«Моя личная олимпиада облокотилась на анализы!»
19 июля, 2024 10:16 дп
Мэйдэй
Татьяна Хохрина:
ПОВТОР В ЧЕСТЬ ОЧЕРЕДНОЙ ГОДОВЩИНЫ НАЧАЛА МОСКОВСКИХ ОЛИМПИЙСКИХ ИГР
МЫ ВЕРИМ ТВЕРДО В ГЕРОЕВ СПОРТА
Наконец-то мы сравнялись: я и все ведущие спортсмены страны. Олимпиада и мировые рекорды для нас одинаково проблематичны. И от сердца моего отлегло! Какой чудесный подарок к надвигающемуся шестидесятилетию! Всю свою уже, увы, долгую жизнь я разрывалась между любовью к красоте и ненавистью к спорту. И неудивительно! Первые три месяца жизни я подыхала от голода, потому что у мамы была только иллюзия молока, у нее раздувало грудь, я сосала полчаса, потом дико орала от того, что там было всего грамм тридцать, а есть хотелось, но все думали, что все наоборот, что я ору от переедания и ставили мне клизму. Я худела и все больше напоминала жертву Голодомора.
Наконец, из малаховских диких мест меня привезли в цивилизованную поликлинику, сделали контрольное кормление и выяснили, что моя пайка в пределах детской нормы Дахау. И выжившая в Шоа бабушка Циля взяла дело в свои руки! Работая с производительностью молокозавода регионального значения, она компенсировала предыдущие недовложения домашним творогом, кефиром, запеканками, сырниками и варениками с последующим доведением многообразия меню до конкурентоспособности со старухой Молоховец.
В результате этого к первому году жизни я сама стала похожа на спортивный снаряд, плотный, туго набитый и упругий. Перевязочками и цветом лица я напоминала докторскую колбасу спеццеха кремлевской столовой лечебного питания, а весом превосходила ровесников минимум вдвое. Эти высокие показатели я с небольшими перерывами сохраняю по сегодняшний день.
Утоленный навсегда голод придал мне веселый нрав, жизнерадостную улыбку и отсутствие зависти и жадности в принципе. Если что-то меня и смущало, то только одно: не все увиденные в телевизоре и на картинках спортивные позы и упражнения были мне доступны. До похода в школу эти смутные сомнения были еще туда-сюда, а вот с момента слияния после безмятежной, сказочной малаховской жизни с живым и недобрым детским коллективом проблема обозначилась намного ощутимее.
Для начала ее сразу озвучила косая учительница по физре Римма Николавна, велевшая прийти в надлежащей форме, если, конечно, мама найдет и натянет ее на мою такую толстую задницу. Выросшая в любви и ласке, я по-настоящему прониклась сказанным, только когда оно получило продолжение непосредственно на уроках. Я не могла ни-че-го.
Пока я пробегала кружок с расплетающейся косой и красной мордой, одноклассники успевали сбегать к метро за мороженым, прыгая в высоту (если так можно было назвать это телодвижение) я сбивала установленную на минимуме планку, прыжок в длину завершался в зоне толчка, конь и козел валились на бок от моего натиска., брусья трещали, а канат болтался, как петля на пиратской рее, но, чтоб повеситься, у меня не хватало силы в руках для подтягивания.
Неизвестно, чем бы кончилось мое среднее физкультурное образование, но спасли меня три вектора, сошедшиеся в одной точке. Осатаневшая училка по физре, пытаясь помочь мне сделать кувырок вперед, нажала мне на шею и раздался довольно громкий хруст. Пожилая спортсменка от страха, что сломала мне шею, чуть сама не врезала дуба, и отстала от меня навсегда. Через год ей на смену пришел вечно пьяный дядька и вопросы отпали вообще ко всем ученикам.
Когда же надо было получать оценку в аттестат и физкультура могла бы мне его изгадить, у вернувшейся назад в десятом классе той первой моей спортивной наставницы на повестке дня стояли острые юридические вопросы, более важные для нее, чем моя способность сдать нормы ГТО. На правовые темы она имела без ограничения мою маму, но, как человек порядочный, за каждый совет повышала мои спортивные показатели. Мама моя была очень хорошим юристом, поэтому пятерку по физкультуре мне помешала иметь только природная скромность и чувство самоиронии.
На фоне сменившего школу Бауманского института школьные проблемы показались детским лепетом. Бауманский институт многие называли Высшее физкультурное училище с техническим уклоном. И почувствовала я это на своей жирной шкурке с первых же дней. Даже полное отсутствие женского контингента среди учащихся совершенно не меняло положения.
