«Поцелуи мои от вина и волнения были настолько размашистым…»
17 августа, 2017 7:30 пп
Самвел Аветисян
Лето 1984-го. Я, студент 4-го курса ЛГУ, сдав госэкзамены по английскому языку, лечу на каникулы домой в Тбилиси. Лететь три часа. Чтобы убить время в пути, я еще в накопителе высматриваю красивую девушку, чтобы потом в салоне самолета подсесть к ней (раньше регистрировали без мест — кто успел, тот и сел у окна или в проходе) и завязать нечаянный разговор.
Если красивая девушка оказывалась послушным собеседником, то время летело легко и увлекательно. За три неполных часа я успевал не только заинтриговать ее выдуманным родством с Нодаром Мгалоблишвили, актером театра Марджанишвили, или Давидом Кипиани, капитаном тбилисского «Динамо», но и как бы нечаянно влюбить в себя. А однажды я притворился племянником Серго Параджанова и целый месяц водил восхищенную студентку ЛГИТМиКа за нос по тбилисским достопримечательностям, тиская ее в укромных местах за интимные части.
Так вот лечу я в июне 1984-го домой. Сдал багаж. Прошел регистрацию. В накопителе жадно ищу глазами что-нибудь молоденькое и привлекательное. Но, увы, ничего подходящего не узрел и уныло побрел к трапу. Проходя мимо кресел, я думаю, куда мне сесть: у прохода или у окна? Вижу в начале салона (раньше почему-то сажали пассажиров с хвоста самолёта) затылок женщины средних лет и свободное кресло рядом. Я привычно спрашиваю соизволения сесть рядом и пораженно слышу в ответ:
— I’m sorry! I don’t speak Russian, — неужели мне продолжает сниться экзамен по английскому языку?
Нет, не снится. Она иностранка! Из Америки! Зовут Мэрилин. Летит в Тбилиси брать уроки хореографии. У самого Михаила Лавровского! И я начинаю понимать, что понимаю по-английски. Это точно не сон, но все равно мне как-то не по себе. В голове почему-то проносятся всякие мысли о провокации. Может КГБ, тревожно думаю я, проверяет меня, молодого коммуниста, на стойкость? Вряд ли, успокаиваю себя, я же не делаю ничего предосудительного — просто общаюсь со случайной спутницей. К тому же беседа эта ни о чем — так, пересказ экзаменационных тем по английскому языку:
Tbilissi is the capital of Georgian Soviet Socialist Republic и Мy family.
Увлеченный беседой, я не заметил, как пошли на посадку, как приземлились. Прощаясь еще в салоне, не рассчитывая, разумеется, на продолжение знакомства, а скорее из вежливости, я оставил американке домашний телефон:
— Если будет время и желание, позвоните. Я покажу вам Тбилиси!
На следующий день ближе к вечеру, вернувшись от друзей, мама мне говорит:
— Звонила какая-то женщина, ни по-грузински, ни по-русски не понимала, только все время повторяла «Сэмюэль-Сэмюэль»?
Пока я терялся в догадках, мама вновь позвала к телефону:
— Поговори сам! Это снова она.
Я не сразу сообразил, что это вчерашняя американка, что у нее сегодня день рождения и что, если у меня есть время и желание, приглашает погулять по вечернему Тбилиси. В 18.00 будет ждать меня в холле гостиницы «Иверия».
Спеша на встречу, я страшно нервничал, все время оглядывался, нет ли за мной слежки, в метро пересаживался из вагона в вагон. Успокоился, когда уже прогуливались по многолюдному Руставели. Из ее речи я обрывочно понимал, что город ей очень нравится и люди такие приветливые, понимал также отдельные слова: Ballet, Mike Lavrovsky, Modern dance.
А еще я понял, что ей нравятся закаты и она хочет отметить день рождения на во-о-от той вершине горы, потому что на горе закат длится дольше. На фуникулере мы поднялись на Мтацминду. По пути в ближайшем кафе я купил бутылку хванчкары, стащив по ходу со стола два граненых стакана.
