«Мы молча глотали слюну…»
4 декабря, 2019 5:45 пп
Seva Novgorodsev
Была такая частушка: «Ах, огурчики да помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике!» Народ, как всегда, смотрел в корень, уравнивая закусь под водку с политическим убийством, развязавшим всесоюзный террор. Обыкновенное дело — нам что огурцы крошить, что партийных работников.
Сталин, однако, умел шутить и перещеголял народ в цинизме, присвоив имя Кирова ленинградскому мясокомбинату, где ежедневно в честь Сергея Мироновича совершался геноцид животных конвейерным способом. Получилась такая скотобойня имени Убитого Вождя, предприятие Вечной Смерти.
Близилось 8 Марта 1961 года, женские коллективы готовились к празднику. Через общих знакомых наш муз взвод получил приглашение отыграть танцы на мясокомбинате.
К училищу подали заводской автобус, куда мы загрузили барабаны, контрабас, трубу, два тромбона, три сакса, взяли с собой ноты отрепетированной программы на четыре отделения. У мясокомбината нас провели мимо двух знаменитых бронзовых быков скульптора Демут-Малиновского, которых мастера называли «Взорушка» и «Невзорушка», через проходную со строгими вахтерами, в клубный зал, вернее, в комнату за залом, где в обычные дни трудились два культработника.
Вслед за нами работник культуры внес большой бумажный мешок со свежими батонами. Скинув его с натруженного плеча, он торжественно открыл наборные дверцы комсомольских шкафов, и перед вечно голодными курсантами предстала картина, превосходящая воображение.
Мясокомбинатовский культуртрегер, довольный произведенным впечатлением, устроил нам краткую лекцию. «На этой полке, — показывал он, — вареные колбасы. „Диетическая“ с легким и нежным вкусом, „Праздничная старомосковская“ с легким ароматом копчения, „Столовая“, классическая вареная колбаса с добавлением молока. „Обыкновенная“, из отборной охлажденной говядины и полужирной свинины со свежими куриными яйцами и молоком…»
Мы молча глотали слюну. «Следующая полка, — продолжал экскурсовод, — „Сервелат цыганский“, с молотым перцем и чесноком, колбаса „Юбилейная“ с измельченным шпиком, „Салями коньячная“ с пряностями и коньяком…»
Доклад превращался в пытку, мы сидели, не шевелясь, вперив взоры в шкаф, ожидая дальнейших событий Владелец комнаты уловил висевшее в воздухе напряжение. «Пожалуйста, взгляните на третью, четвертую и пятую полку: ветчина „Праздничная“ из охлажденной свинины с черным перцем, грудинка „Нежная“ из двух кусков отборной грудинки с прослойкой из зелени в пергаменте…»
Он говорил что-то еще, но слушать было невозможно, слова тонули в тумане.
«Прошу, дорогие гости, угощайтесь, это все вам», — вдруг произнес голос, и мы увидели на столе гору свежих батонов, графины с водой и окорока, колбасы, шпекачки, грудинку…
Это был дефицит, редко появлявшийся в магазинах, продукция, не прошедшая базы, склады, хранилища. Она появилась прямо из цеха, в срезе колбас еще стояли слезы, и колбас этих было много, как во сне.
Вкусив райских наслаждений, мы пошли на сцену. Пять отделений — это шесть перерывов, шесть подходов. Девушки, пригласившие нас, были счастливы, вечер удался. — Ребята! — сказали они нам. — Больше половины осталось! Возьмите это с собой! Культработник неодобрительно покрутил головой.
Развинчивайте свой барабан! — сказала бойкая дивчина. Мы сняли шкуру большого барабана и уложили внутрь кульки и свертки. Барабан внешне ничем не выдавал содержимого, но когда его попробовали сдвинуть с места, то одному человеку это оказалось не под силу.
До проходной его тащили втроем, но для вахтера надо было разыграть сцену «ах ты, мой легкий барабан!» Наш ударник, худой и жилистый юноша, с ролью справился блестяще, он пронес эти три пуда мяса над головой, сверкая очаровательной улыбкой, но чуть не рухнул всеми костями сразу за проходной, поскользнувшись на подмерзшей луже.
Содержимое барабана мы ели полным составом духового и эстрадного оркестров почти десять дней.