Жизнерадостные, половозрелые и очень этим озабоченные юноши готовы были носить меня на руках, но это не спасало — рекорды должна была устанавливать я сама. Поскольку же, как водится, я была обласкана вниманием, несмотря на перевес, любима, причем многими, юна, хороша собой и бестолкова, я нашла самый простой выход — перестала ходить на физкультуру вообще. Как вы помните, в школе это практически проканало все десять лет. В институте — до первой сессии.
Обнаружив, что из-за такой фигни меня не допускают до сессии и, обойдя однокурсников-парней в математике, физике и химии, не говоря уж об истории и английском, я имею явную перспективу вылететь из МВТУ из-за слабых спортивных успехов, я погоревала три дня. а потом вспомнила, что способность человека формулировать и обсуждать проблемы, а также договариваться, дает ему всегда дополнительный шанс. И с этим я отправилась прямиком к заведующему кафедрой физкультуры МВТУ им.Баумана, великому боксеру и доктору технических наук Попенченко.
И тут я вторично выиграла по трамвайному билету. Несмотря на то, что полжизни Попенченко лупили по голове, он оставался умным, а, главное, очень остроумным дядькой. Примерно через 15 минут разговора мы с ним пошли вместе перекурить, ржали, как полковые кони, а зачет по физкультуре и допуск к экзаменам лежали у меня в кармане. Но мудрый педагог, как и я сама, не догадывался, что я сбегу через два года из этого храма науки, и предполагал, что каким-то образом проблему физкультуры мне решать все же надо.
К этому моменту я на самом деле была уже почти стройная барышня, а не крепкий бутуз, и о неладах со спортом мог догадаться только посвященный, каким, собственно, и был заведующий кафедрой. Исключительно из личной симпатии и моего честного признания, что я и спорт несовместимы, он написал записку главврачу институтской поликлиники и меня определили в спецгруппу для студентов с проблемами в области здоровья, что хотя бы отменяло требования определенных спортивных результатов, а подразумевало только регулярную явку на занятия. После того, как я пришла на эти занятия первый раз, я поняла, как много теряет клоунада и сатира, не имея возможности продавать зрителям билеты на эти тренировки.
По блату там была я одна, поэтому если я и имела изъяны, то неявные. С остальными было сложнее. В этом особом батальоне смерти было человек восемь со зрением минус двадцать и сходящимся косоглазием, трое страдавших слоновой болезнью (на фоне которых я была былинка на ветру), человек двадцать глухонемых (у нас был их спецкурс), пара-тройка хромых и столько же горбунов. Всей этой кунсткамерой заведовала отставная мужеподобная метательница дисков, ненавидевшая нас, как личных врагов.
Каждый раз я приводила на занятия пяток своих приятелей, и те, кто выжил, до сих пор говорят мне, что ничего смешнее в своей жизни они не видели. Бабка-дискобол орала, требуя выполнения упражнений, глухонемые жестами это объясняли друг другу, инвалиды по зрению притискивались к училке, чтоб разглядеть, какие движения надо делать, калеки и слоны бессильно пылили, а я хохотала, как сумасшедшая! Мне иногда кажется, что я проучилась в Бауманке целых пять сессий только потому, что мне жаль было покидать эту цирковую труппу…
Оставив МВТУ, я больше не была обязана ходить на регулярную физкультуру, т.к.юридический я оканчивала в вечернем режиме, так что со спортом простилась навсегда. Долгую последующую жизнь я курила и бросала курить, худела, поправлялась, снова худела и снова поправлялась. Я обожаю море и могу плавать часами, когда-то я гоняла на велике, прилично играла в бадминтон, волейбол и пинг-понг, вообще, если не вглядываться, была вполне достойным человеком, но перед большим спортом сохранила вину навеки.
Я часто умиленно смотрела по ящику разные соревнования, как многие, восторгалась фигуристами, гимнастами и прочими мастерами, но с позиции негра, которому, хоть в трех водах сварись, никогда не стать белым человеком. Я даже свою совершенно стройную и абсолютно способную к спорту дочь подорвала, видно, изнутри своей порочной генетикой, так и не приобщив ее к высоким достижениям!
Чему я ее только не учила: и живописи, и музыке, и языкам…Спорту не учила никогда. Ее спасли папины данные и собственные способности, но мастеров спорта среди нашей семьи не найти. А сегодня нас уравняла банка с анализами! Более того, скажу со всей прямотой — я-то как раз принимала мельдоний! Правда недолго, ровно до того момента, когда убедилась в его полной бесполезности. Но какой козырь это дало мне!!! Прожив всю жизнь в борьбе против спорта и глубоко внутри имея это комплексом неполноценности, я гордо говорю теперь:»Моя личная олимпиада облокотилась на анализы!» А ведь я могла бы прославить Малаховку!
