«Может быть, всё-таки устроим пьяный дебош?..»
11 марта, 2019 4:32 пп
Лена Пчёлкина
Начнем с того, что его невозможно не заметить. Он высок и велик — Mikhail Dovzhenko.
Любое общение он начинает с предложения устроить пьяный дебош.
Как-то раз, мы с Мишей крепко выпили, а на следующий день, жадно глотая пиво по разные стороны телефонных трубок, обсуждали вчерашнее. Гордиться, прямо скажем, было нечем. Но и это нечем мы не очень помнили. И в момент сумеречных воспоминаний и очень неясных принадлежностей вчера, раздался звонок по второй линии. Звонила моя мама. Она человек немолодой, и я сразу прерываю разговор, и ей отвечаю. Так было и в этот раз.
— Твой приятель , — в голосе мамы звучали нотки торжественности, — сейчас ведет передачу по культуре о Шехтеле. Я засмотрелась. Наконец у тебя появились приличные знакомые.
Я подавилась пивом и стала перезванивать Мише и передавать мамину комплиментарность. Старалась близко к тексту. П@здела о модерне. Миша меня прервал:
— Может быть, все-таки устроим пьяный дебош? Я уже с пива перешел на виски.
Собственно, Миша в этом весь — блестящие передачи, очень талантливый фильм, премьера которого нас всех сегодня соберет, энциклопедические знания, научная деятельность и научная же степень в анамнезе…. И пьяный дебош, в котором он тоже, поверьте, знает толк.
Кроме того, он так и остался единственным приличным из моих знакомых, по версии моей мамы. То есть, можно сказать, она нас благословила. И теперь, отправляясь на какую-то очередную адовую пьянку, я маме всегда говорю, что иду с Мишей беседовать о модерне.
Я помогала Мишке переезжать, то есть, можно сказать, познала изнанку Мишиной жизни и была совершенно изумлена несколькими обстоятельствами. Во-первых количеством носильных вещей, во-вторых количеством лекарств. Этими препаратами можно было бы спасти небольшой городок от всего и подарить его жителям бессмертие. Я поинтересовалась, зачем они здесь.
— Пусть будут, -сказал Миша. Более того, я никогда не видела, чтобы он что-то принимал, или упоминал о визите к врачу. Вероятно он на них просто смотрит. Возможно их созерцание помогает ему творить. Такая извращенная визуализация momento mori.
Во всяком случае, за долгие годы знакомства из потребленных снадобий я видела только виски. И еще колу, которую он никому не дает, прижимает к груди и бережет пуще тех самых лекарств, которые занимают 4 ящика в его доме.
Этих лекарств я, все-таки, побаиваюсь. Если Миша снимает кино — то там играют его друзья, если он издает журнал — туда пишут его друзья, если он ведет передачу, то он туда приглашает своих друзей, если он едет на фестиваль, они его сопровождают, то есть, я очень боюсь момента, когда он начнет лечиться.
Кстати, Миша вот реально настоящий мужчина, так сказать мужчина-вульгарис — он окружен красивыми женщинами, совершенно беспомощен и бесполезен в домашнем хозяйстве, он создает бардак в любом пространстве, из «где что лежит» он знает точно про виски и колу, и когда он с кем-то ругается, то начинает так орать, что оппонент сдается без боя и автоматически тянется к ящику с лекарствами. Более того, пока он приходит в себя, Миша уже забывает о предмете спора.
Его фильмы — это тоже типичный Миша — все очень красиво, истории абсурдны. И Федя и Кузя всегда в роли трупов. И, зная режиссера, ты ни на минуту не сомневаешься, что весь этот абсурд мог произойти именно с ним, а поскольку ты его друг, то и с тобой. Словом, я очень рада быть частью Мишиной жизни, обстоятельствами его мест, времени и действий.
Из интересных фактов: сочинение этого эссе было прервано звонком Ношревана Альбертовича Nash Tavkhelidze. Я стала с ним советоваться, что написать- и все, что мы вспоминали было прямо скажем не для паблика. И тут Нэш говорит:
— Мать, нужна какая-то преамбула.
