«Мы-то свой кусок и сами вырвем у паразитов…»
11 апреля, 2024 8:17 пп
Валерий Зеленогорский
Igor Brodsky поделился
Валерий Зеленогорский, 6 июль 2012 г.:
Для тех, кто любит погорячее. 21+.
Из книги «Я всегда ношу маленькие трусики. Будни майора Лихова».
Болтконскому позвонил главный редактор и сказал срочно зайти. В огромном кабинете с боссом сидел вальяжный господин, по выправке — из силовиков, взявших верх над всеми. В начале девяностых они как-то притихли, когда Феликса железного сковырнули с площади, совсем по норам забились, но потом мало-помалу воспряли, перегруппировались и стали возвращать себе контроль.
Раньше они контролировали мозги граждан и государственные секреты по совместительству вроде охраняли… А теперь оглянулись вокруг — мать честная! Какая-то бандота с простыми ментами, все добро народное раздербанили и по личным сусекам зашкерили. Непорядок! И тут бывшие соколы госбезопасности решительно стали восстанавливать социальную справедливость. И переводить финансовые потоки в нужное направление.
Вот, видимо, один из таких героев сидел в уступленном ему из уважении кресле самого босса. И пил главредом нОлитое. Без всякого уважения к цене за бутылку и степень выдержки изделия французской провинции Коньяк.
Дядька был уже прилично оборзевшим коррупционером, но из тех, кому еще и за Державу обидно.
Босс дал Болтконскому папку с текстом и сказал: «Ты пройдись рукой мастера, подсыпь метафорок, юморка поддай, ну, ты знаешь, чего тебя объяснять. Гонорар будет, можешь не волноваться». И повернувшись к гостю сказал: «Он у нас дока по этой части, не волнуйтесь, сделает в лучшем виде». Гость закивал довольно и дал Болтконскому визитку с множеством гербов.
Болтконский вернулся в кабинет, открыл папку и офyел, такого он еще не читал никогда.
***
У меня есть пост, мой пост — моя граница, и ни одна сука не пронесет мимо меня госдобро. Меня Родина поставила, и я стою, и в в день, и в ночь, и в холод, и в зной.
Да! Я живу неплохо, а разве Курчатов жил плохо? Гагарин Юрий Алексеевич тоже служил честно, и Родина щедро поила его, и не только березовым соком.
Сейчас время тяжелое, я понимаю, и ничего, кроме формы, не прошу, я сам зарабатываю, чтобы не обременять казну, а Родина уж пусть сама разберется, кому лишний кусок дать, мы-то свой кусок и сами вырвем у паразитов.
Ну, о себе, в этом смысле, я больше не буду, Родина слышит, Родина знает…
Мне бы хотелось о духовном рассказать.
Есть у нас баба одна, инспектор по проверке таможенных деклараций по фамилия Махонькина. Так-то она не махонькая, жопень — будьте-нате. Грудь — молочная, если доить, то ведро точно даст, да и нога под ней хороша, изящные такие копыта, в балетках ходит, как фея, из мундира прет ее, как квашню у мамки в деревне.
У нас на посту, я — чистый граф, пока сам не попробую, никто не подойдет, ни Михалов, зам мой по службе, ни Коротченко, сволочь из внутренней безопасности, знают, суки, что папа первым должен отпереть этот амбар.
Я Махонькиной уже посылал черную метку, но она, пробл…дь сладкомясая, на дни свои сослалась. И просто отстрочила по малой нужде в обеденный перерыв, даже не поперхнулась. Разумеет, тварь, что папа за так не пропустит.
А теперь конкретно договорились. Скоро она придет, и мы увидим небо над Дар-эс Саламом, там я тоже повоевал. Немало верблюдиц завалил, дань мне местные платили живым товаром, золота я ихнего не брал. Буду я, советский офицер, гнушаться 375 пробой, я брал пленных, это была моя добыча.
Так вот, позвонил я заму и говорю, ты давай уже посылай за ней, чего она там дрочит, пора на алтарь, так сказать, взойти, своему белому сагибу расправить члены. А он говорит, там запарка, весь пост стоит, фурами забитый. Мне, говорю, насрать! И пусть у них стоит, а у меня не стоит, что ли? Пусть Лавкина вместо нее сядет в окошко, она — лecбиянкa, ей все равно, а мне — нет.
Ну вот, разрулил я свой коллапс, мы же люди государственные, народ не должен страдать от наших прихотей.
Приходит Махонькина, ну, чистая мадонна! В пилоточке, сапоги-бутылочки, грудь бурлит, как Азовское море… Там бабка моя жила, заслуженный юрист в отставке. Всю жизнь по тюрьмам, ее воровки очень уважали, в авторитете была баушка моя. Преставилась в прошлом году, или в позапрошлом, ну, не помню, мрет наш народ православный, все ж**ы мутят и звepи. Ну ничего, мы еще пройдем по их норам огнем и мечом, за целостность нашу. Все ответят, выe…eм и высушим!