Пили вино, рассевшись на траве под кипарисом и любуясь закатом. Нечаянно стал накрапывать ленивый дождь. Мэрилин прильнула ко мне и взглядом попросила обнять ее. Запахло мокрой травой, пряным кипарисом, нависшими звездами и сладкими духами. Медленным мгновеньем позже добавился жаркий запах ее губ. Поцелуи мои от вина и волнения были настолько размашистыми, что Мэрилин все время сдерживала меня:
— Gently, Sammy, gently!
Но тщетно. Я неуклюже повалил ее на траву и уже собирался было сдирать платье, как вдруг кто-то похлопал меня по плечу. У меня перехватило дыхание, в висках нервно забили молоточки, а в районе копчика неприятно зачесалось. Так похоже чувствует себя потерпевший фиаско шпион, думал я, с трудом ставая с колен.
Передо мной возвышался милиционер, лейтенант. Взяв за локоть, страж порядка отвел меня в сторону:
— Дзмао, брат, — обратился он ко мне на грузинском, — ты, наверное, не знаешь, вся Мтацминда разделена на участки, ты забрел на мой участок. Чтобы продолжать ебаться, нужно заплатить!
— Сколько? — я еле перевел дух.
— Десять рублей!
У меня был только рубль с мелочью — все, что осталось после вина с пятерки.
— Не знаю, дзмао, это твои проблемы. Попроси у своей русской подружки.
— Она не русская, — почему-то захотелось мне похвастаться.
— Какая разница: русская, нерусская, займи у нее, потом отдашь.
У Мэрилин не оказалось советских денег, она протянула 10 долларов. Лейтенант тупо взглянул на купюру:
— Из Америки, говоришь? Не врешь? Нет, дзмао, ты что! Копейки не возьму. Такой важный гость. Ебитесь на здоровье! И не беспокойся, никто вас здесь не тронет. Я прослежу.
Я не стал Мэрилин объяснять, почему страж порядка просил денег, почему не задержал, почему, прощаясь, пожал мне руку и обнялся с ней.
От пережитого я как подкошенный упал на траву, поманив ее за собой. Взлохмаченные мысли мешали сосредоточиться. Скорее усилием воли, чем влекомый страстью, возбудил себя и по-быстрому кончил. Мэрилин грустно взглянула на меня:
— Why did you stop?
— I finished…
Самвел Аветисян
Лето 1984-го. Я, студент 4-го курса ЛГУ, сдав госэкзамены по английскому языку, лечу на каникулы домой в Тбилиси. Лететь три часа. Чтобы убить время в пути, я еще в накопителе высматриваю красивую девушку, чтобы потом в салоне самолета подсесть к ней (раньше регистрировали без мест — кто успел, тот и сел у окна или в проходе) и завязать нечаянный разговор.
Если красивая девушка оказывалась послушным собеседником, то время летело легко и увлекательно. За три неполных часа я успевал не только заинтриговать ее выдуманным родством с Нодаром Мгалоблишвили, актером театра Марджанишвили, или Давидом Кипиани, капитаном тбилисского «Динамо», но и как бы нечаянно влюбить в себя. А однажды я притворился племянником Серго Параджанова и целый месяц водил восхищенную студентку ЛГИТМиКа за нос по тбилисским достопримечательностям, тиская ее в укромных местах за интимные части.
Так вот лечу я в июне 1984-го домой. Сдал багаж. Прошел регистрацию. В накопителе жадно ищу глазами что-нибудь молоденькое и привлекательное. Но, увы, ничего подходящего не узрел и уныло побрел к трапу. Проходя мимо кресел, я думаю, куда мне сесть: у прохода или у окна? Вижу в начале салона (раньше почему-то сажали пассажиров с хвоста самолёта) затылок женщины средних лет и свободное кресло рядом. Я привычно спрашиваю соизволения сесть рядом и пораженно слышу в ответ:
— I’m sorry! I don’t speak Russian, — неужели мне продолжает сниться экзамен по английскому языку?
Нет, не снится. Она иностранка! Из Америки! Зовут Мэрилин. Летит в Тбилиси брать уроки хореографии. У самого Михаила Лавровского! И я начинаю понимать, что понимаю по-английски. Это точно не сон, но все равно мне как-то не по себе. В голове почему-то проносятся всякие мысли о провокации. Может КГБ, тревожно думаю я, проверяет меня, молодого коммуниста, на стойкость? Вряд ли, успокаиваю себя, я же не делаю ничего предосудительного — просто общаюсь со случайной спутницей. К тому же беседа эта ни о чем — так, пересказ экзаменационных тем по английскому языку:
Tbilissi is the capital of Georgian Soviet Socialist Republic и Мy family.