Рука сама потянулась к виски….
Лена Пчёлкина
Начнем с того, что его невозможно не заметить. Он высок и велик — Mikhail Dovzhenko.
Любое общение он начинает с предложения устроить пьяный дебош.
Как-то раз, мы с Мишей крепко выпили, а на следующий день, жадно глотая пиво по разные стороны телефонных трубок, обсуждали вчерашнее. Гордиться, прямо скажем, было нечем. Но и это нечем мы не очень помнили. И в момент сумеречных воспоминаний и очень неясных принадлежностей вчера, раздался звонок по второй линии. Звонила моя мама. Она человек немолодой, и я сразу прерываю разговор, и ей отвечаю. Так было и в этот раз.
— Твой приятель , — в голосе мамы звучали нотки торжественности, — сейчас ведет передачу по культуре о Шехтеле. Я засмотрелась. Наконец у тебя появились приличные знакомые.
Я подавилась пивом и стала перезванивать Мише и передавать мамину комплиментарность. Старалась близко к тексту. П@здела о модерне. Миша меня прервал:
— Может быть, все-таки устроим пьяный дебош? Я уже с пива перешел на виски.
Собственно, Миша в этом весь — блестящие передачи, очень талантливый фильм, премьера которого нас всех сегодня соберет, энциклопедические знания, научная деятельность и научная же степень в анамнезе…. И пьяный дебош, в котором он тоже, поверьте, знает толк.
Кроме того, он так и остался единственным приличным из моих знакомых, по версии моей мамы. То есть, можно сказать, она нас благословила. И теперь, отправляясь на какую-то очередную адовую пьянку, я маме всегда говорю, что иду с Мишей беседовать о модерне.
Я помогала Мишке переезжать, то есть, можно сказать, познала изнанку Мишиной жизни и была совершенно изумлена несколькими обстоятельствами. Во-первых количеством носильных вещей, во-вторых количеством лекарств. Этими препаратами можно было бы спасти небольшой городок от всего и подарить его жителям бессмертие. Я поинтересовалась, зачем они здесь.
— Пусть будут, -сказал Миша. Более того, я никогда не видела, чтобы он что-то принимал, или упоминал о визите к врачу. Вероятно он на них просто смотрит. Возможно их созерцание помогает ему творить. Такая извращенная визуализация momento mori.
Во всяком случае, за долгие годы знакомства из потребленных снадобий я видела только виски. И еще колу, которую он никому не дает, прижимает к груди и бережет пуще тех самых лекарств, которые занимают 4 ящика в его доме.
Этих лекарств я, все-таки, побаиваюсь. Если Миша снимает кино — то там играют его друзья, если он издает журнал — туда пишут его друзья, если он ведет передачу, то он туда приглашает своих друзей, если он едет на фестиваль, они его сопровождают, то есть, я очень боюсь момента, когда он начнет лечиться.
Кстати, Миша вот реально настоящий мужчина, так сказать мужчина-вульгарис — он окружен красивыми женщинами, совершенно беспомощен и бесполезен в домашнем хозяйстве, он создает бардак в любом пространстве, из «где что лежит» он знает точно про виски и колу, и когда он с кем-то ругается, то начинает так орать, что оппонент сдается без боя и автоматически тянется к ящику с лекарствами. Более того, пока он приходит в себя, Миша уже забывает о предмете спора.
Его фильмы — это тоже типичный Миша — все очень красиво, истории абсурдны. И Федя и Кузя всегда в роли трупов. И, зная режиссера, ты ни на минуту не сомневаешься, что весь этот абсурд мог произойти именно с ним, а поскольку ты его друг, то и с тобой. Словом, я очень рада быть частью Мишиной жизни, обстоятельствами его мест, времени и действий.
Из интересных фактов: сочинение этого эссе было прервано звонком Ношревана Альбертовича Nash Tavkhelidze. Я стала с ним советоваться, что написать- и все, что мы вспоминали было прямо скажем не для паблика. И тут Нэш говорит:
— Мать, нужна какая-то преамбула.
Рука сама потянулась к виски….