Мэйдэй
Татьяна Хохрина:
ПОВТОР В ЧЕСТЬ ОЧЕРЕДНОЙ ГОДОВЩИНЫ НАЧАЛА МОСКОВСКИХ ОЛИМПИЙСКИХ ИГР
МЫ ВЕРИМ ТВЕРДО В ГЕРОЕВ СПОРТА
Наконец-то мы сравнялись: я и все ведущие спортсмены страны. Олимпиада и мировые рекорды для нас одинаково проблематичны. И от сердца моего отлегло! Какой чудесный подарок к надвигающемуся шестидесятилетию! Всю свою уже, увы, долгую жизнь я разрывалась между любовью к красоте и ненавистью к спорту. И неудивительно! Первые три месяца жизни я подыхала от голода, потому что у мамы была только иллюзия молока, у нее раздувало грудь, я сосала полчаса, потом дико орала от того, что там было всего грамм тридцать, а есть хотелось, но все думали, что все наоборот, что я ору от переедания и ставили мне клизму. Я худела и все больше напоминала жертву Голодомора.
Наконец, из малаховских диких мест меня привезли в цивилизованную поликлинику, сделали контрольное кормление и выяснили, что моя пайка в пределах детской нормы Дахау. И выжившая в Шоа бабушка Циля взяла дело в свои руки! Работая с производительностью молокозавода регионального значения, она компенсировала предыдущие недовложения домашним творогом, кефиром, запеканками, сырниками и варениками с последующим доведением многообразия меню до конкурентоспособности со старухой Молоховец.
В результате этого к первому году жизни я сама стала похожа на спортивный снаряд, плотный, туго набитый и упругий. Перевязочками и цветом лица я напоминала докторскую колбасу спеццеха кремлевской столовой лечебного питания, а весом превосходила ровесников минимум вдвое. Эти высокие показатели я с небольшими перерывами сохраняю по сегодняшний день.
Утоленный навсегда голод придал мне веселый нрав, жизнерадостную улыбку и отсутствие зависти и жадности в принципе. Если что-то меня и смущало, то только одно: не все увиденные в телевизоре и на картинках спортивные позы и упражнения были мне доступны. До похода в школу эти смутные сомнения были еще туда-сюда, а вот с момента слияния после безмятежной, сказочной малаховской жизни с живым и недобрым детским коллективом проблема обозначилась намного ощутимее.
Для начала ее сразу озвучила косая учительница по физре Римма Николавна, велевшая прийти в надлежащей форме, если, конечно, мама найдет и натянет ее на мою такую толстую задницу. Выросшая в любви и ласке, я по-настоящему прониклась сказанным, только когда оно получило продолжение непосредственно на уроках. Я не могла ни-че-го.
Пока я пробегала кружок с расплетающейся косой и красной мордой, одноклассники успевали сбегать к метро за мороженым, прыгая в высоту (если так можно было назвать это телодвижение) я сбивала установленную на минимуме планку, прыжок в длину завершался в зоне толчка, конь и козел валились на бок от моего натиска., брусья трещали, а канат болтался, как петля на пиратской рее, но, чтоб повеситься, у меня не хватало силы в руках для подтягивания.
Неизвестно, чем бы кончилось мое среднее физкультурное образование, но спасли меня три вектора, сошедшиеся в одной точке. Осатаневшая училка по физре, пытаясь помочь мне сделать кувырок вперед, нажала мне на шею и раздался довольно громкий хруст. Пожилая спортсменка от страха, что сломала мне шею, чуть сама не врезала дуба, и отстала от меня навсегда. Через год ей на смену пришел вечно пьяный дядька и вопросы отпали вообще ко всем ученикам.
Когда же надо было получать оценку в аттестат и физкультура могла бы мне его изгадить, у вернувшейся назад в десятом классе той первой моей спортивной наставницы на повестке дня стояли острые юридические вопросы, более важные для нее, чем моя способность сдать нормы ГТО. На правовые темы она имела без ограничения мою маму, но, как человек порядочный, за каждый совет повышала мои спортивные показатели. Мама моя была очень хорошим юристом, поэтому пятерку по физкультуре мне помешала иметь только природная скромность и чувство самоиронии.
На фоне сменившего школу Бауманского института школьные проблемы показались детским лепетом. Бауманский институт многие называли Высшее физкультурное училище с техническим уклоном. И почувствовала я это на своей жирной шкурке с первых же дней. Даже полное отсутствие женского контингента среди учащихся совершенно не меняло положения.