(«Интеграл похож на саксофон» http://seva.ru/store/)
Seva Novgorodsev
Была такая частушка: «Ах, огурчики да помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике!» Народ, как всегда, смотрел в корень, уравнивая закусь под водку с политическим убийством, развязавшим всесоюзный террор. Обыкновенное дело — нам что огурцы крошить, что партийных работников.
Сталин, однако, умел шутить и перещеголял народ в цинизме, присвоив имя Кирова ленинградскому мясокомбинату, где ежедневно в честь Сергея Мироновича совершался геноцид животных конвейерным способом. Получилась такая скотобойня имени Убитого Вождя, предприятие Вечной Смерти.
Близилось 8 Марта 1961 года, женские коллективы готовились к празднику. Через общих знакомых наш муз взвод получил приглашение отыграть танцы на мясокомбинате.
К училищу подали заводской автобус, куда мы загрузили барабаны, контрабас, трубу, два тромбона, три сакса, взяли с собой ноты отрепетированной программы на четыре отделения. У мясокомбината нас провели мимо двух знаменитых бронзовых быков скульптора Демут-Малиновского, которых мастера называли «Взорушка» и «Невзорушка», через проходную со строгими вахтерами, в клубный зал, вернее, в комнату за залом, где в обычные дни трудились два культработника.
Вслед за нами работник культуры внес большой бумажный мешок со свежими батонами. Скинув его с натруженного плеча, он торжественно открыл наборные дверцы комсомольских шкафов, и перед вечно голодными курсантами предстала картина, превосходящая воображение.
Мясокомбинатовский культуртрегер, довольный произведенным впечатлением, устроил нам краткую лекцию. «На этой полке, — показывал он, — вареные колбасы. „Диетическая“ с легким и нежным вкусом, „Праздничная старомосковская“ с легким ароматом копчения, „Столовая“, классическая вареная колбаса с добавлением молока. „Обыкновенная“, из отборной охлажденной говядины и полужирной свинины со свежими куриными яйцами и молоком…»
Мы молча глотали слюну. «Следующая полка, — продолжал экскурсовод, — „Сервелат цыганский“, с молотым перцем и чесноком, колбаса „Юбилейная“ с измельченным шпиком, „Салями коньячная“ с пряностями и коньяком…»
Доклад превращался в пытку, мы сидели, не шевелясь, вперив взоры в шкаф, ожидая дальнейших событий Владелец комнаты уловил висевшее в воздухе напряжение. «Пожалуйста, взгляните на третью, четвертую и пятую полку: ветчина „Праздничная“ из охлажденной свинины с черным перцем, грудинка „Нежная“ из двух кусков отборной грудинки с прослойкой из зелени в пергаменте…»
Он говорил что-то еще, но слушать было невозможно, слова тонули в тумане.
«Прошу, дорогие гости, угощайтесь, это все вам», — вдруг произнес голос, и мы увидели на столе гору свежих батонов, графины с водой и окорока, колбасы, шпекачки, грудинку…
Это был дефицит, редко появлявшийся в магазинах, продукция, не прошедшая базы, склады, хранилища. Она появилась прямо из цеха, в срезе колбас еще стояли слезы, и колбас этих было много, как во сне.
Вкусив райских наслаждений, мы пошли на сцену. Пять отделений — это шесть перерывов, шесть подходов. Девушки, пригласившие нас, были счастливы, вечер удался. — Ребята! — сказали они нам. — Больше половины осталось! Возьмите это с собой! Культработник неодобрительно покрутил головой.
Развинчивайте свой барабан! — сказала бойкая дивчина. Мы сняли шкуру большого барабана и уложили внутрь кульки и свертки. Барабан внешне ничем не выдавал содержимого, но когда его попробовали сдвинуть с места, то одному человеку это оказалось не под силу.
До проходной его тащили втроем, но для вахтера надо было разыграть сцену «ах ты, мой легкий барабан!» Наш ударник, худой и жилистый юноша, с ролью справился блестяще, он пронес эти три пуда мяса над головой, сверкая очаровательной улыбкой, но чуть не рухнул всеми костями сразу за проходной, поскользнувшись на подмерзшей луже.
Содержимое барабана мы ели полным составом духового и эстрадного оркестров почти десять дней.
(«Интеграл похож на саксофон» http://seva.ru/store/)