Увлеченный беседой, я не заметил, как пошли на посадку, как приземлились. Прощаясь еще в салоне, не рассчитывая, разумеется, на продолжение знакомства, а скорее из вежливости, я оставил американке домашний телефон:
— Если будет время и желание, позвоните. Я покажу вам Тбилиси!
На следующий день ближе к вечеру, вернувшись от друзей, мама мне говорит:
— Звонила какая-то женщина, ни по-грузински, ни по-русски не понимала, только все время повторяла «Сэмюэль-Сэмюэль»?
Пока я терялся в догадках, мама вновь позвала к телефону:
— Поговори сам! Это снова она.
Я не сразу сообразил, что это вчерашняя американка, что у нее сегодня день рождения и что, если у меня есть время и желание, приглашает погулять по вечернему Тбилиси. В 18.00 будет ждать меня в холле гостиницы «Иверия».
Спеша на встречу, я страшно нервничал, все время оглядывался, нет ли за мной слежки, в метро пересаживался из вагона в вагон. Успокоился, когда уже прогуливались по многолюдному Руставели. Из ее речи я обрывочно понимал, что город ей очень нравится и люди такие приветливые, понимал также отдельные слова: Ballet, Mike Lavrovsky, Modern dance.
А еще я понял, что ей нравятся закаты и она хочет отметить день рождения на во-о-от той вершине горы, потому что на горе закат длится дольше. На фуникулере мы поднялись на Мтацминду. По пути в ближайшем кафе я купил бутылку хванчкары, стащив по ходу со стола два граненых стакана.
Пили вино, рассевшись на траве под кипарисом и любуясь закатом. Нечаянно стал накрапывать ленивый дождь. Мэрилин прильнула ко мне и взглядом попросила обнять ее. Запахло мокрой травой, пряным кипарисом, нависшими звездами и сладкими духами. Медленным мгновеньем позже добавился жаркий запах ее губ. Поцелуи мои от вина и волнения были настолько размашистыми, что Мэрилин все время сдерживала меня:
— Gently, Sammy, gently!
Но тщетно. Я неуклюже повалил ее на траву и уже собирался было сдирать платье, как вдруг кто-то похлопал меня по плечу. У меня перехватило дыхание, в висках нервно забили молоточки, а в районе копчика неприятно зачесалось. Так похоже чувствует себя потерпевший фиаско шпион, думал я, с трудом ставая с колен.
Передо мной возвышался милиционер, лейтенант. Взяв за локоть, страж порядка отвел меня в сторону:
— Дзмао, брат, — обратился он ко мне на грузинском, — ты, наверное, не знаешь, вся Мтацминда разделена на участки, ты забрел на мой участок. Чтобы продолжать ебаться, нужно заплатить!
— Сколько? — я еле перевел дух.
— Десять рублей!
У меня был только рубль с мелочью — все, что осталось после вина с пятерки.
— Не знаю, дзмао, это твои проблемы. Попроси у своей русской подружки.
— Она не русская, — почему-то захотелось мне похвастаться.
— Какая разница: русская, нерусская, займи у нее, потом отдашь.
У Мэрилин не оказалось советских денег, она протянула 10 долларов. Лейтенант тупо взглянул на купюру:
— Из Америки, говоришь? Не врешь? Нет, дзмао, ты что! Копейки не возьму. Такой важный гость. Ебитесь на здоровье! И не беспокойся, никто вас здесь не тронет. Я прослежу.
Я не стал Мэрилин объяснять, почему страж порядка просил денег, почему не задержал, почему, прощаясь, пожал мне руку и обнялся с ней.
От пережитого я как подкошенный упал на траву, поманив ее за собой. Взлохмаченные мысли мешали сосредоточиться. Скорее усилием воли, чем влекомый страстью, возбудил себя и по-быстрому кончил. Мэрилин грустно взглянула на меня:
— Why did you stop?
— I finished…