. — А я уже бежала в другой конец города, за день на пейджер приходило по три-четыре вызова… А как тебе тогда понравился Чикаго? — это уже Гейл — мне.
— Красивый! Принимающая сторона поселила нашу маленькую группу женщин в чудесной гостинице на Мичиган авеню. Там один вид из окон стоил путешествия. Но это был вид с очень высокого этажа 
. В последний вечер нас увезли в мексиканский ресторан на прощальный ужин и где-то часов в 10 вечера там случилось небольшое ЧП.
— Ага, ага — уже догадываясь, к чему я клоню, закивала Гейл.
— Часов в десять вечера на улице началась стрельба. Отчетливо так, нам все было слышно. Менеджер — видно было не впервой — тут же законопатил выходы и объявил нам, что доунт варри! у нас локдаун до тех пор, пока всё не утихнет.
И в этот момент мне позвонил в ресторан мой новый знакомый, с которым мы впервые столкнулись в местном университете днем раньше. Парень посмотрел на нашу несколько смущенную группу визитеров из далекой страны и поставил себе цель: показать советской девушке американский ночной клуб. И вот он звонит в ресторан и диктует мне адрес клуба. Я говорю: «Я не могу выйти из ресторана, тут стреляют. Да и клуб твой, наверное, тоже небезопасный.»
На этих моих словах мой знакомец вдруг начинает хохотать: «Этот клуб для тебя — самое безопасное место в Чикаго! Приезжай, когда вас выпустят, вечер только начинается.»
Этим своим смехом он меня окончательно сбил с толку. Какое легкомыслие! Что смешного в стрельбе? И почему это в его дурацком клубе мне будет безопасней?
После того как на место примчалась полиция и оцепила всю округу, двери ресторана наконец отперли. И только по пути назад в гостиницу — ни в какой клуб я не поехала — я спросила своего проводника, знает ли она такое название. Да, — ответила мне белозубая дама, — это местный gay club, клуб для гомосексуалистов….
Гейл смеется и я жду, чтобы задать ей вопрос, на который давно хотела услышать ответ судьи:
— Как ты считаешь, почему за прошедшие с тех пор годы преступность в Нью Йорке упала в десять раз?
— Ну, я думаю, тебе знакомы все обычные объяснения, одной причины тут мало, но я могу тебе предложить свою собственную теорию: СПИД. Значительное количество убийств, стрельба и прочие радости совершались наркоманами — или из-за наркотиков. Шприцами тогда делились. Этих людей и выкосил СПИД. Я почему-то в этом уверена.
++++
Ирина Ткаченко
Немножко о преступности.
У меня в доме живет судья уголовного суда одного из самых проблемных районов города. Назовем её Гейл. Гейл — это персонаж из сериала Law & Order, только реальный. В кресло судьи она пересела после долгих лет работы ассистентом легендарного нью-йоркского окружного прокурора Роберта Моргентау.
И вот сидим мы с ней недавно в гостях, распиваем я коктейль хозяйки мероприятия, а Гейл мою вишневую настойку, и вспоминаем, на что похож был наш микрорайон в 90-х.
— 90-91-92 годы, ты была здесь в то время? Это был пик нью-йоркской преступности, — спрашивает меня Гейл.
— Нет, это было слишком рано, я в 90-м только в Чикаго приезжала ненадолго.
— В те годы в Нью Йорке совершалось по 2300 убийств. А сегодня убийств пара сотен, сегодня Нью Йорк — самый спокойный город в мире! — смеется Гейл. — И это то, чем мне пришлось заниматься после переезда из Вашингтона.
У нас не было тогда мобильных телефонов с интернетом, но у каждого prosecutor 24 часа в день был включен пейджер. И вот как только кого-нибудь убивали и полиция выходила на подозреваемого, мне нужно было мчаться в полицейский участок, чтобы обеспечить соблюдение процедур ареста: прочли ли задержанному предупреждение Miranda (это про право не свидетельствовать против себя ), обеспечили ли доступ к адвокату, включили ли камеру и т.д. — все те мелочи, из-за которых любое дело могло быть загублено на корню.