Так вот, пришла Махонькина, павой вплыла, посмотрела на меня с поволокой и молвит: «Иваныч! Вы извините меня, но я в рот брать не буду, у меня воспаление надкостницы, я вам вреда не желаю, e…итe меня, пожалуйста, и все».
Я тоже человек, мы же не звери какие, нельзя в рот, ну и не надо, мало ли отверстий Cоздатель оставил для проникновения.
Я торопиться не стал, налил ей стакан «Путинки», мы же патриоты, мы только казенную пьем. Закусывать не стали, жар у нее пошел по всем жилам, я эту штуку чувствую нутром. И бабка чувствовала, папа тоже не дурак был по этой части, да и мама-покойница любила шершавого под кожу запустить, но только с главврачом, а так, честная была женщина, во всех смыслах.
Я Махонькиной второй налил для сцепки букс, и она гортанно так, крикнула: «Есть контакт!» и поперла на меня таким буром, что я в какой-то момент испугался ее исполинской мощи, чистый Кинг-Конг. Рванула она на себя обмундирование нового образца, которое Валюшка Юдашкин нам сварганил, и полетели золотые пуговицы, как водопад золотой. Который мне делали узбекские товарищи на саммите по приграничной торговле в рамках ОДКБ. Я тогда целое кило кокса привез из конфиската, вообще там королем был.
И стоит она в трусах фирмы «Вулфорд», несмелая такая, но огонь с нее пышет, как от Змей Горыныча. И метнулась она ко мне, пылая лицом, и сорвала с меня обмундирование форменное и даже погоны сорвала в пароксизме страсти.
А как увидела меня в моих фирменных маленьких трусиках фирмы «Кельвин Кляйн», так даже опешила сперва, это я так любил ошарашить потенциального противника. Потом пошло-поехало, как в фильме «Ночной портье». Я ей фуражку напёр вместо пилотки, а сам приговариваю: «Хенде хох!», а она, дура, не понимает, что у нас ролевая игра.
Первый тайм был за мной, а во втором я ее под стол загнал, как пленную журналистку. Я, конечно, Басаевым был, чуть не зарубил ее в гневе шашкой дарственной.
Коротченко помешал, сука. Сообщил, что из округа едут…
***
Болтконский захлопнул папку и налил себе стакан, не ожидал он от сморчка этого такой силы страсти. Пока ни одной буквы не исправил, решил дома дальше почитать, нырнуть, значит, в глубины имманентного бессознательного.
Валерий Зеленогорский
Igor Brodsky поделился
Валерий Зеленогорский, 6 июль 2012 г.:
Для тех, кто любит погорячее. 21+.
Из книги «Я всегда ношу маленькие трусики. Будни майора Лихова».
Болтконскому позвонил главный редактор и сказал срочно зайти. В огромном кабинете с боссом сидел вальяжный господин, по выправке — из силовиков, взявших верх над всеми. В начале девяностых они как-то притихли, когда Феликса железного сковырнули с площади, совсем по норам забились, но потом мало-помалу воспряли, перегруппировались и стали возвращать себе контроль.
Раньше они контролировали мозги граждан и государственные секреты по совместительству вроде охраняли… А теперь оглянулись вокруг — мать честная! Какая-то бандота с простыми ментами, все добро народное раздербанили и по личным сусекам зашкерили. Непорядок! И тут бывшие соколы госбезопасности решительно стали восстанавливать социальную справедливость. И переводить финансовые потоки в нужное направление.
Вот, видимо, один из таких героев сидел в уступленном ему из уважении кресле самого босса. И пил главредом нОлитое. Без всякого уважения к цене за бутылку и степень выдержки изделия французской провинции Коньяк.
Дядька был уже прилично оборзевшим коррупционером, но из тех, кому еще и за Державу обидно.
Босс дал Болтконскому папку с текстом и сказал: «Ты пройдись рукой мастера, подсыпь метафорок, юморка поддай, ну, ты знаешь, чего тебя объяснять. Гонорар будет, можешь не волноваться». И повернувшись к гостю сказал: «Он у нас дока по этой части, не волнуйтесь, сделает в лучшем виде». Гость закивал довольно и дал Болтконскому визитку с множеством гербов.
Болтконский вернулся в кабинет, открыл папку и офyел, такого он еще не читал никогда.
***
У меня есть пост, мой пост — моя граница, и ни одна сука не пронесет мимо меня госдобро. Меня Родина поставила, и я стою, и в в день, и в ночь, и в холод, и в зной.
Да! Я живу неплохо, а разве Курчатов жил плохо? Гагарин Юрий Алексеевич тоже служил честно, и Родина щедро поила его, и не только березовым соком.
Сейчас время тяжелое, я понимаю, и ничего, кроме формы, не прошу, я сам зарабатываю, чтобы не обременять казну, а Родина уж пусть сама разберется, кому лишний кусок дать, мы-то свой кусок и сами вырвем у паразитов.