Жизнерадостные, половозрелые и очень этим озабоченные юноши готовы были носить меня на руках, но это не спасало — рекорды должна была устанавливать я сама. Поскольку же, как водится, я была обласкана вниманием, несмотря на перевес, любима, причем многими, юна, хороша собой и бестолкова, я нашла самый простой выход — перестала ходить на физкультуру вообще. Как вы помните, в школе это практически проканало все десять лет. В институте — до первой сессии.
Обнаружив, что из-за такой фигни меня не допускают до сессии и, обойдя однокурсников-парней в математике, физике и химии, не говоря уж об истории и английском, я имею явную перспективу вылететь из МВТУ из-за слабых спортивных успехов, я погоревала три дня. а потом вспомнила, что способность человека формулировать и обсуждать проблемы, а также договариваться, дает ему всегда дополнительный шанс. И с этим я отправилась прямиком к заведующему кафедрой физкультуры МВТУ им.Баумана, великому боксеру и доктору технических наук Попенченко.
И тут я вторично выиграла по трамвайному билету. Несмотря на то, что полжизни Попенченко лупили по голове, он оставался умным, а, главное, очень остроумным дядькой. Примерно через 15 минут разговора мы с ним пошли вместе перекурить, ржали, как полковые кони, а зачет по физкультуре и допуск к экзаменам лежали у меня в кармане. Но мудрый педагог, как и я сама, не догадывался, что я сбегу через два года из этого храма науки, и предполагал, что каким-то образом проблему физкультуры мне решать все же надо.
К этому моменту я на самом деле была уже почти стройная барышня, а не крепкий бутуз, и о неладах со спортом мог догадаться только посвященный, каким, собственно, и был заведующий кафедрой. Исключительно из личной симпатии и моего честного признания, что я и спорт несовместимы, он написал записку главврачу институтской поликлиники и меня определили в спецгруппу для студентов с проблемами в области здоровья, что хотя бы отменяло требования определенных спортивных результатов, а подразумевало только регулярную явку на занятия. После того, как я пришла на эти занятия первый раз, я поняла, как много теряет клоунада и сатира, не имея возможности продавать зрителям билеты на эти тренировки.
По блату там была я одна, поэтому если я и имела изъяны, то неявные. С остальными было сложнее. В этом особом батальоне смерти было человек восемь со зрением минус двадцать и сходящимся косоглазием, трое страдавших слоновой болезнью (на фоне которых я была былинка на ветру), человек двадцать глухонемых (у нас был их спецкурс), пара-тройка хромых и столько же горбунов. Всей этой кунсткамерой заведовала отставная мужеподобная метательница дисков, ненавидевшая нас, как личных врагов.
Каждый раз я приводила на занятия пяток своих приятелей, и те, кто выжил, до сих пор говорят мне, что ничего смешнее в своей жизни они не видели. Бабка-дискобол орала, требуя выполнения упражнений, глухонемые жестами это объясняли друг другу, инвалиды по зрению притискивались к училке, чтоб разглядеть, какие движения надо делать, калеки и слоны бессильно пылили, а я хохотала, как сумасшедшая! Мне иногда кажется, что я проучилась в Бауманке целых пять сессий только потому, что мне жаль было покидать эту цирковую труппу…
Оставив МВТУ, я больше не была обязана ходить на регулярную физкультуру, т.к.юридический я оканчивала в вечернем режиме, так что со спортом простилась навсегда. Долгую последующую жизнь я курила и бросала курить, худела, поправлялась, снова худела и снова поправлялась. Я обожаю море и могу плавать часами, когда-то я гоняла на велике, прилично играла в бадминтон, волейбол и пинг-понг, вообще, если не вглядываться, была вполне достойным человеком, но перед большим спортом сохранила вину навеки.
Я часто умиленно смотрела по ящику разные соревнования, как многие, восторгалась фигуристами, гимнастами и прочими мастерами, но с позиции негра, которому, хоть в трех водах сварись, никогда не стать белым человеком. Я даже свою совершенно стройную и абсолютно способную к спорту дочь подорвала, видно, изнутри своей порочной генетикой, так и не приобщив ее к высоким достижениям!
Чему я ее только не учила: и живописи, и музыке, и языкам…Спорту не учила никогда. Ее спасли папины данные и собственные способности, но мастеров спорта среди нашей семьи не найти. А сегодня нас уравняла банка с анализами! Более того, скажу со всей прямотой — я-то как раз принимала мельдоний! Правда недолго, ровно до того момента, когда убедилась в его полной бесполезности. Но какой козырь это дало мне!!! Прожив всю жизнь в борьбе против спорта и глубоко внутри имея это комплексом неполноценности, я гордо говорю теперь:»Моя личная олимпиада облокотилась на анализы!» А ведь я могла бы прославить Малаховку!