— И часто тебе так приходилось править работу полицейских? — спрашиваю
— Постоянно! Полиция ведь — это не публика с высшим образованием, набирали людей с минимальным уровнем «ассоциативного» диплома колледжа, плюс полицейская академия, но что можно выучить в полицейских академиях за полгода? Косяки были постоянно.
— Слушались копы твоих советов?
Качает головой:
— Это была борьба. Ты не забывай, что тогда среди полицейских почти не было женщин, не говоря о prosecutors. Меня встречали всеми этими знакомыми до боли «honey» и «sweetheart», через которые невозможно было до них достучаться. Тем более, задержанные часто были отмороженными и обколотыми рецидивистами. Полицейским заранее все было ясно.
— И как ты с этим справлялась, если тебя не слушали?
— Шла в обход. По иерархии в полиции копы и сержанты — это был самый неподготовленный контингент, к тому же им платили сущие гроши за то, чтобы они защищали нас с тобой от преступников. Но начиная с уровня лейтенанта это уже достаточно образованный слой, который держит ухо востро и зависит от некоторых политических ветров. Они реально боятся репутационных потерь. Вот к лейтенанту я и обращалась, и на их языке — иначе не поймут — объясняла примерно так: если сейчас же ваши парни не сделают то-то и то-то, весь этот «самоочевидный» кейс не просто развалится, а грохот и эхо будут слышны на весь округ.
— Это срабатывало почти мгновенно, — продолжает Гейл. — А я уже бежала в другой конец города, за день на пейджер приходило по три-четыре вызова… А как тебе тогда понравился Чикаго? — это уже Гейл — мне.
— Красивый! Принимающая сторона поселила нашу маленькую группу женщин в чудесной гостинице на Мичиган авеню. Там один вид из окон стоил путешествия. Но это был вид с очень высокого этажа . В последний вечер нас увезли в мексиканский ресторан на прощальный ужин и где-то часов в 10 вечера там случилось небольшое ЧП.
— Ага, ага — уже догадываясь, к чему я клоню, закивала Гейл.
— Часов в десять вечера на улице началась стрельба. Отчетливо так, нам все было слышно. Менеджер — видно было не впервой — тут же законопатил выходы и объявил нам, что доунт варри! у нас локдаун до тех пор, пока всё не утихнет.
И в этот момент мне позвонил в ресторан мой новый знакомый, с которым мы впервые столкнулись в местном университете днем раньше. Парень посмотрел на нашу несколько смущенную группу визитеров из далекой страны и поставил себе цель: показать советской девушке американский ночной клуб. И вот он звонит в ресторан и диктует мне адрес клуба. Я говорю: «Я не могу выйти из ресторана, тут стреляют. Да и клуб твой, наверное, тоже небезопасный.»
На этих моих словах мой знакомец вдруг начинает хохотать: «Этот клуб для тебя — самое безопасное место в Чикаго! Приезжай, когда вас выпустят, вечер только начинается.»
Этим своим смехом он меня окончательно сбил с толку. Какое легкомыслие! Что смешного в стрельбе? И почему это в его дурацком клубе мне будет безопасней?
После того как на место примчалась полиция и оцепила всю округу, двери ресторана наконец отперли. И только по пути назад в гостиницу — ни в какой клуб я не поехала — я спросила своего проводника, знает ли она такое название. Да, — ответила мне белозубая дама, — это местный gay club, клуб для гомосексуалистов….
Гейл смеется и я жду, чтобы задать ей вопрос, на который давно хотела услышать ответ судьи:
— Как ты считаешь, почему за прошедшие с тех пор годы преступность в Нью Йорке упала в десять раз?
— Ну, я думаю, тебе знакомы все обычные объяснения, одной причины тут мало, но я могу тебе предложить свою собственную теорию: СПИД. Значительное количество убийств, стрельба и прочие радости совершались наркоманами — или из-за наркотиков. Шприцами тогда делились. Этих людей и выкосил СПИД. Я почему-то в этом уверена.
++++