Ну, о себе, в этом смысле, я больше не буду, Родина слышит, Родина знает…
Мне бы хотелось о духовном рассказать.
Есть у нас баба одна, инспектор по проверке таможенных деклараций по фамилия Махонькина. Так-то она не махонькая, жопень — будьте-нате. Грудь — молочная, если доить, то ведро точно даст, да и нога под ней хороша, изящные такие копыта, в балетках ходит, как фея, из мундира прет ее, как квашню у мамки в деревне.
У нас на посту, я — чистый граф, пока сам не попробую, никто не подойдет, ни Михалов, зам мой по службе, ни Коротченко, сволочь из внутренней безопасности, знают, суки, что папа первым должен отпереть этот амбар.
Я Махонькиной уже посылал черную метку, но она, пробл…дь сладкомясая, на дни свои сослалась. И просто отстрочила по малой нужде в обеденный перерыв, даже не поперхнулась. Разумеет, тварь, что папа за так не пропустит.
А теперь конкретно договорились. Скоро она придет, и мы увидим небо над Дар-эс Саламом, там я тоже повоевал. Немало верблюдиц завалил, дань мне местные платили живым товаром, золота я ихнего не брал. Буду я, советский офицер, гнушаться 375 пробой, я брал пленных, это была моя добыча.
Так вот, позвонил я заму и говорю, ты давай уже посылай за ней, чего она там дрочит, пора на алтарь, так сказать, взойти, своему белому сагибу расправить члены. А он говорит, там запарка, весь пост стоит, фурами забитый. Мне, говорю, насрать! И пусть у них стоит, а у меня не стоит, что ли? Пусть Лавкина вместо нее сядет в окошко, она — лecбиянкa, ей все равно, а мне — нет.
Ну вот, разрулил я свой коллапс, мы же люди государственные, народ не должен страдать от наших прихотей.
Приходит Махонькина, ну, чистая мадонна! В пилоточке, сапоги-бутылочки, грудь бурлит, как Азовское море… Там бабка моя жила, заслуженный юрист в отставке. Всю жизнь по тюрьмам, ее воровки очень уважали, в авторитете была баушка моя. Преставилась в прошлом году, или в позапрошлом, ну, не помню, мрет наш народ православный, все ж**ы мутят и звepи. Ну ничего, мы еще пройдем по их норам огнем и мечом, за целостность нашу. Все ответят, выe…eм и высушим!
Так вот, пришла Махонькина, павой вплыла, посмотрела на меня с поволокой и молвит: «Иваныч! Вы извините меня, но я в рот брать не буду, у меня воспаление надкостницы, я вам вреда не желаю, e…итe меня, пожалуйста, и все».
Я тоже человек, мы же не звери какие, нельзя в рот, ну и не надо, мало ли отверстий Cоздатель оставил для проникновения.
Я торопиться не стал, налил ей стакан «Путинки», мы же патриоты, мы только казенную пьем. Закусывать не стали, жар у нее пошел по всем жилам, я эту штуку чувствую нутром. И бабка чувствовала, папа тоже не дурак был по этой части, да и мама-покойница любила шершавого под кожу запустить, но только с главврачом, а так, честная была женщина, во всех смыслах.
Я Махонькиной второй налил для сцепки букс, и она гортанно так, крикнула: «Есть контакт!» и поперла на меня таким буром, что я в какой-то момент испугался ее исполинской мощи, чистый Кинг-Конг. Рванула она на себя обмундирование нового образца, которое Валюшка Юдашкин нам сварганил, и полетели золотые пуговицы, как водопад золотой. Который мне делали узбекские товарищи на саммите по приграничной торговле в рамках ОДКБ. Я тогда целое кило кокса привез из конфиската, вообще там королем был.
И стоит она в трусах фирмы «Вулфорд», несмелая такая, но огонь с нее пышет, как от Змей Горыныча. И метнулась она ко мне, пылая лицом, и сорвала с меня обмундирование форменное и даже погоны сорвала в пароксизме страсти.
А как увидела меня в моих фирменных маленьких трусиках фирмы «Кельвин Кляйн», так даже опешила сперва, это я так любил ошарашить потенциального противника. Потом пошло-поехало, как в фильме «Ночной портье». Я ей фуражку напёр вместо пилотки, а сам приговариваю: «Хенде хох!», а она, дура, не понимает, что у нас ролевая игра.
Первый тайм был за мной, а во втором я ее под стол загнал, как пленную журналистку. Я, конечно, Басаевым был, чуть не зарубил ее в гневе шашкой дарственной.
Коротченко помешал, сука. Сообщил, что из округа едут…
***
Болтконский захлопнул папку и налил себе стакан, не ожидал он от сморчка этого такой силы страсти. Пока ни одной буквы не исправил, решил дома дальше почитать, нырнуть, значит, в глубины имманентного бессознательного.